Мать убийцы, офицера, террориста и сироты. История одной семьи времён «спецоперации»
Как война в Украине разрушила жизнь многодетной семьи из Нижегородской области
49-летняя многодетная мать из Нижегородской области получила срок за поджог военкомата, за решёткой вместе с ней оказался и её 18-летний третий сын. Старший сын осуждённой сидит в колонии за разбой. Второй сын, офицер ВДВ, воюет на территории Украины. А четвёртый, восьмилетний, после ареста матери попал в сиротский приют. «Вёрстка» разбиралась, как устроено «типовое» уголовное дело военного времени — и как оказались сломаны жизни Екатерины Бабаевой и каждого из четверых её сыновей.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Эту историю я узнала от знакомых из правозащитной среды: кто-то из заключённых нижегородского СИЗО‑1 рассказал им в письме о новом сокамернике, 18-летнем парне, которому вменили теракт из-за поджога военкомата. Правозащитницы вступили с ним в переписку. Подросток рассказал, что его маму обманули мошенники: «повесили» на неё долг в несколько сотен тысяч рублей, а для его погашения заставили её взять новые кредиты и перевести полученные средства на определённый счёт — как позднее выяснилось, украинский.
После чего от имени офицера ФСБ мошенники стали её шантажировать: за перевод денег на территорию Украины женщину грозились арестовать, а её третьего сына Максима забрать на «спецоперацию». Но звонивший «чекист» обещал, что если она бросит «коктейль Молотова» в здание ближайшего военкомата и снимет это на видео, то проблема будет решена: поджог якобы поможет выявить предателей в рядах сотрудников военкомата, ситуацию с переводом денег в Украину замнут, а обвиняемая после формального допроса поедет домой.
Несложно догадаться, что вечером 15 ноября 2023 года, когда в окно военкомата города Шахуньи Нижегородской области прилетела бутылка с зажигательной смесью, домой Екатерина Бабаева не поехала.
Спустя восемь месяцев после поджога, 24 июля 2024 года, женщина получила 13 лет колонии по делу о теракте (ч. 2 ст. 205 УК). По тому же уголовному делу проходил и её сын, Максим Бабаев, студент Шахунского колледжа аграрной индустрии. В письмах правозащитникам и корреспондентке «Вёрстки» он рассказывал, что отказался пускать мать одну на опасную авантюру. И поджёг военкомат сам — Екатерине оставалось только вести для провокаторов видеотрансляцию.
Подросток получил 4,5 года колонии. А Екатерине в довесок к основному составу добавили статью о вовлечении несовершеннолетнего в особо тяжкое преступление (ч. 4 ст. 150 УК), потому что на момент инцидента Максиму было 17 лет.
Приговор вынес судья 2‑го Западного окружного военного суда Антон Какадеев; гособвинение поддерживал прокурор Дмитрий Марьенко. Процесс проходил в выездном режиме в здании Нижегородского областного суда. Он длился всего три дня, а написание приговора заняло у судьи несколько часов.
«Мальчик будет хорошим, но будет ненавидеть власть»
«Пришёл домой со школы — и надо сразу наколоть дров, чтобы было дома тепло. У нас три печки, надо ко всем печкам дров. Ещё и воды таскать. Ещё как-то уроки успевать делать. Ещё и маме помочь…» — перечисляет на видео 14-летний Максим Бабаев.
Невысокий худой парень с ещё детским голосом выглядит младше своего возраста. Он колет дрова, а затем показывает корреспондентам жильё в посёлке Буреполом Нижегородской области, где на момент съёмки, осенью 2020 года, обитает его семья. Это деревянный двухэтажный дом барачного типа на несколько квартир, в глубоко аварийном состоянии, с туалетом во дворе. Все семьи, кроме Бабаевых, на тот момент из него уже съехали. Поэтому Бабаевы опасаются замёрзнуть: в отсутствие других жильцов дом сложно протопить.
Так начинается сюжет программы «Кстати…» нижегородского телевидения, снятый четыре года назад. В его основе такая история: глава семьи Николай Бабаев получил взамен аварийной квартире в бараке новое жильё в том же Буреполоме — в кирпичном доме, с водопроводом и отоплением. Но не успел оформить там регистрацию — умер. Теперь местные чиновники отказывались пускать в новую квартиру его вдову Екатерину Бабаеву и двоих детей: районная и поселковая администрации настаивали, что по документам вдова и дети к этой квартире не имеют никакого отношения.
«А у меня нет столько наглости, чтобы без разрешения въехать в эту квартиру», — говорит Бабаева, крупная женщина в чёрной косынке, признаваясь, что ей «очень тяжело» и каждый вечер она плачет — так, «чтобы дети не видели».
Комментаторы под видео на YouTube называют чиновников «бессовестными», «хитрыми гадами», «шакалами», которые «притаились, чтобы овладеть добычей», и воспользовались тем, что Екатерина Бабаева — женщина «простоватая». А о 14-летнем Максиме Бабаеве пишут так: «толковый», «умничка», «чудесный, не избалованный», «самостоятельный, мужик растёт», «рассудительный».
«Он озлобится и у него будет негативное отношение к нашему государству», — опасается один из комментаторов. Ему вторит другой: «Мальчик будет хорошим, но будет ненавидеть власть».
Через три года корреспонденты «Кстати…» выпустили ещё один сюжет про семью Бабаевых — уже не такой сочувственный по тону. Тот же самый ведущий в той же самой студии осенью 2023 года рассказывает, как «49-летняя ранее глубоко пьющая женщина» и её 17-летний сын пошли на теракт, «видимо, под воздействием мошенников». Те сначала «обманули её на 400 тыс. рублей», а затем «под угрозой привлечь её за финансирование врагов» заставили поджечь военкомат. Имена в этом сюжете уже не называются, а лица размыты.
«Она пила, была такая взбалмошная. А тут у неё детей хотели отобрать, она закодировалась, пить бросила. Мы сами в недоумении: чего она так решила сделать? — рассказывает журналистам пожилая женщина с котом, одна из соседок семьи. — Она не работала, сидела дома. У неё муж умер, им назначили пенсию, детям и ей — она как иждивенка. А сын — нормальный парень, учился в Шахунье. Наверное, ловили её на чём-то, раз шантаж такой устроили».
«Из работы — зона да железка»
«На зону же, да?» — спрашивают таксисты, когда просишь их отвезти в Буреполом. Посёлок находится на самом северо-востоке Нижегородской области — так что он гораздо ближе к Кирову, чем к Нижнему. В непогожую субботу (тут как раз буря) на улицах почти никого нет, а многие дома кажутся пустующими. Когда гроза проходит, становится совсем тихо: кроме шороха гальки под ногами, можно услышать лишь редкий шум машины или мотоблока на огороде.
Из рабочих мест в Буреполоме — «зона да железная дорога», говорит местный житель Александр. Он сам бывший тюремщик — и бывший зэк. Упоминает, что работал на местной зоне, а до того, в девяностые, «сам срок отгонял». Со временем Александр ушёл со службы и всё же нашёл себе другую работу в посёлке. Судя по грудам кирпича во дворе и автомобилю с надписью «Печник», сейчас Александр — печник.
А для женщин тут работы нет, говорит другая местная жительница Людмила — близкая подруга арестованной Екатерины Бабаевой.
Буреполом и его три с небольшим тысячи жителей (почти 80% — мужчины) расположились рядом с исправительной колонией № 4 Нижегородского ГУФСИН. В ней отбывают наказание почти 1700 человек. Территория зоны, примыкающая к железной дороге, по периметру обсажена сосновым лесом — и со стороны поселковых улиц её не увидишь.
Ещё в посёлке есть сельсовет, школа, пара продуктовых магазинов, пара мемориальных плит ветеранам Великой Отечественной войны, водонапорная башня, заболоченная речка, несколько газовых труб, проложенных надземно и образующих над улицами прямоугольные арки.
На центральных улицах есть несколько новых кирпичных двухэтажных домов на десяток-два квартир. В одном из таких в последние пару лет жили Бабаевы. После того сюжета на телевидении им всё-таки удалось переселиться из барака — и добиться этого через суд помогла их родственница Татьянаi, утверждает она сама.
Татьяна — замдиректора буреполомской школы, двоюродная сестра бывшего мужа Екатерины, Сергея Фадеева. Тот жил здесь же — в доме напротив печника Александра. Это покосившаяся изба с заросшим участком; говорят, там остался его брат, но в тот день на зов корреспондентки «Вёрстки» никто не вышел. Сам Сергей в начале этого года скончался. «От пьянки, — поясняет его двоюродная сестра Татьяна. — Как именно умер? Ну, умер. Просто умер, по здоровью».
Татьяна подчёркивает, что раньше всегда сохраняла контакт с роднёй, несмотря на разницу в культурном уровне: «Я сама юрист, хоть и работаю в школе. У меня вообще три высших образования». Но сейчас она с Екатериной и Максимом Бабаевыми не переписывается: «Они совершили преступление. Незнание закона не освобождает от ответственности. Я им очень много помогала в жизни, а они мне плюнули в душу. Я на них очень сильно обижена».
И продолжает: «Очень жаль Максима. Он же мог сходить в армию…»
В доме, где жили Бабаевы, соседи рассказывать о них категорически отказались: услышав вопросы корреспондентки, просто захлопывали двери или убегали по лестнице. Так же поступила и пожилая дама из сюжета программы «Кстати…», которая чуть менее года назад была вполне словоохотлива перед камерой. «Никто здесь не хочет этого всего. Никаких комментариев не будет, нас за это по головке не погладят. Нам просто запрещают это делать», — призналась другая соседка.
Составить представление о жизни Бабаевых можно на примере семьи близкой подруги Екатерины — Людмилы. Она живёт в таком же двухэтажном доме через дорогу, в трёхкомнатной квартире. У женщин много общего: они ровесницы, у обеих много детей; младшие — подросток и второклассник. Людмила и Екатерина проводили много времени вместе, и других близких подруг в посёлке у последней не было. «Они обе у меня, две звезды, стояли на учёте», — говорит о них замдиректора школы Татьяна. На уточняющий вопрос о том, где именно — в опеке, в школе, в полиции? — отвечает: «Да везде».
Сейчас Людмила, которой нет и пятидесяти, с трудом ходит после инсульта; через несколько минут беседы жалуется, что разговаривать стало тяжело из-за спазма лицевых мышц. Просит подождать, пока закончит обедать, — и долго, с заметными усилиями, ест картофельный суп за просмотром ТВ‑3.
На кухне тем временем суетится 14-летний Кирилл — моет грязную посуду, сбрасывает в ведро объедки для уличных собак, нарезает для мамы хлеб с маком к чаю. Жалуется, что устал чистить картошку. За делами болтает без умолку: «Я как раз маме чай готовил, а тут вы пришли! Опять ливень идёт. Хотя бы огород поливать не нужно будет, а то я задолбался каждый раз. Ох, наконец-то наелся, ё‑моё! Даже капусту доедать не пришлось, хотя она тоже вкусная. У вас это, два динамика что ли у телефона? У меня динамик только с одной стороны! А вы можете сказать, сколько километров до Москвы? Всегда было интересно».
Людмила выключает телевизор и рассказывает, что её подруга Катя — человек добрый, отзывчивый, трудолюбивый, как и её сыновья: «И Максим нам помогал не раз, когда надо было. Иногда приносил чем накормить собак, когда еды не хватало. По дому помогал тоже. А мой муж помогал им».
В какой-то момент в комнату вбегает восьмилетний Егор. В последнее время мальчик не выпускает из рук автомат, вырезанный из фанеры. «Сам сделал?». «Да нет, — отвечает его брат. — На детской площадке нашёл. Недавно эта фигня появилась, теперь всё время носится с ней».
«Катя разогрела ему покушать, а он умер»
Екатерина Бабаева родилась в посёлке Светлый Кировской области, была одной из шестерых детей своей матери, рассказала «Вёрстке» её сестра Наталья Халтурина. Окончив девять классов, поступила в ПТУ, где в 1991 году получила специальность повара третьего разряда. Почти сразу после учёбы вышла замуж и в 18 лет родила первого сына, Дмитрия. Муж вскоре семью бросил. А через несколько лет его не стало: «Он жил в общаге вроде бы. Ну, он пил. Потом умер», — так вспоминает о нём Наталья.
Вместе со следующим мужем, Сергеем Фадеевым, Екатерина в середине девяностых уехала в Буреполом — это, хоть и другой регион, примерно в часе езды от её родного посёлка. Через несколько лет после рождения второго сына, Никиты, супруги развелись. «И она стала жить одна в бараке с двумя детьми», — продолжает Наталья. Бывший муж при этом жил в паре домов от Екатерины.
Последнего своего мужа, Николая Бабаева, Екатерина встретила в Буреполоме — он отбывал наказание в колонии, рассказывает местный житель Александр. После освобождения Николай не смог или не захотел уехать домой. Остался жить там, где сидел: такое в Буреполоме случается.
Николай был лет на 15 старше Екатерины. У супругов родились ещё двое мальчиков. Николай зарабатывал тем, что развозил продукты в магазины, а потом при сельсовете «на тракторе чистил дороги», вспоминает подруга Людмила. В последние годы был на пенсии. А Екатерина, как здесь говорят, калымила: «И дрова колола, и полоть ходила грядки, и копать», иногда продавала свою выпечку.
«Они калымили. Она такая крупная девушка-то. Нанималась — и разбивала одна целую машину дров. Она вон какая, а Коля был маленький», — вспоминает Александр. Помогал старший общий сын пары: «У Макса золотые руки. Он учится на механика, и все мотоциклы, все машины — это всё к нему привозили. Его Коля научил — всегда всюду брал его с собой», — говорит Наталья Халтурина.
«Макс учился-то так себе, а вот друзей у него в посёлке было много. Увлекался машинами, мотоциклами, техникой. Учился на автослесаря. Ему оставалось немного, он хотел в армию сходить… Против страны никогда ничего не говорил, нормальный парень», — рассказал «Вёрстке» его сверстник и друг Иван.
В 2020 году Николай скончался. У него были проблемы с сердцем, он постоянно принимал лекарства, говорит Халтурина. Подруга Людмила вспоминает об этом так: «Он пошёл в баню. После бани Катя разогрела ему покушать. А у него давление по ходу поднялось… Немножко его занесло, он упал, ударился — и насмерть».
Получив от правозащитников данные Максима Бабаева, я написала ему в СИЗО и попросила в том числе подробнее рассказать о матери. «Она сама из многодетной семьи, поэтому и у неё нас четверо. Добрая, хозяйственная, мастерица на все руки. В общем, одно слово — Мама!», — ответил он. И дал идентификационный номер её страницы «Вконтакте», который, видимо, помнил наизусть.
На аватаре — блондинка средних лет с широким румяным лицом. Екатерина любит печь: на странице множество фотографий аккуратных и аппетитных пирожков с разными начинками, булочек, ватрушек и печений. Выпечка была не только её хобби, но и способом заработка, рассказывает Максим в письме: «Работать ей приходилось много где. Просто в таких отдалённых и тихих местах, как наш Буреполом, с работой всегда тяжело, поэтому и приходилось перебиваться разными заработками. В последние годы мама пекла дома пироги и реализовывала их, вышивала бисером».
На других фото — осенние походы по грибы, семейные посиделки с сыновьями. Вот седьмой день рождения младшего, Игоря, с гостями-одноклассниками и домашним шоколадным тортом. Вот выпускной из 9‑го класса у третьего сына Максима. Вот Игорь вышивает картину бисером, вот Максим разжигает мангал.
А вот второй сын, Никита, позирует для выпускного фотоальбома своего кадетского корпуса — в тельняшке и камуфляжной куртке десантника.
«Единственный с высшим образованием»
За смертью мужа последовали другие испытания: долгая борьба Екатерины за переселение из аварийного барака, а потом отправка второго сына Никиты в зону «спецоперации».
Сейчас Никите Фадееву 27 лет. «Он профессиональный военный, офицер — только вот звания не помню, — пишет о нём Максим Бабаев. — Так как у него контрактная служба, то и на СВО его послали как профессионального военного. Он там с самого начала, с февраля 2022 года. Когда дают отпуск, приезжает к нам в Буреполом. Мы за него очень переживаем, всем понятно, что он не в простой командировке. Имеет ордена и медали».
«Про мои и его убеждения я даже не знаю, как сказать. Они и не разные, и не одинаковые. Я просто понимаю, что это у него такая служба, и всё. А самому мне до этого далеко, у меня другие интересы. А так отношения у нас очень хорошие», — продолжает Максим.
Никита окончил Рязанское военно-десантное училище, откуда вышел в звании лейтенанта. До этого с 2013 года не жил в Буреполоме — учился в нижегородской кадетской школе-интернате, потом проходил срочную службу. Никита Фадеев — единственный в семье, кто имеет высшее образование, подчеркнула в беседе с «Вёрсткой» его двоюродная тётя, замдиректора буреполомской школы Татьяна. О нём она заботится особенно, потому что из сыновей Екатерины он единственный её кровный родственник.
Десантник по имени Никита Сергеевич Фадеев упоминается на одном из украинских сайтов о боевых действиях в Буче и Гостомеле. Там утверждается, что весной 2022 года он был командиром взвода 76‑й десантно-штурмовой дивизии ВДВ России. Дата рождения на этой странице не соответствует дате рождения сына Екатерины Бабаевой. Но фото — соответствует, подтвердил «Вёрстке» его брат Максим во время короткого разговора в перерыве судебного заседания. Лицо на фотографии похоже на портрет сына со страницы Екатерины Бабаевой.
Постоянной связи с Никитой у Бабаевых с начала «спецоперации» и до задержания не было. Раз в несколько недель или месяцев Никита мог позвонить домой, каждый раз с разных номеров, говорилось в его показаниях, данных на следствии по делу Бабаевых и оглашённых в суде. Например, в октябре 2023 года он с опозданием в пару недель, но смог поздравить мать с днём рождения: он позвонил ей, а ещё отправил тёте Татьяне денег, та купила цветы и торт, вручила, сфотографировала Екатерину и отправила ему фото.
«Жив он сейчас, не жив — мы не знаем», — сказал корреспондентке «Вёрстки» Максим Бабаев в перерыве судебного заседания по делу о теракте.
Но Никита — не первый сын Екатерины Бабаевой, за которого ей пришлось всерьёз побеспокоиться.
«Самый старший брат — Дмитрий, ему 32 года, он уже давно с нами не живёт. Увы, сейчас он находится в местах лишения свободы. Я с ним переписывался, жду его возвращения и дальнейшей законопослушной жизни», — рассказал Максим Бабаев в письме корреспондентке «Вёрстки». Во время короткого разговора в суде Максим уточнил, что брат был осуждён за убийство «лет на 15» и отбывает наказание с 2016 года.
Полный тёзка Дмитрия Осипова, который жил в городе Котельниче, получил 14 лет строгого режима за разбой и умышленное причинение тяжких телесных повреждений, повлекшие по неосторожности смерть. Из приговора следует, что Осипов с приятелем попытались ограбить некоего гражданина Ш.: пьяными ворвались к нему в квартиру, потребовали деньги, а когда тот отказался, жестоко избили его руками, ногами и упавшей со шкафа антресолью. А затем пытали нагретым утюгом.
Ш. погиб. А «улов» грабителей составил 7 тыс. руб. наличными и несколько предметов: машинку для стрижки волос, мобильный телефон, бутылку водки, пачку сигарет «Прима» и пачку сушёной рыбы.
Дмитрий Осипов частично признавал вину и объяснял в суде, что целью всего мероприятия было занять денег на выпивку.
«У неё был Коля, и он её сдерживал»
Когда именно сама Екатерина начала злоупотреблять алкоголем, её знакомые помнят плохо. Дальняя родственница и замдиректора школы Татьяна утверждает, что та тяжело пила всё время их знакомства. В школе у сыновей её семья числилась как неблагополучная: «У неё ребенка забирали последнего, на полгода. Она была ограничена в правах».
Её сестра Наталья Халтурина вспоминает, что до рождения третьего сына Максима женщина не казалась пьяницей. Но «ей было тяжело». «Одна с двумя детьми, в посёлке, который даже посёлком не назовёшь. Ну, выпивала, все выпивают… Когда Максим родился, я бы не сказала, что она прям пила. А в 40 лет она родила Игоря — и примерно вот в этом промежутке начала», — говорит Халтурина.
«Но у неё был Коля, и он её сдерживал. А когда Коли не стало, она не выдержала», — продолжает сестра Екатерины.
Почти такими же словами об этом говорит друг и бывший одноклассник Максима — Иван. «Семья у него такая, можно сказать, несостоявшаяся. У него отец умер, он уже в возрасте был, у него инфаркты были. Когда отец был жив, он хотя бы мать в руках держал — она пьющая. А когда он умер — всё, она начала пить».
«Макс же ведь тоже боролся с матерью, чтобы она не пила. Не то, что ругался — разговаривал с ней. Калымил ходил, старался. Косил, что-то на огородах делал. Он вообще механик, разбирается в технике… И он мог её остановить», — говорит Татьяна.
Но за год до поджога и задержания Екатерина закодировалась — и 12 месяцев не употребляла алкоголя. К этому решению она пришла сама, говорит Наталья Халтурина: «Потому что младшего ребёнка, Игоря, забрали. Сказали: закодируешься — отдадим».
«Как женщина она неплохая, когда не пьёт — вообще замечательная. И дома у неё все дела делаются, и печёт она. С соседями нормально общалась. Но вот этот вот зелёный змий… Когда закодировалась, у неё как раз в сентябре был год, она вообще была адекватная. У неё ребенок младший в чистеньком ходил, был на кружках. И Макс учился», — продолжает Татьяна.
Соседи и родные ничего не знали ни о кредитах, которых якобы набрала Катя, ни о мошенниках, которые звонят ей уже несколько недель.
Ну а потом Екатерина с сыном подожгли военкомат.
«В тот день я её видела, — вспоминает Татьяна. — Она ничего не сказала, нормальный у неё был вид. Когда человек в панике, он может сумбурно говорить или ещё что-то — выдают его действия. Но ничего подобного. Ни запаха от неё не было, ничего… Я не знаю, что её сподвигло. Может быть, возможность достать лёгкие деньги. Она долгое время не работала, жила на пособие, которое ей государство платило на детей. И ничего на продажу она не пекла, это всё неправда. Денег у неё было достаточно, ей хватало. Я им и продуктами помогала, и так. И Никита, сын, ей с СВО посылал».
Говоря об этом, замдиректора школы срывается почти на крик: «Очень было тяжело. Мне лично было тяжело уговаривать её на нормальную жизнь, прежде всего, ради Никиты, моего племянника. Я на них очень обижена, потому что этого всего можно было избежать. Мне жалко Никиту, который находится на СВО — у него в ноябре мать вот это совершила, а в январе отец умер от пьянки. Для меня это было как снег на голову, очень обидно. Поддерживаешь, стараешься, помогаешь человека наставить на путь истинный, чтобы он социализировался и вёл себя нормально. А тут… Ну, от безделья! Ведь надо работать. Просто надо работать. Когда человек работает, у него времени не хватает на дурь всякую. А когда государство платит пособие, вот эти вот лёгкие деньги, понятно, что человека они портят».
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Знаешь, как делать коктейль Молотова?»
Следствие и гособвинение считают, что осенью 2023 года «неустановленные лица, находящиеся на территории Украины» предложили Екатерине Бабаевой поджечь военкомат города Шахуньи «за денежное вознаграждение в размере 500 тысяч рублей с использованием легковоспламеняющейся жидкости по типу „коктейля Молотова“, осуществляя при этом онлайн-трансляцию в мессенджере WhatsApp», — читал впоследствии в суде прокурор Дмитрий Марьенко.
Звонившие напомнили, что в военкомате хранится личное дело её несовершеннолетнего сына, который является призывником, соответственно, «в ходе поджога будет уничтожен архив военного комиссариата, что исключит последующее направление [Максима] Бабаева в зону специальной военной операции».
Мать и сын осознавали, что эти действия могут «временно прекратить деятельность» военкомата, «устрашить население Российской Федерации», «создать опасность гибели для неограниченного круга лиц» и имущества, считают в прокуратуре. Но тем не менее согласились — и, кроме прочего, их мотивом было «собственное негативное отношение к проводимой вооружёнными силами России специальной военной операции», — уверено гособвинение.
Сам Максим Бабаев те события описывает так. В конце октября его матери позвонил неизвестный и сообщил, «что у неё заканчивается договор то ли с банком, то ли с сотовым оператором». «И сказал, что они сами всё продлят, надо только назвать ему номер СНИЛС, а потом ещё и код из смс-сообщения. Мама по простоте душевной так и сделала. Что они там сделали с её страничкой в Госуслугах, я не знаю», — рассказывает Максим в письмах. В суде он утверждал, что самостоятельно семья кредитов не брала. И необходимости в якобы предложенных мошенниками 500 тыс. руб. тоже не было: «Мы жили на 36 тыс. рублей [пособий], нам хватало. Я подкалымивал тоже».
Вскоре, 26 октября 2023 года, не позднее 6 часов вечера (когда Максим приехал домой с учёбы), его матери впервые позвонил на WhatsApp «представитель федерального банка» по имени «Литвинов Дамир Александрович». Екатерина Бабаева в этот момент делала уроки с младшим сыном.
«Разговор был по громкой связи. Дамир сказал маме уйти в отдельную комнату, чтобы не разглашать личную информацию. Я понял, что это могут быть мошенники», — говорил Максим, давая показания в суде. Но мешать матери не стал. Затем он пошёл на волейбольную секцию — и, когда в 8 часов вечера вернулся домой, мама ещё разговаривала с «Дамиром».
«Дамир попросил дать трубку мне и объяснил, что мошенники взяли на маму кредит. И чтобы его „перехватить“, надо поехать в Котельнич, взять кредит на сумму в 450 тысяч рублей в „Хлынов-банке“ и перевести на счёт, который он укажет», — рассказывал суду подросток. Почему-то этот разговор усыпил его бдительность, несмотря на изначальные подозрения, утверждал он.
«Мы поехали; он был всё время с нами на связи и говорил, что делать и говорить. Мы взяли кредит, сняли наличными 286 тыс. руб., нашли рядом банкомат и перевели их на указанный счёт», — продолжал Бабаев. После этого надо было повторить процедуру в другом банке, но там кредит семье давать отказались. Мать и сын по распоряжению «Дамира» продолжили ездить в Котельнич и пытаться взять кредит в других банках (ВТБ, ПСБ, Совкомбанке) ещё в течение нескольких дней, но получали отказы.
«Он постоянно был с нами на связи. Потом скинул в WhatsApp какую-то ссылку и получил удалённый доступ. То есть он удалённо лазил по маминому телефону», — вспоминал Максим в суде.
С 30 октября «Дамир» больше на связь не выходил. «Всё затихло, мы думали, что всё закончилось и никто нас больше трогать не будет», — вспоминал парень в письмах. Но 8 ноября Екатерине пришло на мобильный сообщение, что надо оплатить кредит, который она взяла в Котельниче, — 286 тыс. руб.
«А Дамир нам говорил, что не надо его оплачивать, всё будет нормально, всё погасится», — говорил Максим в суде. Поэтому сообщение Бабаевы решили проигнорировать.
Но рано утром 15 ноября, пока Максим ездил делать флюорографию для колледжа в посёлок Пижму, Екатерине снова позвонил «Дамир» и сообщил, что теперь на неё взят кредит уже в 1,5 млн руб. А средства от её имени переведены в Украину, в Харьков: «Он говорил, что теперь ей надо помочь выявить мошенников в военной структуре». После этого уже днём Екатерине позвонил человек, представившийся сотрудником ФСБ по имени «Александр Орехов»: «Попросил дать трубку мне и начал задавать вопросы. Мол, знаешь, что такое коктейль Молотова? Я знал из игры. А знаешь, как его изготовлять? Он объяснил», — вспоминал юноша в суде.
«Он включал камеру — сзади него был портрет президента, флаг и герб. Он начал давить, говорил, что меня по достижении 18 лет отправят на СВО. Я испугался за маму», — продолжал Максим.
«Орехов» сказал, что Екатерина должна кинуть горючую смесь в окно военкомата в городе Шахунье. Неизвестный говорил «жёстким указывающим тоном» и «мама уже ни о чём не могла думать», пишет подросток в письме. Максим утверждал, что понимает, что речь идёт о преступлении, но решил сделать, что велено. Правда, минимизировав опасность.
«Я захотел обмануть Дамира и Орехова, чтобы они от нас отстали», — пояснял он в суде.
Далее Бабаевы раздобыли полтора литра бензина, тряпки и две стеклянные бутылки из-под лимонада; попросили соседа подвезти их в Шахунью по делам. «Когда приехали в Шахунью, он [„Орехов“] нам позвонил и указывал, в какое именно окно кинуть бутылку. В правое, где находится именно военкомат. А я же учился в Шахунье, провожал друзей в армию и знал, где в этом здании люди. И знал, что помещение слева — пустое, там нет ни документов, ни людей. Я решил обмануть Орехова и кинуть бутылку в левое помещение», — рассказывал Максим, давая показания в суде.
Около 15 часов 15 ноября мать и сын пришли к военкомату, Бабаева включила групповой видеозвонок с «неустановленными лицами». А её сын разбил кирпичом окно военкомата и бросил туда первый зажжённый коктейль Молотова. Воспламенения не произошло; Максим зажёг и бросил вторую бутылку. Возник небольшой пожар, его быстро потушили; здание и находящиеся в нём люди не пострадали, а Максим Бабаев был задержан через считанные секунды с помощью рабочего, который делал там ремонт, и дежурного полицейского.
Когда к нему бросилась мать, снимавшая происходящее на мобильный, скрутили и её. Свидетели инцидента вспоминали в суде, что она умоляла полицейских обратить внимание на трансляцию, которую она ведёт для «сотрудника ФСБ», и пыталась дать им понять, что всё происходит под контролем спецслужбы.
«У меня не было цели ни дестабилизировать органы власти, ни корыстных целей», — говорил Максим, выступая в суде. По его словам, единственной целью было сделать так, чтобы от семьи отстали «Дамир» и «Орехов».
«Дестабилизация пошла. Люди стали бояться идти в военкомат»
В стеклянном боксе Нижегородского облсуда, где в июле по существу рассматривали дело против матери и сына Бабаевых, Екатерину невозможно было узнать. Прежде грузная женщина за время следствия потеряла, кажется, не меньше половины веса.
Военный судья Антон Какадеев выглядел внимательным, но раздражённым: одёргивал подсудимых за слишком тихие ответы на вопросы, уточнял каждую реплику по несколько раз. Ругался на качество видеосвязи с Шахунским горсудом, где находились большинство свидетелей. А молодого опрятного гособвинителя Дмитрия Марьенко в золотистых очках отчитал за слишком подробное чтение документов.
Когда тот зачитал обвинение, Екатерина Бабаева, запинаясь и с трудом подбирая слова с помощью назначенного ей госадвоката, заявила, что вину признаёт частично: «Да, была там и снимала на телефон. Но террористического акта не было. Я не вовлекала сына ни во что. Меня под психологическим давлением заставили это сделать».
Максим Бабаев настаивал, что теракта не совершал, а лишь покусился на преступление по ч.2 ст. 167 УК (Умышленное уничтожение чужого имущества). В здании, где был военкомат, находилась и другая организация, — и Максим утверждал, что сознательно кинул смесь в тот блок, который не связан с военкоматом общим входом. Так что в результате его действий военкомат пострадать никак не мог, а пострадал только индивидуальный предприниматель, которому принадлежит эта половина здания. «И мама меня ни во что не вовлекала. Меня вовлекли провокаторы», — добавил Максим Бабаев.
Обвинение строилось на показаниях двух десятков свидетелей, из которых в суде допросили меньше половины. Среди письменных материалов — только скриншоты переписок и данные о созвонах в WhatsApp Бабаевой, плюс немного характеризующих документов: медицинских и о составе семьи. В суде не огласили никаких данных о «неустановленных лицах», которые спровоцировали Бабаевых на преступление и, согласно утверждению обвинения, находились в Украине.
Несколько свидетелей — сотрудники военкомата. Как следовало из их показаний, главным последствием теракта стало то, что в военкомате испугались. «У нас же в основном коллектив женский, 17 девушек», — отметил военком Евгений Протасов. «Я просто испытала шок, у меня были мысли всякие о том, что могло бы случиться», — сказала помощник начальника отделения призыва Алла Моисеева, добавив, что после происшествия спокойно продолжила работать.
Огонь мог уничтожить важные документы, включая секретные, сказала начальник юротдела военкомата Ирина Назаренко. Правда, потом добавила, что последние находились в несгораемых сейфах. Другое последствие теракта в том, что новость о поджоге быстро разлетелась по небольшому городу. «И дестабилизация пошла. Люди стали бояться идти в военкомат», — добавила свидетельница.
Предприниматель Сергей Суворов — владелец помещения, куда попала зажигательная смесь, — заявил, что от поджога никакого особенного ущерба не понёс. Комната, которую он несколько лет назад купил у военкомата за 1,4 млн руб., пустовала и вполне уцелела, из-за ремонта там не было никаких ценных вещей, кроме мешков с цементом.
Рабочий Алексей Кулаков, который в тот день делал ремонт на крыльце здания и помог схватить Бабаева, утверждал, что парень «что-то кричал про СВО», поведение его было «неординарное», он был «невменяем или пьян», у него были «пустые глаза». Оперативный дежурный полиции Сергей Медведев, который охранял военкомат, при этом заявил суду, что молодой человек ничего не выкрикивал, хотя на стадии следствия полицейский заявлял обратное, следует из оглашённого в суде протокола его допроса. «Нет, всё было молча», — ответила на соответствующий вопрос сотрудница расположенного рядом магазина Ксения Ионкина.
Максим Бабаев дотошно допрашивал каждого свидетеля: интересовался, как именно окно, куда он бросил «коктейли Молотова», относится к военкомату, как инцидент помешал работе органа; о своём поведении при задержании.
— Хочу узнать, военкомат находится в каком помещении дома 20 по улице Революционной? — спросил Максим Бабаев главу юротдела военкомата Назаренко. — Вот у вас в бумагах написано: дом 20, помещение 2, правильно?
— Нет, у нас почтовый адрес — просто дом 20.
— Но помещение какое? — настаивал подросток.
— Нет у нас такого разделения! — кипятилась свидетельница.
Рабочих, делавших ремонт в комнате, куда прилетела горючая смесь, юноша спрашивал: «Расскажите, кто именно вас нанял?»; сотрудников военкомата расспрашивал, где именно они находились в момент поджога, чем занимались и что видели. «Вам известно, чьё это помещение?» — спросил Бабаев у дежурного полицейского Сергея Медведева. «Мне известно, что это помещение никакого отношения к военкомату не имеет», — ответил полицейский.
Екатерина Бабаева не задавала вопросов.
Ещё часть свидетелей — соседи и знакомые Бабаевых; их в суд лично вызывать не стали. В своих допросах на стадии следствия они в основном говорили, что Екатерину и её сына характеризуют положительно: люди вежливые, отзывчивые, не замеченные за странными занятиями или опасными идеями. А алкоголизм Екатерины, хоть и был общеизвестен, никому, кроме её семьи, проблем не доставлял.
На стадии следствия допросили и Никиту Фадеева, второго сына Екатерины: тогда спустя неделю после инцидента ему дали отпуск из зоны боевых действий по семейным обстоятельствам. В этот раз суд связаться с ним не смог, на процессе зачитали его показания на следствии.
«Мою мать могу охарактеризовать как доброго и отзывчивого человека. Не ведомого. На мой взгляд, у неё достаточно твёрдый характер. Недостаток только один: она злоупотребляла спиртными напитками. Но в 2022 году она самостоятельно поехала в Нижний Новгород, где в одном из медцентров прошла кодировку. С тех пор алкоголь не употребляла. Стала уделять больше внимания детям, занималась выпечкой и вышивкой для себя. Последний раз мы с ней созванивались 26 октября. Про какие-либо финансовые проблемы, кредиты мне она не сказала. При необходимости я всегда присылал ей денег», — говорится в протоколе допроса Фадеева, который огласил прокурор Марьенко.
«Могу утверждать, что моя мать никогда ни по мобильной связи, ни в мессенджерах, ни в соцсетях ни с какими лицами, проживающими на территории Украины, выходцами из данной страны, лицами, поддерживающими политику данной страны, не общалась. Она знала и знает, что я на СВО защищаю интересы Российской Федерации».
Затем суд заслушал показания подсудимых. Максим Бабаев подробно рассказал об общении с «Дамиром» и «Ореховым», о событиях 15 ноября. «Они давили на нас психологически. Когда я не говорил с этими Дамиром и Ореховым, я был против. А когда говорил, разум затмевался. Я был растерян», — объяснял подросток.
Екатерина слушала сына, закрыв лицо руками. Сама она давать показания не стала.
Прокурор обратил внимание, что изначально на следствии Бабаевы дали признательные показания, но потом отказались от них. «Когда нас повезли в полицию, адвокатов с нами не было. Нас допросили, сказали: „Вы совершили теракт. Если вы не признаетесь, вас посадят надолго. А если признаетесь, отпустят под подписку“. Мы поверили и признались», — объяснил Максим. На процессе Бабаевых представляли защитники по назначению Андрей Премилов и Владимир Тихонов, оба отказались от комментариев «Вёрстке».
«Как же так, Максим Николаевич?»
После допроса со стороны адвоката и прокурора к парню обратился судья Какадеев — и это было похоже не столько на допрос, сколько на внушение от завуча. Судья выглядел одновременно возмущённым и раздосадованным.
— Я даже не знаю, с чего начать. Вот вы говорили, что изначально не хотели совершать эти действия. Они вам угрожали?
— Нет.
— Так отключил бы телефон, и вопрос закрыт! Симку выкинул, телефон выкинул… Зачем было продолжать, я не понимаю?
— Я не хотел, ваша честь.
— А что они вам сделали бы? — почти закричал судья. — Я вам скажу по секрету. В прошлом году рассматривали дело. В этом же зале. Так там людям угрожали и применяли насилие. Приезжали, давили, били, чтобы люди, несовершеннолетние, подожгли военкомат. Понимаете? Там угрозы были. Но они обратились в правоохранительные органы — и всё встало на свои места. Что препятствовало-то?
— Они не давали нам обратиться…
— Что не давали?! Каким образом, кто они такие, чтобы вам запрещать? Ну, в полицию пришли бы, на телефон доверия ФСБ обратились бы. Ну спросили бы, кто этот Орехов, есть ли у них такой.
— …Мы простые люди, были растеряны, напуганы.
— Вы это сделали под дулом пистолета? Положили бы трубку и забыли. Ну 17-летний молодой человек же. К учителю обратились бы, к сверстникам, в полицию, к участковому.
— Всё произошло как-то внезапно…
— Так это длилось с октября! Ну пришли вы в банк, когда брали кредит. Ну можно было спросить у оператора? «Извините, нам звонят какие-то представители центрального банка, что нам делать?». Сомнений не было у вас, почему они инструктируют, чтобы вы никому ничего не говорили? Что это за секретность такая?
— Не знаю, мы были растеряны. Нас чуть ли не гипнозом заговаривали.
— Вы номера телефонов их в интернете искали?
— Там герб был на аватарке в вотсапе…
— Во всех СМИ трубят каждый день: кругом мошенники. Вы же и сами это понимали сначала.
— Понимал. А потом, когда поговорил с ними, у меня сомнения ушли. Я не сталкивался с этим никогда. Мне сказали, что маму посадят…
— Да кто её посадил бы-то?
— Это я сейчас понимаю.
— Какие планы дальше? Учиться будете?
— Да.
— Почему привлекались к административке?
— Управлял транспортным средством без прав.
— Зачем катался-то? У матери как со здоровьем?
— У мамы есть болезни.
— Маме помогал по дому?
— Да, помогал. Брата поднимать. Отец умер четыре года назад…
— И всё хозяйство было на вас?
— Да.
— Живёте в квартире?
— Да, нас не хотели переселять. Когда папа умер, мы судились и через суд получили эту квартиру.
— Вот как в суд ходить знаете. А как обратиться в правоохранительные, не знаете. Как же так, Максим Николаевич?
— Ну растерялся…
На следующий день судья Антон Какадеев назначил Екатерине Бабаевой 13 лет колонии общего режима, а Максиму Бабаеву —- 4,5 года колонии общего режима. Срок Екатерины почти соответствует нижнему порогу наказания по статье о теракте, совершённом группой лиц по предварительному сговору: это 12 лет. Срок Максима — намного ниже нижнего предела.
Прокурор Дмитрий Марьенко запрашивал для них 20 и 8 лет соответственно.
«Мальчишечка быстро адаптировался»
«По факту нашу семью постигла беда: все мы находимся в неволе, — написал Максим Бабаев в письме корреспондентке „Вёрстки“. — Старший в местах лишения свободы, средний в горячей точке (тоже своего рода неволя), мы с мамой в тюрьме, а младший в силу его возраста — в приюте».
Младшему сыну Екатерины Бабаевой, Игорю, 8 лет. «У него был день рождения 17 ноября, а нас в этот день судили, чтобы заключить в тюрьму на время следствия. Мама, когда услышала постановление суда о заключении под стражу, понимая, что у самого младшего как раз день рождения, — потеряла сознание. Сейчас мы знаем, что Игорь находится в приюте в Тонкино. Он очень хороший паренёк, очень смышлёный, хорошо учится», — написал Максим, попросив передать брату привет через директора приюта. Её телефон он тоже помнил наизусть.
Учреждение, где находится Игорь, официально называется социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних. В июле, когда Бабаевых судили, Игорь лежал в больнице с воспалением лёгких — об этом его маме и брату удалось узнать через администрацию приюта и родных. С тех пор он поправился, сказала «Вёрстке» директор учреждения Елена Серова. Она добавила, что чувствует он себя неплохо: «Мальчишечка быстро адаптировался».
До этого Игорь уже оказывался в том же приюте из-за алкоголизма своей матери, сказали «Вёрстке» её родственница Татьяна и сестра Наталья Халтурина. Последняя объяснила, почему, несмотря на наличие у Екатерины матери и пятерых родных братьев и сестёр, никто до сих пор не смог взять мальчика под опеку. Дело в том, что судьбы большинства членов родительской семьи Екатерины тоже сложились довольно трагическим образом.
Мать Бабаевой уже в преклонном возрасте; недавно она сломала шейку бедра — и пока неизвестно, сможет ли восстановиться. Самый старший брат Бабаевой сильно пьёт и часто пропадает в неизвестном направлении на месяц или несколько.
Следующая по старшинству сестра, Ольга Фенина, — тяжёлый инвалид, она лишилась ноги из-за падения с 8 этажа около двадцати лет назад, говорит Халтурина: «Мы все думали, что её столкнул муж. Но она говорила, что ничего не помнит, ничего не стала писать на него. В больнице он ни разу её не навестил». Сама Фенина в разговоре с «Вёрсткой» просто сказала: «У меня нет ноги».
Ещё одна сестра, Елена Лебедева, получила тяжёлую инвалидность примерно в тот же период — в результате истории будто из плохого сериала, рассказали её сёстры. Однажды она шла домой с работы и надолго пропала. Впоследствии выяснилось, что Елена месяц или больше пролежала в коме в больнице города Нововятки как неопознанная пациентка. Сёстры расходятся в том, сколько это длилось и когда Елена в итоге вышла на связь: через несколько месяцев или лет.
Что именно с ней случилось, неизвестно. «Когда она очумаркалась, она назвала адрес. Только она неправильно его вспомнила — это была школа у нас на посёлке. И вот через школу уже нашли нас», — говорит «Вёрстке» Ольга Фенина. «Она очнулась — скелет, обтянутый кожей. А была такая красивая, вообще», — вспоминает Наталья Халтурина. Сейчас интеллект у Елены сохранён, но речь заторможенная, есть провалы в памяти, пальцы на руках остались навсегда согнутыми, ходить и обслуживать себя она может с большим трудом.
Ну а самый младший, 34-летний брат Екатерины Бабаевой, не имеет собственной семьи и работает вахтовым методом, подолгу не бывая дома: «И никого ему не надо», — поясняет Наталья.
Наконец, сама Наталья уже воспитывает собственных троих детей, с которыми живёт в маленькой двушке. Она пока размышляет, готова ли взять к себе ещё и племянника — и как могла бы его разместить и прокормить. «Ну и, конечно, муж у меня чуть-чуть против, — добавляет Халтурина. — Но я всё-таки надеюсь на будущее, мы строим дом».
Если приютить Игоря не получится в течение года с небольшим, мальчик отправится в детдом: в социально-реабилитационном центре в Тонкино он может находиться только два года.
Обложка: Алиса Кананен
Текст: Маргарита Алёхина
Каждая история — это голос человека, который нуждается в том, чтобы его услышали. Верстка рассказывает истории людей из разных уголков России, давая возможность каждому быть услышанным. Подпишитесь на ежемесячную поддержку «Вёрстки» сейчас, чтобы продолжать читать нас завтра!