«Подкинем, посадим, объявим экстремистом»: как выходцы из Центральной Азии попадают на войну и с чем сталкиваются на фронте
Мигранты, заключившие контракт, подвергаются дискриминации, а на Родине считаются преступниками
На стороне России воюют десятки тысяч выходцев из Центральной Азии. Это и лица с российским гражданством, и те, кто только рассчитывает его получить. На фронт в Украине они попадают разными путями: кого-то заставляют силой, угрозами депортации и лишением паспорта, другие сами хотели заработать, а потом не смогли защитить свои права. «Вёрстка» поговорила с родственниками военных и с правозащитниками и выяснила: мигрантов на фронте даже больше, чем кажется.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
44-летний Рахимжон Кодиров родом из Таджикистана, но последние семь лет с семьёй жил в Новосибирске. Работал таксистом, но денег на жизнь не хватало. Постепенно набрал кредитов и не смог по ним рассчитаться. А 4 мая 2025 года подписал контракт с Минобороны — хотел таким образом закрыть все долги, рассказала «Вёрстке» его дочь Зарифа Кодирова.
По словам Зарифы, накануне родители поссорились — вероятно, снова из-за долгов. Точной суммы она не знает, но предполагает, что кредитов и займов накопилось на сумму точно больше двух миллионов рублей.
«Неделю он никому ничего не говорил. А потом сказал, что нашёл новую работу в Бердске, недалеко от Новосибирска — будет там работать и неделями там жить. Собрал вещи и уехал, [не уточнив], куда именно — рассказывает „Вёрстке“ Кодирова. — Мама заподозрила что-то, позвонила ему и спросила, не подписал ли он контракт. И он в итоге просто ответил „да“. Мы все были в шоке».
У Рахимжона два гражданства — России и Таджикистана. По словам дочери, раньше в армии отец не служил; он — единственный сын и по законам Таджикистана был освобождён от призыва. Оружие в руках он никогда не держал.
После отъезда отца семья звонила ему целый день, отговаривала от подписания контракта. И поздно вечером он вернулся домой. Где именно он был, так и не объяснил, но скорее всего — в какой-то из воинских частей, говорит его дочь.
Пытаясь понять, что делать дальше, семья обратилась к юристам. По их совету Рахимжон прошёл обследование, и обнаружилось, что у него не меньше восьми межпозвоночных грыж. Мужчина и раньше нередко чувствовал себя плохо из-за постоянных болей в спине.
«Врачи сказали, с таким телом он вообще не может служить, нельзя поднимать более трёх килограммов, — вспоминает Зарифа. — В итоге мы дважды писали на почту (в пункт, где он подписал контракт), чтобы его направили на военно-врачебную комиссию. В первый раз нам отказали, во второй вообще ничего не ответили».
Рахимжон стал лечить спину в местной поликлинике, практически ежедневно ходил на процедуры. За это время домой к Кодировым дважды приходили полицейские и не заставали его дома. Наконец, 30 июня они пришли прямо в поликлинику, отобрали у мужчины телефон и увезли его в неизвестном направлении.
По словам дочери, через день после похищения Рахимжона семья нашла его в воинской части № 57849 в посёлке Коченево, в часе от Новосибирска. Семью к нему так и не пустили. Здесь Рахимжон продолжал просить направление на военно-врачебную комиссию. Ему пообещали, что проведут её в Ростове-на-Дону. После этого связь с отцом опять пропала, вспоминает Зарифа. Только через пять дней Рахимжон позвонил семье с телефона командира и сообщил, что он уже на Донбассе, в составе воинской части № 29656, где его готовят к передовой. Никакой медкомиссии так и не было.
«На днях мы до него дозвонились. Мама с ним разговаривала, сказала, что он был в очень плохом состоянии, даже плакал. Он уже пожалел много раз, что подписал контракт. Мы его спрашиваем, не давят ли на него, может, есть угрозы, насилие. А он просто молчит. Мне кажется, он всё-таки скрывает это», — отмечает Кодирова.
Во время боевой подготовки её отец несколько раз терял сознание из-за проблем со спиной, ему делали обезболивающие уколы. Лишний раз требовать врачебной помощи и проведения медкомиссии Рахимжон боится. Но недавно всё равно попал в военной госпиталь, из-за несчастного случая во время учёбы.
«Их учили, как правильно использовать гранату, папа испугался и бросил её недалеко от себя. Из-за взрыва осколок попал в ногу. Сейчас он говорит, что впереди большая очередь на операцию. Осколок ещё в ноге и мешает при ходьбе. Пока неизвестно, они собираются убирать этот осколок или нет», — рассказывает Зарифа.
«Патриоты, которых и в России не встретила бы»
Россия вербует граждан центральноазиатских стран с самого начала войны. Сначала этим занимались вербовщики ЧВК «Вагнер», теперь же — напрямую Минобороны.
«Выходцев и граждан стран Центральной Азии в российской армии очень много, — говорит спикер украинского проекта „Хочу жить“ Виталий Матвиенко. — Если говорить об этнических казахах, кыргызах, узбеках, таджиках и туркменах, речь идёт о десятках тысяч. Многие из них погибли. Те, о ком у нас есть информация, в среднем погибали через четыре месяца после подписания контракта».
По данным проекта «Хочу жить», в Украине воюет минимум 2439 граждан Узбекистана, 1926 граждан Таджикистана, 1432 — Казахстана, 843 — Кыргызстана и 360 — Туркменистана. В организации утверждают, что получают эти данные от российских военнослужащих, не поддерживающих путинский режим. В любом случае, выходцев из Центральной Азии с российским гражданством на фронте значительно больше. В мае 2025 года таких людей было не менее 20 тысяч, сообщал глава Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин. Он подчёркивал, что ведомство проводит регулярные рейды по выявлению мигрантов, получивших гражданство, но не вставших на воинский учёт.
Ещё в октябре 2023 года Бастрыкин предложил лишать гражданства РФ бывших мигрантов за отказ участвовать в военных действиях. В июле 2024 года Госдума РФ приняла закон, обязывающий иностранцев, получивших российский паспорт, сразу вставать на воинский учёт. Впрочем, такое требование было и раньше. Но теперь тех, кто не явился за военным билетом, по закону могут лишить гражданства РФ.
В организацию «Призыв к совести», которая помогает избежать военной службы, поступают обращения от выходцев из Центральной Азии с российским гражданством. Как правило, это несколько обращений в месяц: в июле было 3, в июне — 8, в мае — 4, в апреле — 11. Чаще всего эти люди боятся лишения гражданства в связи с непостановкой на воинский учёт, говорит консультант Аннаi.
«Вставать на учёт иногда не хотят по ценностным соображениям, так и говорят: «Не поддерживаю аннексию соседних государств. В случае мобилизации не буду готов воевать против страны, которая не нападала», — отмечает Анна. — Сегодня мы знаем об огромном количестве людей с приобретённым гражданством, которые попали под рейды, и их поставили перед выбором: либо лишаем гражданства, либо подписывай контракт. В таком случае нужно отказываться от контракта, а лишение гражданства, если оно будет, обжаловать в суде».
Рейды по выявлению мигрантов, не вставших на учёт в военкомате, проходят в самых разных регионах — например, Краснодарском крае, Московской и Саратовской областях. Тем, кто воевать отказывается, угрожают, рассказывает правозащитник международной организации Tong Jahoni, защищающей права мигрантов, Константин (имя изменено по просьбе героя). Организация предоставляет мигрантам бесплатную правовую помощь.
«Грозят аннулировать гражданство. Обещают пожизненную депортацию для всей семьи, говорят, что-то подкинем, посадим, объявим экстремистом, конфискуем имущество. У кого много денег, те откупаются. Но если человек только на ноги встал, у него маленький бизнес — всё отнимут. А в Таджикистане у него ничего нет. В России получил гражданство, через семь кругов ада прошёл, а теперь ему говорят — или так или так», — рассказывает правозащитник.
Впрочем, есть и те, кто идёт на войну добровольно, без угроз, говорит правозащитник. «Есть такие, для кого Путин — чуть ли самый близкий человек и что они, воюя, якобы спасают Россию. Их меньшинство. Обычно это люди из простых семей, которым голову морочат. А вот которые образованные… которые таджики, узбеки, киргизы, но считают себя русскими больше, чем сами русские, такие на войну не пойдут! Они умные… Они будут только других толкать: мол, Россия великая, Путин — наш отец».
«Во всех странах Центральной Азии очень распространена российская пропаганда. Работают кабельные операторы, российское телевидение повсюду. Я была в 2022 году в кишлаке узбекском в Ферганской долине. И там, знаете, такие патриоты, которых я в России не встретила бы», — говорит политолог, эксперт по Центральной Азии Галия Ибрагимова.
Оказавшись на фронте и столкнувшись с дискриминацией, военные из Центральной Азии обращаются к правозащитникам, с которыми привыкли решать «мирные» вопросы. Но те не всегда торопятся их защищать.
«Я не собираюсь помогать таким людям. Почему я должен помогать преступнику, который поехал на чужую землю грабить, убивать за деньги? Мне говорят: вот ваши гражданства получают, пособия, материнский капитал, детские пособия, ипотеку, землю — они должны служить России. Я согласен, должны. Но они должны её защищать тогда, когда на неё нападут! А не идти убивать других людей на чужой территории от имени России», — подчёркивает Константин.
По его словам, среди нарушений прав таких военнослужащих может быть, например, аннулирование гражданства после возвращения с фронта или отказ выплачивать деньги за службу.
«Был случай, когда СВОшнику дали гражданство, он сходил на войну, вернулся и ему гражданство аннулировали. За одно какое-то высказывание и какие-то разборки местными. Есть ситуации, когда не выплачивают обещанные деньги, например, при тяжёлом ранении. А когда они начинают права качать, их депортируют».
«Вот человек поехал воевать, — продолжает правозащитник. — Мы ему говорим: не езжай! А он поехал, получил ранение, вернулся в Москву. Оказалось, что он нигде не зарегистрирован, ни в одном списке его нет. И он к нам обращался, чтобы мы ему помогли. Мы отказались».
Ещё один миграционный юрист, отказавшись от комментариев «Вёрстке», подчеркнул, что тоже не будет «помогать наёмникам». «Если они ко мне обращаются, то могу их только проконсультировать, как отказаться от контракта, то есть сесть в тюрьму. Или же, если они уже на войне, советую им сдаваться в плен. По факту они военные преступники, сочувствовать им не нужно».
Правозащитник Александр Ким помогает мигрантам с юридической помощью, а также ведёт телеграм-канал против дискриминации в России. Он не согласен, что обращения людей, подписавших контракт, надо оставлять без ответа.
«Я понимаю, почему правозащитники так говорят, но считаю, что это неверная позиция. Надо всё равно пытаться помогать людям. Но нужно понимать: если человек добровольно подписал контракт, а потом передумал, пользы от помощи юристов гораздо меньше, чем если человека призвали насильственно и он пытается защитить свои права», — говорит юрист.
По словам Анны из организации «Призыв к совести», они в помощи тоже не отказывают. «К нам обращаются в том числе и те, кто уже на фронте понял, что больше не хочет воевать, — рассказывает Анна. — Мы помогаем всем, кто твёрдо решил, что не хочет больше воевать. Но мы лишь можем дать инструкции, объяснить риски, многое предстоит самому человеку. Если человек ещё не был в части, на фронте, контракт можно попытаться расторгнуть. Уволиться с контракта, уже начав службу, очень сложно, но можно попытаться уволиться по здоровью. Или же сев в тюрьму за прямой отказ выполнять приказ или за „самоволку“».
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Он был вежливым и воспитанным»
Ежегодно в Россию на заработки приезжают сотни тысяч мигрантов из стран Азии. О реальном числе мигрантов, живущих в стране, точных данных нет. В 2024 году глава Следственного комитета Александр Бастрыкин заявлял, что речь может идти о 13–14 миллионах. Но, по данным демографов, эта цифра завышена. Сегодня трудовая миграция находится на минимальном уровне. В 2013—2014 годах в России в среднем в течение года находилось около шести-семи миллионов трудовых мигрантов. Сейчас, по данным МВД, их около трёх — трёх с половиной миллионов, что в два раза меньше, отмечала демограф Юлия Флоринская. 85 процентов всей трудовой миграции в России приходится на Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан.
После теракта в «Крокус Сити Холле», в котором обвинили выходцев из Таджикистана, мигранты всё чаще становятся жертвами облав и рейдов. Так, 29 июля ФСБ России сообщила о задержании очередного «гражданина одного из государств Центральной Азии», который готовил теракт против высокопоставленного военного по заданию украинских спецслужб. При обыске у задержанного якобы нашли самодельную бомбу массой 400 граммов в тротиловом эквиваленте.
Во время рейдов полиция задерживает нелегальных мигрантов и лиц с просроченными документами и угрожает тюрьмой или депортацией. Против мигрантов фабрикуются уголовные дела, после которых фактически одна дорога — на фронт. При этом, говорит правозащитник Александр Ким, мигранты крайне редко жалуются на действия полиции.
«Случаев много, [хотя] число обращений к нам снизилось, — рассказывает Ким. — Но я думаю, это связано с тем, что у них при рейдах сразу же изымают телефоны — это препятствует любым возможностям связаться с родными. Так они предотвращают попытки обращения за помощью. Или запугивают так жестоко, что [задержанные] боятся противодействовать».
Каким образом может происходить такое принуждение, рассказывает Виталий Матвиенко. В качестве примера он приводит историю гражданина Кыргызстана Алишера Турсунова. В 2024 году Турсунов приехал в Рязань к сыну. По дороге в магазин его задержали полицейские, избили в участке и заставили подписать контракт с Минобороны. Менее чем через неделю он оказался на фронте в Луганской области.
«Часть прибывших вместе с Алишером отправили в „мясной штурм“ сразу — из 17 человек выжили лишь двое. Ему повезло, его группу сперва заставили копать окопы. После обстрела он смог выйти на украинские позиции и сдался в плен. Турсунова поменяли летом 2024 года, о его дальнейшей судьбе нам неизвестно. Подобные истории рассказывают и другие военнопленные. Разница лишь в деталях задержания и инструментах давления», — рассказывает Матвиенко.
«После принятия антимигрантских законов полиция может делать с мигрантами всё что угодно, — отмечает правозащитник Константин из Tong Jahoni. — Подкинули ему наркотики, привели два свидетеля… Или он что-то натворил, ему и говорят: выбирай. Вот буквально на днях ко мне человек из Москвы обратился, гражданин Таджикистана. Все документы у него вроде были. А ему написали два протокола, что типа был без документов. И заставили подписать контракт. Он не хотел, но его заставили».
Опрошенные «Вёрсткой» правозащитники подчёркивают: большинство мигрантов боятся поднимать шум и стараются уладить вопрос мирно. В первую очередь — деньгами.
«Людей грозят депортировать. Они деньги дают и отмазываются. И если раньше нужно было заплатить 5–10 тысяч рублей и отпускали, то сейчас только официальный штраф минимум 40 тысяч рублей. То есть 50–100 тысяч минимум надо дать, чтобы отмазаться. А если ты контракт уже подписал, то все 150–200, наверное», — говорит Константин.
За взятки с мигрантов полицейских регулярно задерживают. Так, в Нижневартовске сотрудники полиции обещали помочь мигранту избежать депортации за 60 тысяч рублей.
«Суммы взяток выросли. Раньше, чтобы выпустить человека из отдела полиции, взятка была порядка пяти тысяч рублей, а сейчас 7–9 тысяч. А эвакуация человека, подписавшего контракт, из России или на другой участок фронта, более спокойный, может стоить до трёх миллионов. Вымогают деньги обычно командующие частей или воинских подразделений», — говорит Ким.
Фактически принудительно отправили на войну 25-летнего уроженца Самаркандской области Узбекистана Мухаммада (имя изменено по просьбе матери). В 2020 году он уехал в Самару на заработки. Работал на стройке разнорабочим, а позже устроился курьером.
«В марте 2022 года его задержали, в одной из посылок оказались наркотики, 21 грамм. Он никогда в жизни не видел и не слышал о таком! — рассказывает его мать Муслима. — Мы сами были в шоке, когда узнали. Он никогда никому не причинял вреда, не перечил родителям, был вежливым и воспитанным. Здесь его все уважают. Суд дал ему семь лет. Он отбыл три года в ИК-26 в Самарской области. А в декабре 2024 года позвонил и сказал, что подписал контракт, потому что его заставили».
Муслима уверена, что сын подписал контракт под давлением.
«Когда он был в тюрьме, мы отправляли ему деньги, но в последнее время у нас не было средств, — объясняет мать Мухаммада. — Он говорил, деньги нужны к указанному сроку, иначе нельзя. Возможно, поэтому и подписал что-то. Мы же не знаем, что пережил мой сын…. В первую очередь он просто хотел выйти на свободу и вернуться на родину в Узбекистан, ко всей своей семье».
Муслима не видела сына уже три года — и ищет его все последние месяцы. Написала в проект «Хочу найти», предоставляющий информацию о военнопленных, там ей сообщили, что тело сына было найдено, но подробностей не сообщили. Но в марте с ней связался незнакомец, написал, что её сын жив.
«Я стала искать информацию и узнала, что его увезли в госпиталь в Москву, сказали: „Ждите, сам выйдет на связь“. С тех пор я ищу его. Я обращалась в органы Узбекистана, в МИД, но, к сожалению, мне не помогли. Знакомые в России тоже ищут его, но никто ничего не знает. Мы не знаем, жив он или мёртв».
Муслима считает, что потеря близких на войне в Украине стала для жителей Узбекистана «обычным делом». «Многие умирают на войне, но государство, даже зная, молчит. Сколько таких родителей, как я, в Узбекистане! Все вокруг меня знают то, что я вам рассказала», — говорит мать Мухаммада.
«Я грешник, на украинскую землю сам пришёл»
Часто мотивом для подписания контрактов для выходцев из бедных стран становятся именно деньги, отмечает Виталий Матвиенко:
«Россия предлагает за подписание контракта сравнительно высокие по меркам региона выплаты — от 2 000 до 2 500 долларов США в месяц. К примеру, средняя зарплата в Узбекистане — около 300–350 долларов. Для многих это решающий фактор. Также часть наёмников идёт на войну в надежде получить российское гражданство. «Ничего личного — просто бизнес».
Один из таких добровольцев — 32-летний Ибрагим (имя изменено по просьбе брата) из Таджикистана. В Москве он прожил несколько лет, работал менеджером, разнорабочим на стройке, рассказал «Вёрстке» его брат Фаридун.
«Семьи у него нет. С деньгами проблем не было, насколько мне известно. Я не смог его отговорить от контракта. Брат поехал на войну, не зная, что внутри происходит. Думал, всё будет, как по новостям показывают, шикарно. Подписал контракт 14 февраля 2024 года. Поехал, увидел всё своими глазами, но было уже поздно. На связи он был ещё неделю, а теперь от него нет ни звука. Пару месяцев назад нам отправили извещение, что 20 февраля 2024 года брат пропал без вести», — рассказывает Фаридун.
У Фаридуна есть доступ к счетам брата. И он видел, как пару месяцев туда приходила зарплата, «как будто за семечки, от 40 до 70 тысяч. За контракт выплат не было, других счетов у него нет, я всё проверил».
«Родители, как он исчез, всё время болеют, спрашивают, есть ли у меня новости о нём. А у меня ничего. Мы обращались во многие места, и никах ответов кроме как „ищем его“. Даже в администрации президента не помогли», — сетует Фаридун.
О том, что сын не получил денег за службу, говорил и мать Фаруха Юлдашева из узбекского города Кувасай. Сейчас он находится в украинском плену, его видеообращение семья нашла в одном из телеграм-каналов, занимающихся поиском и возвращением домой военных армии РФ.
«Когда мы в плен сдались, по нам наши же русские миномётами работали. Хотя знали, что мы в том доме находимся. Живодёры они… больше у меня слов нету. Если честно, извиняюсь за выражение, но я хотел съебаться, искал выход. Я очень жалею, что приехал на войну. Я увидел, что народ свою землю защищает. Они не атакуют, они вперёд не идут. На ихнем месте любой бы человек так сделал, я бы тоже так сделал. Я грешник перед ними, на украинскую землю я сам пришёл. Поэтому я хочу с себя вину снять. Хочу помочь чем-нибудь как-то. Я не знаю, может, стройкой. Искренне от сердца говорю», — рассказывал военнопленный.
Близким Фаруха удалось поговорить с ним по видеосвязи.
«Мы много не общались, спросила, как здоровье. У него нога правая насквозь пробита. С дырявой ногой хожу, говорит. Сказал, всё хорошо. Как в плен попал, не смогла спросить. Вообще я растерялась, не смогла много о чём говорить. Увидела его и… самое главное он жив. Говорю: держись, сынок!» — рассказала «Вёрстке» мать военного Зухра.
По её словам, у 33-летнего сына в Узбекистане семья — жена и двое детей. Фарух — гражданин Узбекистана, два года назад уехал в Самару на заработки. Планировал работать водителем на хлебозаводе. Обещали зарплату около 400 долларов. Но не задалось сразу же. На девятый день пребывания в России Фаруха задержали по наркотической статье. История тёмная, подробностей мать не знает. Но уверена, что сына подставили, потому что никогда наркотики он не употреблял. Ему назначили пять лет колонии.
Из колонии он несколько раз звонил родителям, но в сентябре 2024 года связь с сыном прервалась. Позже выяснилось, что несколько месяцев он провёл в штрафном изоляторе за участие в коллективной драке.
«Они подрались, после чего сын и ещё несколько человек попали в санблок. А потом его после больницы сразу в изолятор посадили, полтора на метр. Сильно похудел. Был 120 кг, а сейчас семьдесят», — вспоминает Зухра.
Сказали, у него есть три варианта: или до конца срока сидеть в изоляторе, или подписать контракт, или его убьют, говорит мать.
«Мы долго не могли найти его, ни слуху ни духу. А 24 января [2024 года] вечером позвонил мне по телефону по видеосвязи из тюрьмы. Потом ещё несколько раз звонил. И как-то смотрю, а он в военной форме. Ты чё, говорю, разве в тюрьме в военной форме сидят? Мам, говорит, у меня шанса не было, я подписал контракт. Я даже не поняла сначала, что он на войну пошёл. Говорю, зачем ты это сделал? Не плачь, говорит, мама, назад дороги нет, я был вынужден. Сказали, всё будет нормально, сказали, на горячие точки не пойдёте», — со слезами вспоминает мать.
По её словам, никаких выплат и зарплаты сын как военнослужащий не получал.
«Выплат не было, говорит, это всё обман. Я не хотела даже расспрашивать, — говорит Зухра. — Я болею, он единственный сын, мой кормилец. Я сижу в тупике, куда обратиться, не знаю. Может, в посольство в Ташкент поехать… Самое главное для меня, что он жив», — плачет Зухра.
Как рассказал друг Фаруха Шухрат, который также искал его, Фарух стал жертвой сотрудников колонии в Самаре. «В колонии его били, издевались, из него сделали изгоя. Потом предложили умереть в тюрьме или пойти на войну. Он, дурак, пошёл на войну. А сейчас не может принять участие в обмене военнопленными, потому что тогда его опять на войну отправят. И домой он не может приехать, потому что здесь его посадят», — объясняет Шухрат.
Стараются не возвращаться
На родине выживших ждут уголовные дела за наёмничество. Наказание в разных странах варьируется. В Таджикистане участие в военных действиях на чужих территориях карается лишением свободы на срок от 12 до 20 лет, в Узбекистане сроки меньше — от 5 до 10 лет. В Казахстане за наёмничество могут дать до 17 лет лишения свободы, в Кыргызстане — до 10 лет. Правда, максимальные сроки пока дают не так часто. А суды Узбекистана до недавнего времени и вовсе максимально смягчали наказание и выносили наёмникам условные сроки или ограничение свободы. Лишь в июле они стали наказывать участников военных действий реальными сроками.
Согласно подсчётам издания «Вот так», за три года войны в странах Центральной Азии за наёмничество осудили минимум 41 человека. Больше половины этих приговоров — 26 — вынесли в Узбекистане. Ещё восемь приговоров зарегистрировано в Казахстане и семь в Кыргызстане.
«Тут всё сложно. Мы не видим серьёзных решений в отношении наёмников. Ведь Россия — главный союзник, гарант безопасности авторитарных центральноазиатских режимов. И собственным гражданам надо где-то работать, война для них — это источник быстрого обогащения, — говорит Галия Ибрагимова. — С одной стороны, власти грозят пальцем своим гражданам, что ни на какую войну идти не надо, проводят показательные судебные процессы. А с другой стороны, сроки там небольшие, власти стран часто закрывают глаза, мол, мы ничего не знаем, не пойман — не вор».
Опасаясь уголовного преследования на родине, контрактники из Центральной Азии всеми силами не хотят возвращаться домой, говорит пресс-секретарь движения «Идите лесом» Иван Чувиляев:
«Домой они максимально стараются не возвращаться, это общий фрейм. Поэтому к нам они почти не обращаются. У нас была буквально пара кейсов. Например, человек из Таджикистана, ранее живший в Петербурге, уже немолодой. Он объяснял, что подписал контракт, потому что сыну нужно было оплачивать учёбу в институте. Он какое-то время пробыл на фронте, потом сын прислал свидетельство о смерти его матери, и он таким образом смог уехать. Мы в таких ситуациях не можем им ничего предложить, кроме безопасного возвращения домой», — говорит Чувиляев.
Сегодня Украина не выдаёт военнопленных на родину, она возвращает их в Россию, а та уже передаёт их в родные страны. «Теоретически Украина может передавать военнопленных напрямую в их страны в рамках репатриации военнопленного в третью страну, но на практике такие случаи мне неизвестны. В первую очередь мы заинтересованы в том, чтобы Россия забрала их по обмену и мы смогли вернуть в Украину украинцев, которые удерживаются в российском плену», — объясняет Виталий Матвиенко.
Но чаще Россия отправляет освобождённых военнопленных обратно на фронт, в нарушение Женевской конвенции. Так было и с контрактником из Казахстана, 20-летним Шерханом Егамбердиевым, освобождённым во время пасхального обмена. Он рассказывал, что из плена его опять отправляют в Донецкую область. Сейчас связи с ним у семьи нет.
Текст: Юлия Парамонова
Обложка: Дмитрий Осинников
Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →