«Дедуля, привет. здорово, внучок». Фотопроект о болезни Альцгеймера у близкого человека
С какими трудностями сталкивается человек, ухаживающий за больным
Сейчас в России около 2 млн человек живут с деменцией. Число пациентов с этим диагнозом растет. В Центре когнитивного и психоэмоционального здоровья ФМБА России подсчитали, что к 2035 году число россиян с деменцией может достигнуть 3,6 млн человек. За этими цифрами — множество историй людей, в самых разных обстоятельствах и контекстах. Фотограф Владимир Аверин рассказывает о том, как он остался один на один со смертью близких, горем, заболеванием своего деда и необходимостью адаптироваться к новому укладу жизни.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Полтора года назад внезапно умерла моя мама. А до этого примерно в один период умерли все другие родственники и значимые взрослые в моей жизни. Остался только дед.
Деда зовут Владимир Семенович, через два месяца ему исполнится 93 года, всю жизнь он прожил в деревне. Так образовалась наша особая связь: я единственный, кто может о нем позаботиться, а он — последний мой родственник, который в силу возраста, очевидно, довольно скоро покинет меня тоже. Но пока — мы вдвоем.
Правда, с некоторых пор появились и другие люди: дед говорит, что к нему в гости приходят его давно умершие брат и мать, таинственный Диктор, который рассказывает истории про всех людей на свете, уличные музыканты, женщина с ребенком.
Деду диагностировали Альцгеймер.
Уже почти десять лет я фотографирую в социальной сфере, работаю педагогом в инклюзивных проектах, и мне знакомы самые разные болезни и трудности. Но к болезни деда я оказался не готов.
Пришлось искать способы помочь ему — и себе. Этот год я нахожусь на границе между видимой реальностью и вымыслом. Чтобы сохранить контакт с дедом — а также остатки своей психики — я начал делать заметки: фотографировать наш быт, записывать разговоры, рисовать с ним вместе. Дедушка также очень любит рассказывать истории — на их основе я начал делать коллажи и монотипию. Из таких заметок и сложилась эта история.
Болезнь Альцгеймера — заболевание головного мозга. Оно провоцирует потерю памяти и когнитивных функций, меняет поведение. Заболевание называют нейродегенеративным: ткани мозга и связи между его клетками разрушаются, и болезнь прогрессирует.
По данным ВОЗ, в 60–70% случаев деменция вызвана болезнью Альцгеймера, но существуют и другие ее формы. Например, деменция может развиться вследствие инсульта или болезни Паркинсона.
В 2019 году болезнь Альцгеймера была диагностирована у 8,5 тысяч россиян. Многие люди и их семьи просто не знают, что столкнулись именно с этим заболеванием: оно часто не диагностируется, а в обществе, как правило, толерантно относятся к проявлениям нарушений памяти у пожилых людей.
По оценке эксперта из профильной организации, с которым поговорила «Вёрстка», сейчас в России около 2 млн человек живут с деменцией. Число пациентов растет. Руководитель Центра когнитивного и психоэмоционального здоровья Федерального медико-биологического агентства России Анна Боголепова отмечала, что к 2035 году число россиян с деменцией может увеличиться до 3,6 млн человек.
Пришла моя очередь
К сожалению, это не трогательная история про семейную любовь. Мы остались вдвоем с дедом — но я не чувствовал поддержки, только дополнительный груз ответственности и сильное изменение уклада моей жизни.
Дедушка никогда не был эмпатичным человеком, никогда не замечал чувств других людей. Я и не ждал этого. Я понимал, как отличается его опыт: военное детство, деревенский уклад, отсутствие образования.
В день смерти мамы он только спросил: «А кто же теперь будет готовить еду и убираться? Ведь все женщины умерли». Удивительно: человек прожил такую долгую жизнь, столько всего умеет — буквально может с нуля построить дом, сложить печь, знает все тонкости работы на пасеке — но не может приготовить себе еду. Ведь сначала шестьдесят лет этим занималась бабушка, затем пять лет мама. Шестьдесят пять лет еда просто появлялась на столе. Пришла моя очередь.
Я остался ночевать в деревне. Ночью мне приснился такой сон: большая светлая комната, а в центре висит огромная картофелина. К ней со всех сторон подключены трубки, по которым, как к сердцу, к гигантскому клубню текут струйки антидепрессантов. Я стою перед картофелиной в восхищении, это очень красиво. И рядом со мной — мама. Я привел ее сюда, чтобы показать это чудо. Мне светло и радостно, что мы можем разделить этот момент. Она говорит: «Да, теперь я все понимаю».
Я проснулся с чувством грустной радости. И с этого момента стал ощущать, что теперь мама смотрит на эту жизнь оттуда и правда все-все понимает.
Сам дед тогда болел, у него была высокая температура. Мне очень помогли друзья-соседи: мы похоронили маму, устроили поминки. Деда и мамину кошку Мусю я забрал к себе в Москву. Всего за несколько дней до этого я въехал в новую квартиру, тогда там была только одна кровать. Ее я отдал деду, а себе купил матрас.
«Сейчас дам трубку кошке — поговори»
Зиму и начало весны мы провели в квартире. Я долго не мог адаптироваться и не мог в полную силу горевать: нужно было сделать кухню в квартире, кормить деда, купить диван, лоток для кошки и все остальное. Еще месяц назад я долго размышлял: так хочется приютить дома кошку, но смогу ли я, впишется ли она в мой ритм жизни, ведь я постоянно работаю и в поездках… Но вместе с кошкой мне достался дед.
Я часто раздражаюсь и злюсь. Это очень нехарактерно для меня, но ничего не могу поделать. Раздражает, что не могу побыть один дома — мне это всегда было важно. Раздражают бесконечные истории деда про то, что мне совсем не интересно, злит, что он совсем не вспоминает маму, как будто ее и не существовало.
Понимаю, что это во мне говорит горе и депрессия, и еще больше злюсь — на себя. Что я не такой всесильный и принимающий, каким должен быть, что так плохо справляюсь, что я слабый и высокочувствительный. Возвращаюсь в психотерапию.
Дед сразу сказал мне, что хочет одного: прожить жизнь до конца в своем доме, который он сам построил и всю жизнь ухаживал за ним, как за живым. Я не понимаю, как заботиться о нем, если он будет в деревне. Но и удерживать его в квартире странно, ведь он взрослый дееспособный человек.
Дед очень любит этот дом. Переживает из-за него, каждый день о нем говорит. Я спрашиваю, понимает ли он, что я не смогу быть с ним в деревне, ведь моя жизнь и работа в Москве. Он говорит, что все прекрасно понимает.
Мне очень больно от того, что ему нужен дом — но не я. Для меня естественно, что мы должны держаться вместе, но дед так не чувствует. Понимаю, что ему в целом все равно, кто за ним ухаживает и находится рядом.
В мае я перевез его обратно в деревню. А сам начал жить между Москвой и деревней: приезжал убираться, помогать по хозяйству, готовить.
Чтобы меньше тревожиться, пока дед в деревне один, я научил его пользоваться мобильным телефоном. Договорились созваниваться каждый день в восемь вечера. Я поставил уведомления в айфоне, а деду не нужны даже часы — каким-то непостижимым образом он просто чувствует, что время пришло.
Каждый разговор мы начинаем одинаково. Я говорю: «дедуля, привет!» Он отвечает: «здорово, внучок!».
Каждый день слушаю небогатую сводку новостей. Открыл парник, покосил траву, собрал огурцы. Отдельная тема — жизнь кошки Муси. Гуляла два дня, поздно пришла домой, разбудила прыжком на голову, съела пакетик.
В один из вечеров дед говорит: вот, кошка сидит рядом со мной, слушает твой голос — сейчас ей дам трубку, поговори. И правда дает ей трубку. Я смеюсь.
Но теперь дед предлагает поговорить с ней каждый вечер. И на третий раз я уже не смеюсь. Думаю — а какая разница, собственно. И я говорю с Мусей. Рассказываю, как у меня на самом деле дела, как я себя чувствую. Как скучаю по маме. Как тяжело все успевать и справляться. Что получаю много поддержки и любви. Что возвращаются чувства и жизненные силы. Как меня подъедает тревога за деда. И про все, что мне хотелось бы рассказать про свою жизнь, но с дедом не обсудишь.
Довольно много успеваю рассказать, кстати. «Слушает тебя внимательно, ушами шевелит. Жаль только сказать по-человечески в ответ не может».
Мне тоже жаль. Не все могут.
«Давай, пока. Будем ждать лучшего»
Первый признак болезни Альцгеймера — забывчивость, более частая, чем обычно. Например, человек перепутал слова, имена родственников, забыл выключить электроприборы, закрыть дверь. «Если родственникам кажется, что что-то не так — им не кажется, — комментирует эксперт из профильной организации. — Лучше обследоваться и выяснить причину забывчивости, рассеянности. Не всегда это болезнь Альцгеймера».
При первых подозрениях фонд «Альцрус», помогающий людям с деменцией и болезнью Альцгеймера, советует пройти тест Mini Cogi. Он состоит из небольших заданий, которые нужно дать человеку, у которого подозревают дебют заболевания. Например, попросить запомнить три любых не связанных по смыслу слова. Тест лучше проходить, когда человек спокоен, а потом повторить спустя несколько недель, отмечает эксперт в разговоре с «Вёрсткой». Если каждый раз результат все хуже, следует обратиться к врачу: терапевту в поликлинике, неврологу, психиатру, дементологу или гериатру.
Специалист назначит обследования. Это могут быть анализы крови, в том числе на гормоны щитовидной железы, витамины Д и В12, а также МРТ головного мозга. Обследования позволят исключить другие заболевания, которые могут влиять на память.
Если подтвердится болезнь Альцгеймера, врач назначит противодементную терапию. Это могут быть снотворные, антидепрессанты, нейролептики. Терапия должна улучшить настроение, сон человека и снизить его тревожность. Для контроля и лечения заболевания нужно завести медкарту в психоневрологическом диспансере (ПНД) — фонд «Альцрус» призывает не бояться этого. Эксперт в разговоре с «Вёрсткой» добавляет, что постановка на учет в ПНД «поможет в дальнейшем оформить инвалидность и пригодится, если возникнут какие-то сложности, например, эпизод мошенничества». Психиатра из диспансера можно вызвать на дом.
Я больше не доверяю никому
Деду и правда гораздо лучше в деревне. Он двигается, делает дела по дому, общается с кошкой Мусей. А я пытаюсь адаптироваться. Понимаю, что мне нужен график, иначе сложно уследить, когда приезжать, когда заканчивается еда.
Параллельно с фрилансом я работаю в штате одного проекта. Рассказываю руководителям свою ситуацию, прошу освободить мне один день в неделю, чтобы я регулярно ездил к деду. С удивлением сталкиваюсь с тем, что начальству безразлично. Позже узнаю, что один из руководителей потом поделится с другими сотрудниками моей историей с недоумением: мол, зачем нам знать про личное, ведь это работа. Понимаю этот подход — но я живу и работаю совсем в другом.
Понедельник я все равно умудряюсь освободить. Утром еду на работу, а после к деду. По дороге в электричке обрабатываю съемки или пишу тексты.
Постепенно чувствую все большую озлобленность. Мне явно нужна поддержка — но я ее не получаю. Меня будто выкидывает в детское состояние: хочется полной любви, заботы и поддержки, чтобы кто-то другой решил хотя бы часть моих проблем. Вместо этого чувствую безразличие, часть друзей и приятелей перестают общаться, мамины подруги зачем-то звонят и пишут, чтобы жаловаться, как им плохо и грустно. Это все ужасно неуместно.
Впервые в жизни меня даже разводят на деньги, человек пользуется моим уязвимым состоянием. В какой-то момент я понимаю: я больше не доверяю никому, ненавижу людей и не хочу больше никакой помощи и участия. Есть только я. Но сил жить уже нет.
Каждую неделю я в электричках. В очередной раз покупаю билет в автомате, подходит женщина, говорит: поможете мне? Сразу напрягаюсь, думаю, будет просить денег, но приглядываюсь — очень ухоженно, хорошо выглядит. Просто сильно грустная. Возраста моей мамы.
Говорит: я просто совсем не понимаю, как пользоваться автоматом и купить билет. Отвечаю: конечно, сейчас помогу. У нее с собой только наличка, какие-то новые купюры. Автомат просто не принимал 100 рублей никак.
Вдруг смотрю, у нее слезы начинают течь. Говорит тихо: господи, за что же мне такое, за что… Да вообще не проблема, давайте мне 100 рублей, а я картой оплачу. Но было понятно, что дело не в 100 рублях.
Оплачиваю, печатается билет. Она тихо стоит плачет, без надрыва. Нам в одну сторону, предлагаю проводить и показать, где ее выход. Пока идем, она говорит: «я просто первый раз так еду. Уже столько лет не ездила на электричке, муж возил меня на машине, но недавно умер».
И я почувствовал такую странную близость с ней. Что вот я тоже сейчас еду на электричке, потому что умер родной человек. Потому что теперь это только моя ответственность ухаживать за дедом. Что я ужасно устал, что мне тяжело. Почему-то захотелось ей рассказать. Но до поезда оставалась уже минута. Она аккуратно дотронулась до моей руки на прощание, тихое «спасибо».
Вроде — пять минут, ничего такого. Но внутри что-то произошло.
Заметка в телефоне
Одна поездка запомнится мне особенно. В заметках телефона после нее остался такой текст.
«Навещал деда в деревне, и в этот раз у меня случился мистический опыт.
Последние недели были ужасно тяжёлые. Если кратко — истощение, усталость, депрессия и потеря смысла. Я не могу передать, насколько мне плохо. Всё ещё очень тяжело воспринимаю внезапную смерть мамы, что нужно справляться со всем в одиночестве, уход за дедом.
Вчера я смог остаться в деревне на весь день и почувствовал: сейчас лучшее время сходить на кладбище погрустить. Я прямо подготовился к жестким рыданиям, и до этого уже полдня проплакал — пока мыл полы, убирался, разбирал мамины вещи.
На кладбище пошел пешком, это минут 30 — вдоль железной дороги, через деревья, по полю. И уже пока шёл, вдруг почувствовал близость со всем, что вижу. Был такой красивый вечерний свет, много птиц по дороге. И само кладбище очень уютное, на краю поля в лесочке. Встретил белку. У могилы очень долго рыдал.
Был вечер, на кладбище больше никого не было, и я ощутил, что это все только для меня, что я тут один и могу не сдерживать себя совсем. Говорил обо всем, что есть на сердце. Как я устал и больше не могу справляться. Но пытаюсь как могу, стараюсь заботиться о деде и стараюсь найти смысл пока еще не присоединяться к ним.
В конце вдруг солнце вышло из-за облаков и все залило теплым светом. Прогулялся дальше — до могил дедушкиной матери и брата. И обратно срезал через поле, снова слушал птиц, смотрел на закатные облака. Кажется, что впервые с февраля получилось так полно выразить чувства. И хоть немного освободиться.
Диктор и другие гости
У деда всю жизнь была очень хорошая память, и он бесконечно мог рассказывать истории. Во всех подробностях, долго и излишне детально. В очередной раз я приехал, и он начал рассказывать про мужчину из деревни. Это был захватывающий «тру-крайм» про то, как его похитили, родственники пытались отобрать квартиру, а детективы расследовали это преступление.
Тут я насторожился и спросил, откуда он все это знает, кто ему рассказал эту историю. И тогда дед сказал: историю рассказал Диктор. Якобы я установил радио-точку в своей комнате, и пока меня нет, оттуда доносится голос и рассказывает ему всякое.
С этого момента ситуация стремительно начала ухудшаться. Тогда я впервые заподозрил, что приближается деменция.
Каждую неделю я узнавал новые подробности про жизнь Диктора, а вскоре он и сам пришел к деду в гости. Привел с собой каких-то мужиков, они сидели пили чай. Дальше в гости начали приходить и другие люди: давно умершие мать и брат, жена, неизвестная женщина с ребенком. Особенно меня напугала история, что пока я был в Москве, в моей комнате изнасиловали женщину.
Так стало понятно, что умственное состояние деда только ухудшается. У меня уже был опыт столкновения с деменцией и ухода за пожилым человеком, но заметить, понять, и главное, принять было очень сложно.
Влияли и индивидуальные особенности деда: например, я знал, что один из признаков деменции — паранойя и обвинение в кражах, но дед был таким всю жизнь. Ему всегда казалось, что кто-то взял его столярные инструменты или украл что-то с участка, он никогда никому не доверял.
Сложно было понять грань: где проявляется характер, а где уже можно говорить об изменениях в работе мозга. На этом этапе я обратился за консультацией к психиатру, мы договорились, что я буду внимательно следить за его состоянием и изменениями, что возможно пока обойтись без лекарств.
Среди рекомендаций на начальных этапах есть такое: «вылечить всё то, до чего «не доходили руки». Например, зубы, зрение или сердце. «При деменции когнитивные функции снижаются. Становится тяжелее заботиться о себе, понимать окружающий мир, — объясняет „Вёрстке“ эксперт. — Именно поэтому при прогрессии деменции будет сложно что-то полечить. Человек с деменцией может не понять, что такое стоматологическое кресло, укол, потому что эти знания уже могут разрушиться».
На начальных этапах заболевания, когда человек еще может подписывать документы, важно сделать генеральную доверенность. Так в разных инстанциях его сможет представлять близкий. Доверенность может быть на любой срок, лучше сделать ее на несколько десятков лет — и заверить у нотариуса. Еще полезно оформить на родственников имущество человека с болезнью Альцгеймера: такие пациенты уязвимы для мошенников.
Когда заболевание прогрессирует, близкому можно оформить инвалидность, а затем получать по ней пенсию и льготы. Еще человек с болезнью Альцгеймера в тяжелой стадии имеет право на паллиативный статус — он позволяет получать уход на дому или в учреждении, обезболивание, психологическую поддержку.
Кроме того, в России внедряют систему долговременного ухода (СДУ) — как пилотный проект она появилась во всех регионах. Сиделки и соцработники могут регулярно навещать пациента, разгружая его близких. Паллиативная помощь и СДУ развиты в разной степени в зависимости от региона. Семье человека с болезнью Альцгеймера лучше сразу узнать, какие возможности есть в его населенном пункте, и составить план действий.
Резкое ухудшение
С самого начала я погрузился в бесконечную тревогу: достаточно ли хорошо я ухаживаю за дедом? может быть, этого недостаточно? нормально ли, что он продолжает жить в деревне? Это был его выбор, он жил там всю жизнь — и там же хотел бы провести ее завершение.
Я видел, что ему там правда лучше: он посадил целую теплицу огурцов и помидоров, высадил картошку, ухаживал за огородом, косил траву у дома и делал разные мелкие дела по хозяйству. Постоянное движение явно его поддерживало, как и привычная среда.
Мне кажется, он всегда больше всего в жизни любил этот дом и словно стал его частью. И теперь дом ему помогал. Внутренне я договорился с собой так: для меня граница проходит в вопросе безопасности. Как только я замечу, что может появиться опасность для его собственной или для чужой жизни, оставаться в деревне уже будет нельзя.
Такой момент настал в конце октября. В понедельник я в очередной раз приехал навестить деда, приготовил еды, убрался, болтал с ним — все как обычно. А во вторник вечером мне позвонил сосед из деревни. Он нашел деда у своего дома — тот стоял в домашней одежде на улице в кустах и просто смотрел в одну точку. Потом выяснилось, что его «вызвали на работу», он ушел из дома в тапочках и бродил по деревне.
Я еле успел на последнюю электричку, добрался до дома ночью. И нашел деда в ужасном состоянии. Он снова собирался идти на улицу, не понимал, сколько сейчас времени и где он находится, и главное — дома были и другие очевидные мне признаки. Вещи разбросаны, часть из них в неочевидных местах: посуда расставлена по углам комнаты, в холодильнике — обувь.
Меня поразило, что все ухудшилось так стремительно. Ведь мы виделись всего день назад. Я решил сразу же забрать его к себе в квартиру, отвез к неврологу. Она подтвердила: это болезнь Альцгеймера и оставлять дедушку одного уже нельзя. Прописала лекарства. Очень хорошо все объяснила и поддержала.
Теперь мне нужно будет сделать выбор. Как организовать жизнь так, чтобы было хорошо деду, но и мне тоже. Было сложно признаться себе, но я не готов жить с ним и ухаживать в одиночестве.
Но и вариант жизни в пансионате воспринимается как предательство: ведь есть я, почему дедушка должен жить с незнакомыми людьми? Пока я не знаю, как лучше поступить.
«Коровий период»
Незаметно прошел уже месяц, как дед живет со мной в квартире. Как он себя чувствует? Мне кажется, лучше. Думаю, лекарства помогают. Дед стал спокойнее, бредовые состояния продолжаются, но будто мягче. Сейчас у него «коровий период» — все истории почему-то про коров.
Каждый день раскрываются новые детали: в Серпухове держат стадо коров, которые дают особенно много молока, но их хотят уничтожить; кто-то сделал подкопы под наш дом в деревне, и в этих норах теперь живут коровы, которые подключились к электросети; другие пасутся в огороде, потому что кто-то сломал все заборы. Кажется, дедушка уже смог понять, что не вернется жить в деревню один, но почти каждый день он все равно просит поехать туда или переживает, что с домом что-то случилось.
Как я себя чувствую? Сначала у меня словно появился блок, все эмоции заморозились. Но чувства вернулись и стало тяжелее, приходится их проживать. Очень помогают пара близких друзей и психолог.
Понимаю, что усталость довела до истощения. Отпуска не было давно, теперь нет и выходных. Мне очень важно оставаться одному, чтобы восстановиться, но в квартире нет такой возможности. Редко получается выспаться: дед потерян во времени, поэтому может встать и разбудить посреди ночи.
Каждый новый день я не знаю, чего ждать: может, будет спокойно, а может — возбужденное состояние и бред, в котором дед уверен, что надо срочно ехать на работу или спасать коров от истребления.
Зато я нашел подход: понял, что нужно разговаривать на его языке; как бы принять правила игры, и тогда получается успокоить гораздо быстрее. Например, я не отрицаю, что в квартире были люди, которые вызвали его на работу — но говорю, что они снова приходили и сказали, что дают ему отпуск и он может никуда не ходить. Это работает.
Мне чуть спокойнее, потому что я чувствую больше контроля над бытом. Хоть я и на работе каждый день и не могу сидеть с ним дома, обстановка здесь безопаснее: плита электрическая и отключается, это не дровяная печь в деревне; воду можно перекрыть; замок на двери остановит его, если снова захочет уйти; ещё дома теперь есть камера, чтобы всегда можно было проверить с телефона, все ли в порядке. Знаю, что могу получать и дополнительную поддержку, могу, если что, попросить заехать друзей или нанять сиделку — хотя пока у меня не было сил этим заняться.
Много тревоги. Одна из них финансовая. Например, если я все-таки хочу найти пансионат, нужно зарабатывать еще больше денег, чтобы его оплачивать — но я в ужасе от мысли, что в текущем состоянии мне нужно работать еще больше. Сложно в этом признаться даже себе, но сейчас получается справляться только с базовой работой, и то часто через сопротивление и слезы. Нужно придумать план — но придумывать новое из истощения очень сложно.
Родственникам людей с Альцгеймером тоже нужна поддержка. Многие чувствуют вину за то, что «недостаточно хорошо» ухаживают за близким, раздражаются или срываются из-за усталости. Важно не оставаться наедине с этими чувствами. Для этого существуют группы поддержки для ухаживающих, тематические форумы, «Альцгеймер-кафе». В разговоре с «Вёрсткой» эксперт советует как можно больше читать о деменции и болезни Альцгеймера: «Если знаешь врага в лицо, с ним легче бороться».
«Нужно пользоваться всеми доступными средствами поддержки, даже мелкими. Встраивать в жизнь и заботу о себе и ценить маленькие радости: хороший день, смешная шутка. Замечать, когда близкий поел, спокойно себя вел, что-то вспомнил… — говорит эксперт. — Деменция родного человека — это очень страшно. Но это часть жизни, никто не виноват, что так случилось: ни близкий, ни его семья. И наши родственники точно не хотели бы, чтобы мы страдали».
Смерть перестает меня пугать. Понимаю, что это очень ценная ситуация: обсуждать смерть с тем, кто уже близок, и понимает это. Дед спокойно говорит об этом, рассказывает, что он готов.
— А как ты думаешь, после смерти что будет? Есть там что-нибудь?
— Жизнь? Жизнь какая? Да нет, ничего. Загнием мы все. Ну чего останется от мертвого? Одни кости, череп, ребра. От ног от рук остается как выкладка для другого: середки нет, а по краям кости выложены.
— Кто-то думает, что что в рай попадет.
— Неее, какой рай! Вот в это я и не верю. Рай — он для всех! Пока человек живой, живет и наслаждается. Умер и начинает гнить, разлагаться телом, все распадается, черви появляются, забирают с собой все лишнее по норам. Так что ничего нет. Никто не приходил оттуда и рукой не махал и шляпу не снимал.
Главное, чтобы в воде не лежать. Как вот здесь — у забора, там и летом в жару воды много было.
Авторы текста: Владимир Аверин при участии Екатерины Красоткиной
Фото и коллажи: Владимир Аверин
Также смотрите фоторепортажи «Вёрстки» о том как живёт семья с взрослыми детьми с инвалидностью, которые пять лет почти не выходят из дома и о том, что чувствует женщина с синдромом поликистозных яичников