«Им запрещают произносить слово „мама“»

Стар­ший сын жур­на­лист­ки Окса­ны Гон­ча­ро­вой, кото­рую обви­ня­ют в убий­стве быв­ше­го парт­нё­ра-абью­зе­ра, рас­ска­зал «Вёрст­ке», что у него боль­ше нет денег на адво­ка­та для защи­ты мате­ри в суде.

Почти пол­то­ра года жур­на­лист­ка Окса­на Гон­ча­ро­ва, обви­ня­е­мая в убий­стве сво­е­го быв­ше­го парт­нё­ра-абью­зе­ра Алек­сея Саму­сё­ва, про­ве­ла в СИЗО Новое Гри­ши­но. Дво­их общих сыно­вей Гон­ча­ро­вой и Саму­сё­ва забрал себе брат погиб­ше­го. Он лишил мать роди­тель­ских прав и любой воз­мож­но­сти общать­ся с маль­чи­ка­ми. Сама Окса­на напи­са­ла «Вёрст­ке» из СИЗО, что опе­кун запре­ща­ет детям даже про­из­но­сить её имя. Их отец регу­ляр­но изби­вал Окса­ну на про­тя­же­нии пят­на­дца­ти лет. Уже пол­го­да она ждёт, пока суд собе­рёт при­сяж­ных. В интер­вью «Вёрст­ке» стар­ший сын Гон­ча­ро­вой, 24-лет­ний Пётр, при­знал­ся, что день­ги на адво­ка­та у него закан­чи­ва­ют­ся.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

— Как вы прожили полтора года, которые ваша мама провела в заключении?

— Мама в СИЗО с сен­тяб­ря 2022 года, и до лета 2023 я чув­ство­вал боль­шое напря­же­ние. Потом ста­ло лег­че: чело­век такое суще­ство — ко все­му при­вы­ка­ет, и я не исклю­че­ние. Меня эта ситу­а­ция мно­го­му научи­ла, я уже справ­ля­юсь со сво­ей жиз­нью сам. Рань­ше, когда мама была на сво­бо­де, я не был вовле­чён в серьёз­ные взрос­лые дела, мама всем заправ­ля­ла. Сей­час, когда её нет, при­хо­дит­ся всё это решать само­му — и её лич­ные про­бле­мы в том чис­ле. Напри­мер, закры­вать её кре­дит в 40 тысяч на ноут­бук для рабо­ты. Я рабо­таю в Элек­тро­ста­ли, на про­из­вод­стве, у меня зар­пла­та тысяч 60–70 выхо­дит, если с под­ра­бот­ка­ми. Из них я опла­чи­ваю ком­му­наль­ные услу­ги, поку­паю маме в СИЗО про­дук­ты, вещи, лекар­ства. На услу­ги адво­ка­та денег не хва­та­ет.

Я до сих пор живу в квар­ти­ре, где всё это про­изо­шло. Я спе­ци­аль­но мно­гое здесь поме­нял, что­бы ниче­го не напо­ми­на­ло о преж­ней жиз­ни, когда был жив тот чело­век. Один раз он мне при­снил­ся — меня даже пере­дёр­ну­ло от стра­ха.

— Почему до сих пор не начался суд?

— В сен­тяб­ре 2023 года мы вышли на суд при­сяж­ных. Несколь­ко тысяч жите­лей Элек­тро­ста­ли полу­ча­ют при­гла­ше­ния стать при­сяж­ны­ми, но до Ново­го года они вооб­ще не при­хо­ди­ли, поэто­му засе­да­ние четы­ре раза пере­но­си­ли. В янва­ре 2024 вдруг при­шло целых две­на­дцать чело­век, по ито­гу отсе­я­ли тро­их, и оста­лось девять при­сяж­ных, то есть недо­ста­точ­но. Мама рас­ска­за­ла мне, что, напри­мер, отсе­и­ва­ют тех, кто был ранее судим по тем же ста­тьям, что и обви­ня­е­мый. Один из при­сяж­ных сидел за убий­ство, дру­гой ока­зал­ся одно­класс­ни­ком судьи, с тре­тьим тоже что-то было не так. Новое засе­да­ние назна­чи­ли на конец фев­ра­ля, наде­юсь, на него при­сяж­ные при­дут.

Адво­кат пре­ду­пре­ждал нас, что суд при­сяж­ных будет очень слож­но орга­ни­зо­вать, но это хотя бы какой-то шанс на то, что люди смо­гут вник­нуть в мами­ну ситу­а­цию и оправ­дать её. Срок, кото­рый могут дать ей по этой ста­тье — «умыш­лен­ное убий­ство», ст. 105 УК РФ, часть 1 — от 6 до 15 лет тюрь­мы. Это мно­го. Но мы не отча­и­ва­ем­ся.

Из пись­ма Окса­ны Гон­ча­ро­вой «Вёрст­ке»:

О чем я меч­таю? Конеч­но, о том, что­бы уви­деть детей. Меч­таю, что­бы весь этот кош­мар закон­чил­ся. Хочу рабо­тать, хочу как преж­де ездить на встре­чи и брать интер­вью. Хочу напи­сать кни­гу и уже нача­ла это делать. Еще есть огром­ное жела­ние схо­дить в парик­ма­хер­скую и мани­кюр­ный салон.

В кон­це фев­ра­ля сно­ва будем соби­рать кол­ле­гию при­сяж­ных. Я сто­я­ла в зале судеб­ных засе­да­ний и смот­ре­ла на тех, кто при­шёл. Пыта­лась понять, дадут ли им при­нять само­сто­я­тель­ное реше­ние. Это неве­ро­ят­но слож­но — опре­де­лить для себя лич­ность чело­ве­ка, кото­ро­го не зна­ешь.

— Мне кажется ужасно несправедливым, что следователи квалифицировали случившееся как убийство, а не как самооборону.

— Я изу­чил мно­го подоб­ных исто­рий, да и мама рас­ска­зы­ва­ет, что из тех жен­щин, кто сидит с ней в СИЗО, мно­гие дей­стви­тель­но умыш­лен­но уби­ли сво­их мужей. Но ситу­а­ции могут быть раз­ные, и я счи­таю, что каж­дая исто­рия долж­на рас­смат­ри­вать­ся дос­ко­наль­но: какие моти­вы были у чело­ве­ка, поче­му она это сде­ла­ла?

Мама не хоте­ла уби­вать это­го чело­ве­ка. Но, види­мо, после всех лет, кото­рые он над ней изде­вал­ся, её пере­кли­ни­ло, щёлк­нул тум­блер, и вот, к сожа­ле­нию, к чему это при­ве­ло. То есть сей­час она пол­но­стью рас­ка­и­ва­ет­ся, она хочет и детей вер­нуть, и жить нор­маль­ным чело­ве­ком, сред­не­ста­ти­сти­че­ским рос­си­я­ни­ном, кото­рый может пой­ти в мага­зин, погу­лять со сво­и­ми детьми, куда-то съез­дить, а не сидеть в четы­рёх сте­нах с посто­рон­ни­ми людь­ми. Хотя на сока­мер­ниц она не плю­ёт­ся жел­чью и не счи­та­ет их хуже себя. В кон­це кон­цов у неё с эти­ми жен­щи­на­ми мно­го обще­го.

— В чём или, может, в ком вы больше всего разочаровались за то время, пока мать в СИЗО?

— Нико­гда в жиз­ни я не мог пред­ста­вить, что я буду при­ез­жать к мате­ри в тюрь­му. Но, зна­е­те, мы все при­вык­ли к новой жиз­ни за послед­ние два года: ушли круп­ные кор­по­ра­ции во мно­гих сфе­рах, музы­ка ино­стран­ных испол­ни­те­лей на наших пло­щад­ках не выхо­дит, всё захва­ты­ва­ет­ся китай­ским рын­ком. Само осо­зна­ние, что сей­час я сижу дома в теп­ле, а где-то вой­на гре­мит, меня ужа­са­ет. Люди от это­го стра­да­ют, гиб­нут дети и ста­ри­ки, а в нашей стране в это вре­мя про­бле­мы не реша­ют­ся.

Теле­ви­зор ино­гда вклю­ча­ешь и даёшь­ся диву: все эти люди в пиджа­ках, лиде­ры фрак­ции, чле­ны пар­тий и совет­ни­ки вооб­ще не зна­ют, как живёт народ. Эле­мен­тар­но идёшь в мага­зин и смот­ришь, какая у бабу­шек про­дук­то­вая кор­зи­на: два паке­та кру­пы, тушён­ка и сме­тан­ка самые дешё­вые.

Но люди живут так, буд­то их это не каса­ет­ся. У обще­ства нет ника­кой соци­аль­ной ответ­ствен­но­сти, нет запро­са на реше­ние про­бле­мы того же домаш­не­го наси­лия. И поли­ция точ­но так же посту­па­ла в отно­ше­нии мамы, когда этот чело­век её изби­вал. Они ино­гда гово­ри­ли: «Ну вот когда он вас убьёт, тогда нас вызы­вай­те». А может, вызы­вать-то уже неко­му было бы? Он её мог побить, и никто из сосе­дей даже не инте­ре­со­вал­ся, нуж­на ли помощь, пото­му что у всех своя хата с краю.

Из пись­ма Окса­ны Гон­ча­ро­вой «Вёрст­ке»:

В изо­ля­то­ре, конеч­но, не про­сто: замкну­тое про­стран­ство, моно­тон­ность дней, пере­жи­ва­ния. Но мест­ный свя­щен­ник уме­ет успо­ко­ить. «Что наша жизнь? — оки­ды­ва­ет он взгля­дом тол­пу при­хо­жа­нок. — Пере­ме­ще­ние из одной коро­боч­ки в дру­гую. Люди из офи­са воз­вра­ща­ют­ся домой. Из дома спе­шат ещё куда-нибудь и садят­ся в маши­ну, элек­трич­ку, авто­бус. При­ез­жа­ют в мага­зин, ресто­ран, кино­те­атр. Вы, жен­щи­ны, сей­час тоже в одной из коро­бо­чек, и пре­бы­ва­ние в ней вре­мен­но. В кон­це жиз­нен­но­го пути у всех будет послед­няя коро­боч­ка. Вос­при­ни­май­те то, что с вами слу­чи­лось, фило­соф­ски: чело­век все­гда стре­мить­ся заклю­чить себя в какое-то про­стран­ство. И так, в чере­де раз­ных про­странств, про­хо­дит его жизнь».

Одна девуш­ка, кото­рой я рас­ска­за­ла свою исто­рию, выслу­ша­ла и отве­ти­ла: «Но я все рав­но вер­нусь к сво­е­му Мише!» «Поче­му?» — спро­си­ла я. «Пото­му что мне без него пло­хо», — рас­пла­ка­лась сока­мер­ни­ца. У девуш­ки ч.2 ст.111 УК РФ. То есть потер­пев­ший жив. Как пра­ви­ло, тюрь­ма для жен­щи­ны — итог агрес­сии со сто­ро­ны муж­чи­ны. Но не все­гда. Ино­гда к печаль­ной раз­вяз­ке ведёт мар­ги­наль­ный образ жиз­ни обо­их.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

— Как Оксана справляется?

— Когда я при­ез­жаю к ней на сви­да­ния, я вижу у неё в гла­зах жела­ние уехать со мной. Сви­да­ния длят­ся два—три часа, и мне, конеч­но, тяже­ло видеть, как ей там пло­хо. Я же знаю, какая она и через что она про­шла.

За послед­ние меся­цы судья три раза давал раз­ре­ше­ние на наши сви­да­ния — это непло­хо. Я был у неё перед Новым годом и бук­валь­но несколь­ко дней назад. Она очень рада, когда я при­ез­жаю.

— А как себя чувствуют ваши младшие братья, которых взял под опеку брат погибшего? Вы общаетесь?

— Зако­ном преду­смот­ре­но, что я как стар­ший брат могу с ними общать­ся. Но дети нахо­дят­ся с Пет­ром Саму­сё­вым, и он пре­пят­ству­ет наше­му обще­нию, а опе­ка ссы­ла­ет­ся на закон о пер­со­наль­ных дан­ных. Мама тоже писа­ла в опе­ку, ей доволь­но фор­маль­но и сухо отве­ти­ли, что Мат­вей ходит в какие-то сек­ции. Мы счи­та­ем, это не та инфор­ма­ция, кото­рая может дать пол­ную кар­ти­ну, что с детьми про­ис­хо­дит.

Мама про­сит меня как-то с опе­ку­ном нала­дить обще­ние, свя­зать­ся с ним, но это труд­но. Конеч­но, я их вспо­ми­наю часто и ску­чаю. Но тут две сто­ро­ны меда­ли. С одной сто­ро­ны, сла­ва богу, что дети не ока­за­лись в дет­ском доме. Это было бы гораз­до хуже для них, это был бы огром­ный стресс. Но вто­рая сто­ро­на меда­ли заклю­ча­ет­ся в том, что опе­кун обо­рвал все свя­зи детей со мной и их мамой. Мы с ними в послед­ний раз созва­ни­ва­лись в фев­ра­ле 2023 года.

Он, навер­ное, до кон­ца не пони­ма­ет, како­во это — вос­пи­ты­вать детей. Не пони­ма­ет, что роди­тель ответ­стве­нен за то, что­бы ребё­нок сфор­ми­ро­вал­ся как пол­но­цен­ная лич­ность, как чело­век, кото­рый может жить в обще­стве, суще­ство­вать в наше непро­стое вре­мя. А я не знаю, как он их вос­пи­ты­ва­ет, пото­му что общать­ся с ними он не даёт. Бог ему судья. Насколь­ко я знаю, его жена доста­точ­но адек­ват­ная жен­щи­на и, навер­ное, хоро­шо к детям отно­сит­ся.

— Расскажите о братьях?

— Дети они не самые про­стые, пси­хо­ло­ги­че­ски неустой­чи­вые, осо­бен­но сред­ний, Мат­вей. С ними надо про­во­дить очень мно­го вре­ме­ни, вкла­ды­вать в них мно­го сил, мама об этом гово­ри­ла.

Харак­те­ром они чем-то пошли в отца, но от мамы в них тоже мно­го, даже есть какое-то бла­го­род­ство. Мама рас­ска­зы­ва­ла исто­рию, как она води­ла млад­ше­го в бас­сейн и он как малень­кий мужи­чок сра­зу пошёл в баню, ска­зал: «Здо­ро­во, мужи­ки». И потом этим мужи­кам ска­зал: «Папа убил маму». Мужи­ки с круг­лы­ми гла­за­ми вышли с ним из парил­ки и нача­ли искать, с кем ребё­нок при­шёл. Он пока­зал на маму, они поду­ма­ли, что это его сест­ра. В ито­ге разо­бра­лись, но вот это «Папа убил маму» зна­чит, что он всё видел, пони­мал и испы­ты­вал к мате­ри состра­да­ние.

Я на 100% уве­рен, что они её пом­нят. Арсе­ний, конеч­но, ещё малень­кий, ему толь­ко-толь­ко пять лет испол­ни­лось. Но Мат­вей, я наде­юсь, маму не забы­ва­ет. Был прав­да момент в фев­ра­ле, когда я с ним общал­ся по видео­свя­зи и спро­сил: «Ты маму вспо­ми­на­ешь?» Он палец ко рту при­ло­жил, мол, нель­зя о ней гово­рить. Им запре­ща­ют про­из­но­сить сло­во «мама», упо­ми­нать её. Опе­ку­ны пыта­ют­ся обо­рвать все свя­зи детей с мамой под пред­ло­гом того, что у них нача­лась новая жизнь. Я рад, если они мно­го дела­ют для детей, на сек­ции возят. Но могут ли они эмо­ци­о­наль­ную под­держ­ку дать как насто­я­щие роди­те­ли? Вот в этом я сомне­ва­юсь. Поэто­му гово­рить об этом очень тяже­ло.

Если вам кажет­ся, что я скуп на эмо­ции, то это не совсем так. Я дол­жен зара­ба­ты­вать день­ги на своё про­пи­та­ние и на жизнь, на адво­ка­та для мамы. Мне при­хо­дит­ся сохра­нять хлад­но­кро­вие, пото­му что надо решать мно­же­ство вопро­сов, и я про­сто не имею пра­ва тра­тить силы на эмо­ции. Это сей­час мои уси­лия могут не давать види­мо­го эффек­та, но на буду­щее обя­за­тель­но повли­я­ют. Все мои ста­ра­ния не впу­стую, я в этом глу­бо­ко убеж­дён. Это моя реаль­ность, моя дей­стви­тель­ность, я её при­нял.

Из пись­ма Окса­ны Гон­ча­ро­вой «Вёрст­ке»:

В изо­ля­то­ре я нахо­жусь боль­ше года — год и четы­ре меся­ца. За все это вре­мя не полу­чи­ла ни одной весточ­ки от млад­ших детей. Опе­кун запре­ща­ет им даже про­из­но­сить мое имя. Он очень ста­ра­ет­ся, что­бы Мат­вей (сред­ний сын) и Арсе­ний (млад­ший сын) забы­ли меня. Серд­це раз­ры­ва­ет­ся от боли, но я не пла­чу. В тюрь­ме у мно­гих жен­щин, если они вспо­ми­на­ют детей, сле­зы на гла­зах появ­ля­ют­ся на секун­ду-две, не боль­ше. Все ста­ра­ют­ся гнать от себя тяже­лые мыс­ли, что­бы выжить, сохра­нить рас­су­док, не сой­ти с ума. Здесь чужие слё­зы нико­му не нуж­ны — само­му пло­хо.

На сви­да­ния ко мне при­ез­жа­ет стар­ший сын Пётр. Ему 24 года. Смот­рю на него и раду­юсь. Он моя опо­ра в жиз­ни, мое сча­стье, моя жизнь. Ста­ра­юсь всю свою любовь пере­клю­чить на него. Но за млад­ших детей идёт ярая борь­ба. Как гово­рит мой адво­кат, жизнь бога­че любых зако­нов. Ситу­а­ция с детьми может повер­нуть­ся в мою сто­ро­ну в силу раз­ных обсто­я­тельств. Я верю, что дети будут со мной и гото­ва ждать. А мое­му тер­пе­нию мож­но поза­ви­до­вать.

— Какие у вас надежды на исход суда?

— Види­мо, срок у мамы будет, вопрос в том, насколь­ко огром­ный. Но в жиз­ни всё воз­мож­но, при­сяж­ные могут и оправ­дать. Всё зави­сит от того, как её исто­рия на суде пре­под­не­сёт­ся. Для это­го нам нужен адво­кат, кото­рый будет её рупо­ром. Но у меня такая модель мыш­ле­ния — я все­гда толь­ко к худ­ше­му готов­люсь. Так лег­че, а если про­ис­хо­дят пози­тив­ные вещи, я раду­юсь: вау, есть спра­вед­ли­вость в жиз­ни. Я реа­лист, и в этом плане мы с мамой отли­ча­ем­ся: она все­гда в обла­ках вита­ла. Вери­ла в суды и поли­цию, кото­рые её не защи­ти­ли от чело­ве­ка, систе­ма­ти­че­ски её изби­вав­ше­го.

— А вы, когда были ребёнком, пытались за маму заступаться?

— Он бил её на про­тя­же­нии все­го мое­го взрос­ле­ния. Бухал и бил. Я за неё засту­пал­ся и тоже попа­дал под горя­чую руку. Если я воз­ни­кал меж­ду ним и мамой, он и меня мог уда­рить, напри­мер, перед­ний зуб у меня выбит, то есть он на месте, но почер­нев­ший. В ухо как-то заря­дил силь­но кула­ком. Но в боль­шин­стве слу­ча­ев он про­сто отшвы­ри­вал меня малень­ко­го. Он сви­ре­пый чело­век, неве­ро­ят­но сви­ре­пый. У него такой гнев в гла­зах был, он и за нож хва­тал­ся. При этом он был очень хит­рый и пони­мал, что сядет, если всё закон­чит­ся мами­ной смер­тью. Он был очень гад­кий, под­лый, и все это зна­ли, даже его роди­те­ли. Они пере­кре­сти­лись, когда он от них ушёл, пото­му что он так же гро­мил квар­ти­ру сво­ей мате­ри, когда был пья­ный. Зато его роди­те­ли хотят теперь урвать с мамы ком­пен­са­цию, там чуть ли не до делёж­ки дохо­дит, кто из роди­те­лей полу­чит ком­пен­са­цию за его смерть от мате­ри.

— Как жизнь с абьюзером, который избивал мать на ваших глазах, повлияла на ваше отношение к женщинам и детям?

— Я счи­таю, что это самые ответ­ствен­ные момен­ты в жиз­ни муж­чи­ны — женить­ся и стать отцом. Для кого-то это про­сто кра­си­вый момент, кар­тин­ка в инста­гра­ме. А даль­ше что за этим сле­ду­ет? Неко­то­рые люди повто­ря­ют пове­де­ние, кото­рое виде­ли в дет­стве, когда отец мог кинуть­ся на мать и начи­на­лась дра­ка. И я пони­маю, что если у меня будут дети, они будут брать с меня при­мер. И уда­рить ребён­ка, жен­щи­ну — это самый тупой и при­ми­тив­ный метод реше­ния кон­флик­тов в семье. Но что для меня уди­ви­тель­но: Рос­сия на зако­но­да­тель­ном уровне — стра­на с тра­ди­ци­он­ны­ми цен­но­стя­ми, с тра­ди­ци­он­ной семьёй. Поли­ти­ки посто­ян­но гово­рят про семью, но при этом не каса­ют­ся темы домаш­не­го наси­лия. А это огром­ная про­бле­ма, и она каса­ет­ся всех. Меня вот кос­ну­лась.

Засе­да­ние суда по уго­лов­но­му делу об убий­стве Саму­сё­ва в Элек­тро­ста­ли назна­че­но на 27 фев­ра­ля 2024 года, сооб­щил адво­кат Гон­ча­ро­вой Алек­сандр Гара­нин. Вто­рой адво­кат Гон­ча­ро­вой Юнис Диг­мар рас­ска­зал, что подал кас­са­ци­он­ную жало­бу на апел­ля­ци­он­ное опре­де­ле­ние Крас­но­дар­ско­го кра­е­во­го суда, кото­рый оста­вил без изме­не­ний реше­ние Анап­ско­го город­ско­го суда о лише­нии Окса­ны роди­тель­ских прав. Кас­са­ци­он­ная жало­ба пока не при­ня­та к про­из­вод­ству.

«Мы будем бороть­ся в кас­са­ции и дока­зы­вать, что судом пер­вой инстан­ции очень гру­бо нару­ше­ны про­цес­су­аль­ные нор­мы, не назна­че­на судеб­ная пси­хо­ло­ги­че­ская-экс­пер­ти­за детей, — пояс­нил „Вёрст­ке“ Диг­мар. — И, соот­вет­ствен­но, мы попы­та­ем­ся реше­ние Анап­ско­го суда и апел­ля­ци­он­ное опре­де­ле­ние отме­нить и напра­вить дело на новое рас­смот­ре­ние в суд пер­вой инстан­ции».

На услу­ги адво­ка­тов для мате­ри Пётр Гон­ча­ров потра­тил уже боль­ше мил­ли­о­на руб­лей. Пока труд­но ска­зать, сколь­ко ещё денег пона­до­бит­ся, это зави­сит от хода суда. Если вы хоти­те помочь семье Гон­ча­ро­вых с опла­той адво­ка­тов, напи­ши­те нам в теле­грам @helloverstka, и мы пере­да­дим вам кон­так­ты Пет­ра Гон­ча­ро­ва.

Облож­ка: Рита Чере­па­но­ва

Под­дер­жать «Вёрст­ку» мож­но из любой стра­ны мира — это всё ещё без­опас­но и очень важ­но. Нам очень нуж­на ваша под­держ­ка сей­час. Как нам помочь →