«У меня братишка в голове живёт». Как воюют люди с психическими расстройствами
Военных, получивших диагноз на службе, возвращают на фронт
С осени 2025 года шизофрения и несколько других психиатрических диагнозов — больше не препятствие для подписания контракта с российской армией или причиной для увольнения из Минобороны. Военных с диагностированными расстройствами личности и другими психиатриескими диагнозами забирают в окопы порой прямо из больниц. В госпиталях скрываются и те, кто нервные расстройства симулирует — спасаясь от штурмов. Родственники болеющих и сами военные рассказали «Вёрстке», как они сходят с ума на войне.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Муж Ириныi из Казани подписал контракт в 2024 году.
— Зачем?
— На тот момент устал от жизни… Прикинь, в 27 лет устал он, блять… Считал себя ненужным в обществе… Депры были у парня.
Но ни раздвоения личности, ни психозов, ни галлюцинаций, которые начались в первый отпуск после пяти контузий от дронов, у Сергея не было. Как и попыток суицида.
Через четыре месяца в штурмах муж приехал после госпиталя домой и «понеслась карусель», говорит Ирина.
«Вёрстка» нашла её обращение к военному юристу в телеграм-группе почти на 20 тысяч человек. Она цитировала в нём выписки из психиатрическое больницы, где говорилось, что «такие расстройства личности, особенно в выраженной форме, являются стойким препятствием для прохождения военной службы, так как делают военнослужащего непредсказуемым, склонным к нарушению уставных правил взаимоотношений и создающим угрозу для себя и окружающих».
После того, как корреспондентка «Вёрстки» убедила Ирину, что она не мошенник из Украины, женщина согласилась рассказать о муже. Как после контузий он начал вскрывать вены. Как сбегал из скорой, не давая зашить раны. «У него на руках места нет живого. Руки вскрыты от локтя самого пальца, там такие шрамы, боже упаси. Каждую неделю возили зашивали в больницу. Вены в пыль». При этом никто не предлагал госпитализацию или экстренное лечение: «Всем было глубоко плевать».
Как он пытался вешаться: «Несколько раз я его из петли снимала». «Начал наносить себе увечья. Это всё было целых восемь месяцев ужаса и страха. Лез в верёвку, бился головой об стену, ковырял себя, резался».
Жену Сергей убеждал, что теперь они живут втроём — «с братишкой». Говорил разными голосами. «Я вначале думала, это какая-то шутка. А потом оно всё сильнее, сильнее, сильнее… Раздвоение личности — это мягко сказано. Там вообще жёстко. Он мог со мной говорить, отвернуться, а поворачивался ко мне абсолютно другой человек. Лицо менялось безумно, глаза другие, голос. Мы, например, спорим, и вдруг он от третьего лица говорил: «Что ты с ней разговариваешь? Уеби её стулом! И пошли нахер отсюда».
Когда Сергей приходил в себя, он частично помнил приступ и объяснял: «Мы втроём тут, у меня есть братишка. У меня братишка живёт в голове. Это не я, это он с тобой разговаривает». Муж, говорит Ирина, не набрасывался на неё — наоборот, пытался «от братишки» защищать.
Начались приступы патологической ревности. «Вот последний раз что его спровоцировало? Я была на работе, он как-то почувствовал запах чужого мужчины. И тут началось. Кто был, что был, я говорю — да не было никого. Ты же вместе со мной дома был и проводил из дома на работу. И он снова начал дома вскрывать вены. Мне пришлось вызвать скорую, мчаться домой быстренько, спасать. Это вообще просто ужас какой-то».
Как-то днём, вспоминает Ирина, Сергей пришёл и вскрыл вены прямо у жены на работе — та не выдержала и вызвала полицию. И муж сам попросил «сдать его в психушку». В психдиспансере, рассказывает Ирина, врачи поставили диагноз «диссоциативное расстройство идентичности», выписали галоперидол и седативные препараты. Объяснили, что «это всё из-за контузии». «Ну ещё, конечно, может быть, от матери что-то передалось. Мама у него повесилась, когда ему был год. Его отец один вырастил». По словам жены, врачи сказали, что «случай у Сергея тяжёлый и надо оформлять инвалидность».
«На таблетках он стал спокойным овощем. А как таблеточки не пьёт — всё. Его перемыкает, начинается с того, что он начинает себя ковырять, находить эти прыщики на лице, ковырять, ковырять, и всё дальше, и всё больше, глаза, всё бешеный, бешеный, бешеный и пипец. А так вот на таблетках, на седативках, нормально. Абсолютно другой человек».
Так прошло восемь месяцев. Сергея, говорит его жена, объявили СОЧем — самовольно оставившим часть.
«Вы кого привезли, он же дурак»
В январе 2025 году в программе «Вести» обсуждали, до чего докатились в ВСУ: мобилизуют больных шизофренией! В доказательство показали интервью с украинским военнопленным. «С самого детства болею… психическое расстройство. Мне всё равно сказали в военкомате: „годен“. В военном билете написали, что снайпер, но я не снайпер», — говорил в эфире мужчина.
А уже через месяц в «Вестях» рассказали, что Минобороны России выступило «за признание людей, страдающих некоторыми психическими расстройствами, ограниченно годными к службе». Такое предложение объяснялось «необходимостью современного подхода и тем, что в «период СВО в расписании болезней нашли „ряд неточностей“».
В новостях не сказали, что в статье расписания болезней «эндогенные психозы»i предложили заменить категорию «Д» (не годен к военной службе) на «В» (не годен в мирное время) «при умеренно выраженных, кратковременных болезненных проявлениях». То же самое касается и пунктов «невротические, связанные со стрессом и соматоформные расстройства» и «расстройства личности» — там предлагали изменить для контрактников категорию «Д» на «В» в пункте «при резко выраженных стойких болезненных проявлениях».
Категорию «В» поменяли на «Б» для «имеющих психические расстройства и расстройства поведения, вызванные употреблением психоактивных веществ», если нарушения «умеренные и незначительные».
В августе 2025 года правительство по этим поправкам изменило документ под названием «Положение о военно-врачебной экспертизе». В список годных для службы в армии по контракту с категорией «В» попали и те, кто отказывается от радикального лечения онкологии, люди с «умеренно выраженными кратковременными болезненными проявлениями» психозов (шизофрения, шизотипические расстройства и др.); люди с выраженными стойкими болезненными проявлениями невротических и соматоформных расстройств; страдающие расстройством личности (сюда российские чиновники относят и трансгендерность). Острые алкогольные психозы и хронический алкоголизм у контрактников из категории Д (не годен) вообще перешли в категорию Б (годен с незначительными ограничениями).
Если эти болезни впервые манифестировали уже на фронте, до новых поправок командиры были обязаны отправить человека в тыл и в госпиталь. А теперь с этими болезнями, перенесёнными в категорию «В» (не годен в мирное время), запрета для направления в зону боевых действий для ограниченно годных к военной службе больше нет.
Действовать новые поправки начали с сентября 2025 года. А в октябре, судя по всему, их применили к Сергею. Как рассказывает его жена Ирина, в больницу, где он лежал после восьми месяцев галлюцинаций и попыток суицида, приехала военная полиция и увезла пациента в военную часть в Казань. Там даже комендант, посмотрев на его вены и состояние, спросил: «Вы кого привезли, он же дурак. Везите его в психушку. Он сейчас глаз кому-нибудь выколет. Мы что будем делать?»
Военная полиция Сергею не поверила, «потащила», по словам жены, к местному психиатру — тот подтвердил, что у мужчины «серьёзное заболевание».
Сергея увезли в Самару и отправили на военно-врачебную комиссию. Все были уверены, что его сейчас спишут. Но самарский психиатр, «даже не поговорив», решил, что мужчина способен воевать, и подписал справку о годности.
— Пацаны идиоты, душу, считай, дьяволу продают. А я душу готова продать. Лишь бы рядом был, — говорит Ирина. — Он здесь мне нужен. Он не опасен для окружающих на гражданке. Особенно под таблетками…. Я люблю его любого. Мы ведь не косим… Нам даже выплаты не нужны. Просто отпустите его — и мы всё забудем.
Ирина жалеет, что у них с Сергеем нет детей: «Не успели. Только на ЭКО собирались».
— А если у него приступ будет, когда оружие в руках?
— Вот и я о том же… Не дай бог натворит делов и его обнулят… Тьфу-тьфу.
Медицинские документы Ирина присылать «Вёрстке», несмотря на все уговоры, побоялась, ограничившись частью рукописной справки. Но в обращении к военному юристу есть название больницы, где лежал её муж, и фамилия военного психиатра, который должен был наблюдать мужчину.
На связь недавний пациент ПНД вышел в десятых числах ноября и сказал, что его определили в штурмовой отряд. «Таблетки он решил не принимать, потому что они же снижают реакцию и прочее, — рассказала жена военного „Вёрстке“. — Всё теперь, без таблеточек. Вроде как бы в своей тарелке сейчас. Нормально всё».
«Страна наполнится мужчинами с ПТСР»
Военная полиция не верила Сергею, потому что многие в окопах симулируют психиатрические диагнозы, объясняет «Вёрстке» контрактник, военный медик Фёдор.
«Некоторые товарищи заключают контакт, получают выплаты и сразу вспоминают старые болезни. Косят, кто как может, в том числе и под психов. Ухарей очень много. За подписание контракта выдают несколько миллионов. И люди идут всякие, думают, что деньги получат и потом смогут откосить. Мало желающих идти на штурм. И они начинают писать во все инстанции, изображать больных, хромых и обездоленных».
64-летний пенсионер Николай, которого недавно выписали из психиатрического отделения, говорит, что «там много парней с «СВО» вскрывается». «Бритвой по руке. Или головой об стенку. У вас не едет крыша, от того что творится, потому что вам этого не видно. Скоро страна наполнится мужчинами с ПТСР».
Николай говорит, что контракт в 2023 году его вынудили подписать «обманом» — каким именно, не уточняет. Зачислили на должность повара и вместе с 20 «такими же», кто автомата в жизни не видел, отвезли в Харьковскую область.
«Выдали бронежилеты для страйкбола, каски от Отечественной войны, автоматы 1974 года. Захотите жить — спешите, им нужно мясо. Сердце не выдержало. Я в штурма не ходил, никого не убивал. Я за неделю узнал правду о войне и не хочу в ней участвовать. Я думаю таких, как я, не так уж много во второй армии мира, можно было бы отпустить. Но ошибся. Обидно попасть в ряды утилизируемых».
С тех пор Николай лежит в больницах — последний раз, по его словам, пролежал в психиатрическом отделении, но «срок в психушке закончился». Там поставили «депрессивно-психическое расстройство», но выписали. «Военные медики-психиатры просто выкинули на улицу с гипертоническим кризом. Забрала гражданская скорая». С больничной койки военная полиция якобы пыталась забрать в часть — но у Николая были на руках «все справки».
Сейчас он присылает свои обращения президенту Путину, в Генпрокуратуру, в СК, в Минобороны и, как он говорит, «Журналистам России», требуя отпустить его воспитывать пятерых внуков.
«Сил моих больше нет! Помогите кто-нибудь! Я не военный! Не воевал, не убивал. Контракт закончился в сентябре 2024 г. С тех пор пытаюсь уволиться. От увиденного беспредела в армии получил заболевание сердца, установлена категория „В“, разрушенная психика. После моей госпитализации объявили в розыск, пустили повара в стрелки (никогда не держал в руках оружия). Это сделано, чтобы отправить на передовую и „обнулить“. Пока находился на лечении, меня объявили СОЧ».
Адвокат дал Николаю совет — тянуть до 65-летнего юбилея по больницам. Николаю осталось 10 месяцев, он думает, что не доживёт.
«Одни проявляют агрессию, другие слышат голоса»
«Товарищи-симулянты ведут себя по-всякому, — говорит военный медик Фёдор. — Одни из них проявляют агрессию, в отношении животных, например. Другие говорят, что слышат голоса. Мне попадались только новобранцы. Когда у них приходит осознание, что такое война, они начинают вспоминать все свои болезни или выдумывать несуществующие».
Срочник Иван похож на того самого новобранца, к которому осознание, что такое война, пришло только после подписания контракта. В свои 23 года он пошёл в армию на срочную службу. Но продержался только три месяца, на четвёртый в инженерно-сапёрном батальоне у него случился нервный срыв. «Мы часами стояли, учили устав, по плацу маршировали в жару. Всё это время на меня давили, предлагали подписать контракт. Я подписал, — вспоминает Иван. — Меня сразу перевели в роту радиационной, химической и биологической защиты. Там я более-менее успокоился и осознал, что я натворил. У меня случилось паническая атака, я разрезал себе руки — и так меня положили в психиатрическое отделение».
Из больницы Иван писал военным юристам с вопросами, как ему расторгнуть контракт. Его сестра занималась тем же. Адвокаты советовали упирать на диагноз, проходящий под категорией В «ограниченно годен» — но добавляли, что решение остаётся на усмотрение командиров.
Новые поправки к перечню болезней для военно-врачебной комиссии облегчили командирам такие решения. Они коснулись в первую очередь тех, кто приобрёл психиатрический диагноз на войне. И, если до осени 2025 таких людей официально должны были отправлять в тыл или списывать из армии по категории Д, теперь из больницы их забирают с категорией В — и часто в штурмовые бригады.
В справке из психиатрического отделения военного госпиталя на Дальнем востоке, которую Иван прислал «Вёрстке», рекомендовано «использование рядового в подразделении тылового обеспечения». «Подлежит динамическому наблюдению, не допускается к службе с оружием», — написано там же.
«Здравствуйте, меня так и не уволили после выписки из психиатрического отделения. Меня вернули в воинскую часть. Там я пробыл один месяц и отправили в зону СВО, — написал Иван корреспондентке „Вёрстке“ в начале ноября 2025 года. — Сейчас я нахожусь в штурмовой роте. А мне всего 24 года».
15 ноября Иван написал в чате юридической помощи военным, что ему дали отпуск на 50 дней.
«На мой взгляд, попахивает отчаянием»
Требования к здоровью контрактников критически снизили, потому что «годный ресурс заканчивается», считает один из психиатров, работающих с военными. И теперь на фронт отправляют тех, кого раньше не стали бы рассматривать. Например, если у человека диагноз «отказ от лечения» — это, как правило, означает, что у него нехватка витальности, есть суицидальные мысли. Считается, что и в рамках службы такой человек будет невнимательно относиться к своей жизни или жизням сослуживцем. «И такого лучше было не брать, — говорит врач. — А теперь решили, что, ну, отказывается и отказывается, зато последние полгода жизни послужит государству».
Собеседник «Вёрстки» подчёркивает важность отслеживания даже кратковременных психотический состояний — когда бред полностью захватывает сознание человека и он находится в отрыве от реальности. В психиатрии считается, что даже единоразовая манифестация такого психоза — это причина для диагноза «шизофрения» и пожизненного наблюдения. «Но обратите внимание, как в новом законе написано: умеренно выраженный психоз, кратковременный. То есть если психоз не сильно выраженный, то вроде бы можно, — объясняет собеседник „Вёрстки“. — Но с точки зрения психиатрии, это, конечно, недопустимо. Если разово такой психоз был — вероятность его повторения огромная, а вероятность, что он повторится в условиях бомбёжек и ранений — колоссальная».
До осени 2025 года хронический алкоголизм и наркомания, «даже если человек стоял на учёте в далёком прошлом», были однозначным поводом для отказа в подписании контракта, говорит врач. «На мой взгляд, попахивает отчаянием. Никого из людей с перечисленными болезнями мы раньше даже близко не пускали. Но теперь их готовы брать на контракт и, видимо, будут готовы призывать в случае второй мобилизации».
Мать 30-летнего мобилизованного Ларисаi просит совета в юридическом чате после того, как сын пролежал месяц в психдиспансере. «Беда с психикой» наступила в 2024 году: «Шли по лесу… 6 бойцов… По тропинке… Перед ним двигался командир… Наступил на растяжку… Успел крикнуть ложись😢 ну… Все, что от командира осталось, полетело в сына… На сына…»
В диспансере лечили «бессонницу, страх, панику, депрессию, агрессию», написали, что ограниченно годен и оружия давать в руки нельзя. Сын поехал в Новосибирск «на списание», а оказался на борту самолёта до Ростова, а оттуда в 114 штурмовой бригаде, где тут же получил новое ранение. На этот раз Лариса рассчитывала, что мобилизованного всё-таки отпустят домой, но после очередной военно-врачебной комиссии, рассказывает она, мобилизованному «посоветовали выкинуть — как ненужные» — все бумажки о лечение в психдиспансере.
Накануне публикации этого материала корреспондентка «Вёрстки» уточнила, какое решение вынесла комиссия.
— Бля. Я в шоке, — ответила до этого сдержанная Лариса. — Человек хромает, кость не срослась ещё полноценно, пальцы не гнутся. Остеопороз, остеоартроз, нейропатия на раненой ноге. Похер… Здоров. Гражданские врачи пишут одно… Идёт военным, всё в норме у них. Как, как боец будет выполнять задание? Вес за 100кг, хромает, ходит-то плохо, не то что бегать! Бронежилет на половину пуза только налазит… А если учитывать, что вся экипировка + боекомплект, вода и тд, это +40 кг к его весу… Это же сука сразу 200.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Меня мыкнуло – и всё, по щелчку пальцев»
Павел уехал воевать в 20 лет. Проблемы с психикой у него начались после одной из атак на угледарском направлении в составе 139 батальона, командиров которого обвиняли в обнулениях. Чудом вернувшись с задания, Павел направил оружие на своих и «одного чуть не застрелил, другого чуть не подорвал гранатой». «Одним словом, девушка, я засвистел». Павел рассказывает «Вёрстке», что толком и не осознавал, что происходило. — «Меня мыкнуло – и всё, по щелчку пальцев»
Павла, по его словам, обезоружили и сначала отправили в яму с водой, где он провёл несколько дней, а потом вызвали к ротному и пообещали, что отправят в штурм в бронежилете, но без автомата. Мужчина был уже готов ко всему, но его в итоге пожалели, «потому что сирота». Вместо штурма Павел уехал в психиатрическое отделение в военном госпитале Белогорска. Врачи поставили ему диагноз: «Смешанное расстройство личности, эмоционально неустойчивое и диссоциальное»i.
После месяца в больнице Павел рассчитывал попасть в тыл. Но в начале 2025 года его вернули в зону боевых действий. Сейчас он служит в разведроте, в семи километров от передовой, и ищет адвоката, чтобы комиссоваться. «Бесит всё, раздражает, злость какая-то, вспыльчивость. С моими проблемами по здоровью я уже не жилец», — говорит он.
Контрактник Денис рассказывает, что после ранения в ноябре 2024 года стал падать в обмороки, начались припадки, судороги, мания преследования, бессонница и резкие перепады настроения: «Мог чувствовать себя хорошо, а потом у меня ломалось, колотилось всё…». Ему диагностировали расстройство адаптации личности с признаками биполярного расстройства на фоне ПТСР. «До войны я никаких таблеток не пил и такого со мной не было», — говорит он.
Несмотря на диагнозы и приступы, Дениса, по его словам, несколько раз отправляли обратно в штурмы. Доступа к лекарствам почти не было: препараты Денис приобретал сам, через сослуживцев и медсестёр.
Когда контрактник в очередной раз оказался в психиатрическом отделении, он, по его словам, потерял самоконтроль и напал с ножом на соседа, ополченца «ЛДНР», который за вечерним просмотром телевизора якобы завёл разговор о том, что «без помощи России Донбасс обошёлся бы малой кровью, а так Россия пришла и всё разбомбила, Путин такой-растакой».
Как это происходило, Денис не помнит. Расследовать происшествие, по словам Дениса, не стали: «Он сказал, что претензий не имеет». В начале ноября его снова выписали из больницы и отправили на территорию Украины. «Таблетки я сам купил. Наши медики сказали, что бесплатно могу только на передке у хохлов взять».
«Вы, психи, хорошо воюете, вам никого не жалко»
Некоторым заболевшим удаётся всё же сбежать с фронта. Но выздоровление за этим не следует.
35-летний Антон из Уфы вообще не должен был воевать: его отец страдал от алкогольной зависимости и однажды поджёг пятилетнему сыну волосы на голове, Антон учился в коррекционной школе, 10 лет стоял на учёте у психиатра с диагнозом «расстройство личности», в его военном билете было написано к службе «не годен», у него было несколько попыток суицида. Как он говорил в интервью «Север Реалиям», подписать контракт с Минобороны его уговорили полицейские, задержавшие его после ДТП.
Оказавшись в 25 мотострелковой бригаде в Нижних Ольшанах, Антон спохватился. «Я говорил комбату Калуге о диагнозах, просил меня отправить на ВВК, он ответил, мол, вы, психи хорошо воюете, вам никого не жалко».
Документы Антона, видимо, внимательно прочли только на линии боевого соприкосновения. Забрали уже выданный автомат и определили в «эвакуаторщики» — выносить с поля боя убитых и раненых. «Толку от меня всё равно мало было, — рассказывает Антон „Вёрстке“. — Меня накрывало паническими атаками, я ни двигаться, ни дышать не мог. Меня там бросали, потому что идти не мог. Потом ребят догонял. Очень часто молитва помогала!»
Первый приступ, по словам Антона, случился, когда он пошёл забирать тело друга-штурмовика, тот был «200, по частям, мы его собирали». «Я сел, не дышал. Не помню, что было, но ребята сказали, что я сидел у дерева и кричал».
Антон говорит, что всегда был верующим, до войны жил в монастыре, поэтому отказался от участия в штурмах, когда его попытались туда всё-таки отправить. Тогда его отправили в подвал для отказников в Зайцево, примотали голову скотчем и якобы «пассатижами начали выдергивать зубы». «А я отказался, потому что по религии нельзя убивать. Я не Бог, не мне решать, кому жить, а кому умирать», — говорит Антон «Вёрстке».
После пыток попал в госпиталь, откуда решился бежать. Ехал на поезде, на такси, добравшись до Уфы, жил в чужой квартире, пытался лечь в психиатрическую больницу — но его как военнослужащего не взяли. На Антона ещё не было ориентировок, когда он подался на получение загранпаспорта. Через Беларусь и ещё несколько стран он добрался до Германии и оказался в лагере беженцев.
Там его ментальное расстройство лишь усилилось. Антон провёл четыре месяца в местной психиатрической клинике. Потом, вспоминает он, узнал, что его девушка в России начала встречаться с другим мужчиной — и попытался вскрыть вены. На фото, которое он прислал «Вёрстке», два свежих шрама — правда, поперечные.
В августе 2025, по словам Антона, он предпринял новую попытку суицида, и на этот раз «почти получилось»: выпил с алкоголем две пачки «сильных антидепрессантов», выписанных врачом. «Потому что часто снятся товарищи погибшие и говорят, что я предатель. Они погибли, а я в Европе», объясняет он и присылает фото из больничной палаты.
В реанимации Антон, по его словам, провёл месяц. Германия отказала ему в политическом убежище. Чиновники Федерального ведомства по миграции и беженцам сочли, что Антон может безопасно жить в РФ и государство не заинтересовано его преследовать. А психическое заболевание — не основание для получения защиты, лечение ему доступно и в России.
Антон подал апелляцию на это решение. А на следующий после интервью день спросил:
— А у вас нет адвокатов хороших в России? Чтобы меня не послали в шторм Z. Я в Россию решил вернуться.
— Может, еще подумать?
— Ну о чем думать? Европа не для словян (орфография сохранена). Тут педики и арабы, которые режут людей, и им все прощают. А ты попробуй их тронь — сразу в тюрьму.
— Убивать на войне лучше?
— Можно быть штурмовиком и не сделать ни одного выстрела. Просто следовать своим ценностям.
Позже в разговоре выясняется, что мать Антона рассказала, как ей угрожают и пишут из военной полиции, как их семью травят в городе, угрожают закрыть бизнес сестры и отчислить племянника из института. «Нас чморят, мы просто тебе не говорим», — мать Антона в пересланном «Вёрстке» сообщении.
— Я поэтому еще хочу вернуться. На них уже во всем городе клеймо дезертира повесили. Я знаю других дезертиров и людей из «Легиона Свободы». Но они отреклись от семьи, им главное свою жизнь спасти. А я по-другому воспитан.
Неделю назад Антон перестал отвечать на сообщения.
Иллюстрации: Майкл Скарн
Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →