Весь год «Вёрстка» рассказывала истории о переселенцах из Украины, волонтёрах, активистах, контрактниках, которые отказались воевать, и других людях, которых так или иначе затронула война. Многие из них находились в сложных ситуациях — вызволяли родных из заточения, переезжали, подвергались преследованиям. В конце года мы спросили у них, как изменилась их жизнь после выхода материалов и что происходит с ними теперь.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«И зайчиков, и волков, и лисичек плохо убивать»
В апреле мы рассказывали историю Екатерины Зариповой — жительницы Тульской области, которая сорвала буквы Z с окон детского сада, куда ходили её сыновья. Зарипова стала местной знаменитостью, а суд назначил ей штраф 48 тысяч рублей. Мы спросили Екатерину, как дальше сложилась её судьба.
С мая мои сыновья не ходили в сад. Мы уехали на море, потом какое-то время сыновья провели дома. Но им не хватало общения, так что сегодня — после долгого перерыва — я решила попробовать снова отвести их в садик.
Там ничего не изменилось, всё на своих местах. И калитка, как раньше, стоит нараспашку — заходи кто хочет. Но, к счастью, на окнах — новогодние украшения и снежинки, а не буквы Z.
В целом этих символов в городе сейчас нет ни на детских садах, ни на школах. Кроме одной спортшколы, которую поддерживает «Единая Россия». На личных машинах таких наклеек тоже мало — в основном только на автомобилях Росгвардии.
Что касается последствий моего поступка, то штраф мы выплатили. Но подали документы в кассационный суд, чтобы оспорить решение суда, признавшего меня виновной. Я особо ни на что не надеюсь, но продолжаю отстаивать свои права.
После того случая в детском саду меня много откуда удалили. Например, из чата садика и из группы посёлка, где я живу. Я давно увлекаюсь фотографией и отправляю снимки в крупные городские паблики. Но их теперь публикуют, не указывая моего имени.
При этом со мной стали на улицах здороваться незнакомые люди. А некоторые знакомые, наоборот, проходят мимо, как будто не замечают. Вчера воспитательница из сада увидела меня и перешла на другую сторону улицы. Как будто люди боятся заразиться моими мыслями и настроениями.
Каждый день я мечтаю об одном: чтобы всё это закончилось. Думаю, Дед Мороз никогда ещё не получал столько одинаковых просьб. Даже мои сыновья сказали: на Новый год они загадают, чтобы войны не было. Хотя мы с мужем стараемся не обсуждать при них ситуацию и не говорить о новостях.
Но мне кажется, дети всё чувствуют. А их отношение к происходящему во многом зависит от того, что вложено родителями. Недавно мы с младшим сыном пришли в больницу. Он увидел картинки с животными и вдруг говорит: «И зайчиков, и волков, и лисичек плохо убивать, да?». Я ответила: «Конечно». Всех убивать плохо.
«Точно не останусь в Мариуполе»
В июне вышел один из самых популярных текстов «Вёрстки» — о российских мужчинах, которые приглашают к себе украинок пожить бесплатно, в обмен на отношения, секс, работу по дому, уход за родственниками или за детьми. Одна из героинь — беженка из Мариуполя — две недели жила у мужчины с инвалидностью в его частном доме в Ростовской области и помогала ему по хозяйству. Оказалось, что он рассчитывал на отношения и был разочарован, когда узнал, что принял у себя беременную женщину. Мария (имя изменено) была вынуждена вернуться в Пункт временного размещения, а потом уехать в другой регион. Так она оказалась в чужой стране без жилья и родных на позднем сроке беременности. Мария рассказывает, как дальше сложилась её судьба.
В июле у меня родился сын. Из Ростовской области я уехала в Ставрополь, где меня разместились в гостинице для беженцев. Мы и сейчас тут находимся. Волонтёры помогают нам с необходимыми вещами. Снять какое-то другое жильё у меня по-прежнему нет возможности.
Вчера я наконец получила российский паспорт. Без него я не могла подать документы на пособие по уходу за ребёнком и оформить медицинскую страховку. Теперь наконец-то я решу эти вопросы. В социальной службе мне сказали, что пособие будет составлять примерно 900 рублей в месяц. Получу — увидим, сколько там на самом деле.
После Нового года я планирую поехать домой, в Мариуполь. Увидеться наконец со старшим ребёнком, подать документы, чтобы получить компенсацию за разрушенное жильё. Так вышло, что в Россию я приехала совсем без документов. Так что, пока у меня не было паспорта, я не могла отправиться в поездку.
Мой старший сын в Мариуполе сейчас ходит в школу. Вместе с отцом они ждут решения по жилью — будут ли наш дом сносить. Посмотрю, как им там живётся, и мы вместе примем решение — поедет ли ребёнок обратно со мной или останется с отцом. Ему уже идёт 12‑й год, он довольно взрослый, так что и его желание надо учитывать.
Но сама я думаю, что точно не останусь в Мариуполе. Мне там будет тяжело. Можно было бы вернуться в Ставрополь, но у меня от него остались не очень хорошие впечатления. Не все люди были доброжелательны. Было неприятно, например, когда обо мне сплетничали в роддоме — якобы я собираюсь отказываться от ребёнка. А у меня таких мыслей не было.
Может, получится осесть в Ростовской области или посмотреть другие города, подумать. Спешить мне некуда.
«Сказка про белого бычка»
Летом «Вёрстка» выпустила текст о том, как россияне отправились в Луганскую область вызволять своих родных из «лагеря» для отказников — их держали там против воли, потому что они отказались воевать. Один из героев материала — Василий (имя изменено) — рассказывает, как сложилась жизнь его сына после освобождения.
Сразу после возвращения из Луганска моему сыну предоставили отпуск. Он отправился к врачу и попытался документально зафиксировать болезни, которые появились у него на войне. У него была контузия, образовалась маленькая дырочка в ухе. Врач сказал ему: «Тебя ждёт слуховой аппарат». Но, несмотря на это, уволиться из армии сыну не удалось. Его рапорт на увольнение так и не рассмотрели.
Некоторых отказников, с которыми он вместе находился в Брянке, уже после возвращения домой снова вернули в зону боевых действий. Но у моего сына позиция чёткая: он не пойдёт туда снова и настроен решительно. Даже сказал, что лучше в тюрьму, чем возвращаться на фронт. Он говорит это не из страха, не из-за жёстких условий на фронте. Это принципиальная позиция, которая у него выработалась.
Чем дальше, тем больше людей перестают верить в то, что говорят российские власти о происходящем. Мне сейчас часто пишут родственники мобилизованных, чьи мужья, сыновья или братья оказались в такой же ситуации, как мой сын летом. Они отказались воевать, и из-за этого их отправили в заточение.
Люди, с чьими родными это случилось, раньше, как правило, не слышали про «лагеря» отказников и про Брянку. Для них это оказывается в новинку. Некоторые из них и сейчас не понимают, что происходит в Украине. Им сказали, что мужчины выполняют свой долг, и они поверили. Теперь они требуют, чтобы мобилизованных лучше обучали и предоставляли им лучшие условия. Мне такие разговоры совсем не нравятся.
Но есть и другие. Те, кто начал понимать, что творится. И они хотят только, чтобы их родные вернулись домой.
Лично я за этот год понял, что российская армия — это бесконечное враньё. Если нам рассказывают, что мобилизованные отправляются на вторую и третью линию, что они будут только рыть окопы и сидеть в тылу, верить этому нельзя. Это очередная сказка про белого бычка.
«Зависимость — единственное, что меня сейчас беспокоит»
В октябре «Вёрстка» выпустила материал о россиянах, у которых после 24 февраля начались проблемы с алкоголем. Одна из героинь — Анна — рассказала, что она сорвалась после попыток лечить алкогольную и наркотическую зависимость, потеряла работу и не знает, что делать дальше. Она рассказывает, что произошло с тех пор.
Сейчас у меня всё относительно неплохо. Чуть больше чем две недели назад я узнала, что мне одобрили ВНЖ в Турции, и я этому очень рада. Я безгранично благодарна этой стране и людям, с которыми я в ней познакомилась. Сейчас я помогаю нескольким бывшим турецким журналистам перезапустить телеграм-канал про жизнь в Стамбуле для русских.
У меня всё ещё нет постоянной работы. Я пыталась заставить себя что-то найти, но в процессе поняла, что, наверное, просто не хочу больше заниматься журналистикой. Теперь мне предстоит выбрать себе новое занятие.
Что касается отношений с алкоголем и веществами, то всё плохо. В какой-то момент я разрешила себе употреблять столько, сколько захочу. На этом фоне у меня начались проблемы со здоровьем — физическим и психическим. Иногда веду себя как цепная собака — бываю очень агрессивной, несдержанной. Вещества я сейчас не могу достать, потому что все, кто раньше мне с этим помогал, отказываются. Некоторые из них сказали, что им не хочется, чтобы я себя убивала.
Зависимость — единственное, что меня сейчас по-настоящему беспокоит. Мне сложно её контролировать. В прошлом месяце я дважды лежала на капельницах. Но сейчас я чистая — пробую завязать. Всем зависимым людям хочу сказать одно: любую проблему в жизни можно решить, пока ты живой. А когда ты мёртвый — нельзя.
«Все очень устали, и пора что-то менять»
В августе мы рассказывали о том, как жители Украины пытаются получить медицинскую помощь в России, но многие сталкиваются с проблемами и бюрократическими трудностями. Юлия — волонтёрка, которая помогала героям материала с поиском врачей и улаживанием формальностей, — рассказывает, как её работа изменилась с лета и как для неё прошёл 2022 год.
Недавно передо мной встал вопрос: как вообще праздновать Новый год в этом году? Это ведь праздник семейный, домашний. А мы работаем с людьми, которые по девять месяцев находятся в пунктах временного размещения. Как они будут? Что у них есть? Больше всего меня волновали дети. Ведь для них Новый год — это чудо, праздник, Дед Мороз. Неужели они останутся даже без этого?
Вместе с другой волонтёркой — Яной — мы собрали деньги на новогодние подарки, закупили ёлки и украшения, загрузили всё это в мою машину вместе с гуманитарной помощью и отправились развозить это по удалённым ПВР. Собирались заехать в четыре пункта в Рязанской области и три — во Владимирской. В процессе мы много разговаривали с людьми. Из разговоров стало ясно, что с лета ничего особенно не поменялось — государство не повернулось к беженцам лицом, у них всё те же сложности, в том числе и с медициной.
В Москве многим очень помогают волонтёры. Есть целый пул врачей, которые добровольно работают с беженцами, выписывают рецепты, помогают достать лекарства, очки. В регионах всё сложнее. Там и местным-то не всегда легко получить медицинскую помощь. А переселенцы сталкиваются с открытой агрессией, вплоть до того, что им отказывают в приёмах. Даже тем, кто уже получил российские паспорта.
Их называют «хохлами», посылают. Говорят: «Из-за вас наши ребята гибнут». В Муроме мне рассказали, как беженцев выгоняли из храма, с рынка, из центра гуманитарной помощи. Есть проблемы с устройством на работу. Многие работают нелегально, и их обманывают на деньги. От безысходности люди пьют.
Мы объехали все запланированные ПВР и собрались домой. Дети были очень рады, а у нас остался один сладкий подарок — в Муроме нам его люди сунули с собой. Мы решили, что вернёмся в Москву, выпьем вина и вместе съедим эти конфеты. Но нас занесло на трассе, и мы столкнулись с автомобилем, который ехал по встречной полосе.
Когда я очнулась от удара, первым, что я увидела, были эти рассыпавшиеся конфеты из сладкого подарка. Моя машина до сих пор стоит разбитая на штрафстоянке неподалёку от места аварии.
Я поняла: сейчас надо на какое-то время остановиться и хорошо подумать, что делать дальше. Из всех волонтёрских чатов я пока удалилась. Мне кажется, нужно глобально реструктурировать систему помощи беженцам. Сейчас она ещё едет по старым рельсам и на старом топливе, но это скоро совсем перестанет работать. Все очень устали, и пора что-то менять.
«Ты меня из-под земли достанешь»
В ноябре «Вёрстка» писала текст о женщинах, чьи родственники находятся в новосибирской ИК-14. Они боялись, что их родных завербуют в ЧВК Вагнера и отправят на войну. 3 ноября они провели сход у колонии, требуя рассказать, что происходит с заключёнными. Одна из женщин — Наталья — рассказывает, что произошло дальше с её мужем.
В ноябре мы отправились к колонии, чтобы получить хоть какую-то информацию о наших близких: как они, что с ними происходит. К тому моменту с ними давно уже не было связи, только слухи о том, что по колониям Новосибирской области ездит ЧВК.
Мы просили хотя бы пятиминутные свидания с родными. Но никаких свиданий нам не дали. Зато мы встретили только что освободившегося заключённого. Он рассказал, что в колонию действительно приезжали вербовщики, и назвал фамилии тех, кто записался в ЧВК. Среди них оказался мой муж.
Но наш сход и то, что о нём написали в СМИ, очень сильно повлиял на ситуацию. Мужчин, чьи родственницы приезжали в тот день к колонии, в итоге не забрали. Мой муж остался в лагере. Всё потому, что была огласка, конкретные имена и фамилии.
Есть слухи, что скоро придёт с вербовкой и Министерство обороны. Но мой муж сказал: «Наташ, ты не переживай, если не будет связи, то знай, что я точно никуда не поеду, потому что я уверен, что ты меня из-под земли достанешь, где бы я ни был». Поэтому сейчас всё хорошо.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Война может в любой момент постучаться в двери»
Осенью мы писали о том, как многие российские врачи, спасаясь от мобилизации, переехали за границу. В России из-за этого снизилось качество и количество медицинской помощи, а сами специалисты в новых странах вынуждены были искать новую работу. Алёна (имя изменено) переехала в Казахстан. Она рассказывает, как обустроилась на новом месте.
С тех пор, как вышел материал, нам с мужем удалось легализоваться в Казахстане, теперь мы имеем право официально работать. Ещё мы сменили город — переехали из Астаны в Алматы. Астана показалась нам очень холодной, кроме того, в Алматы мужу предложили интересную работу. Сейчас мы снимаем жильё. Оно довольно дорогое, и мы всё надеемся, что цены начнут снижаться.
В Россию мы возвращаться не собираемся. Настраиваемся на то, что нужно устраиваться здесь, как бы ни было сложно. Конечно, очень тянет домой. Посещают мысли о том, чтобы вернуться назад. В такие моменты я захожу в телеграм-каналы с новостями, и меня быстро отпускает.
Я думала, что было бы, если бы мы остались в России. Но, просматривая инстаграмы оставшихся коллег, я не понимаю, как могла бы жить спокойно, зная, что война может в любой момент постучаться в двери, что мужа могут забрать. Для нашей семьи уехать было единственным правильным решением.
Да, здесь не сахар. Много трудностей, общество другое, многие моменты пока непонятны. Но со всем можно справиться. Жить за рубежом точно можно. А главное — это безопасность.
Обложка и иллюстрации: Рим Сайфутдинов
Редакция «Вёрстки»