«Никаких выплат тебе не будет, ясно?» Как мобилизованный из Саратова получил инвалидность и оказался в СИЗО

Житель Саратова Павел Г. работал на шахте, но с началом мобилизации оказался на фронте. За время участия в войне он отсидел в яме, отслужил в отряде «Шторм Z», получил ранение и инвалидность, вернулся домой, а теперь оказался в СИЗО. Местные СМИ писали, что саратовец пытался запустить коктейли Молотова в здание бюро судмедэкспертизы. Отец экс-мобилизованного утверждает, что в бутылках была не зажигательная смесь, а вода. «Вёрстка» рассказывает, как война изменила жизнь и привела под следствие одного жителя Саратова.

Редакция не публикует полное имя Павла по просьбе его родственников.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Он решил их напугать»

В конце января в саратовских медиа появились новости с заголовками: «Инвалид собирался сжечь сотрудников бюро медицинской экспертизы». В заметках сообщалось, что мужчина подъехал на машине к зданию бюро медико-социальной экспертизы и стал готовить «коктейли Молотова».

«Его подручными средствами были тряпки, стеклянные бутылки и 10-литровая канистра с соляркой. Злоумышленника заметили очевидцы. Они позвонили в полицию, а силовики оперативно прибыли и задержали мужчину», — говорилось в публикации одного из региональных медиа.

Как стало известно «Вёрстке», этим мужчиной оказался 42-летний житель Саратова, экс-военнослужащий Павел Г. На тот момент он уже больше года пытался добиться реабилитации, лечения и страховых выплат, рассказал «Вёрстке» его отец Николай.

«В этом медучерждении ему сказали, нихрена ты ничего не добьёшься и хрен тебе, а не выплаты, — говорит Николай. — Он решил их напугать. У него сразу башку переклинило. Он подвёз туда канистру с водой, начал разливать её в бутылки. Тут кто-то увидел, вызвал Росгвардию, его задерживают и арестовывают по статье о попытке убийства одного и более лиц общеопасным способом. Сейчас он находится в СИЗО».

«Нас посадили в яму»

До войны Павел работал шахтёром в Норильске. Незадолго до начала мобилизации он приехал в отпуск в Саратов и вскоре получил повестку. Отец Павла — подполковник ФСБ в отставке. Младший брат — военный. Сомнений, идти ли по повестке в военкомат, как позже расскажет сам Павел, у него не было, хотя отец и пытался его отговорить. Меньше чем через неделю после начала мобилизации, 28 сентября, Павла уже направили в 1199‑й полк на должность стрелка.

Спустя полгода службы, в апреле 2023 года, Павел впервые оказался в СМИ. Он записал видеообращение из так называемой «ямы». Такие вырытые в земле ямы, глубиной несколько метров, после начала мобилизации появлялись вдоль всей линии фронта. Как уже рассказывала «Вёрстка», военнослужащих сажали туда в качестве меры наказания, например, за неповиновение или проступки, а также — и для устрашения.

«Нас посадили в яму. Такое происходит в 99 [1199] полку. И командир полка [полковник, Андрей] Пойдо всё это приветствует», — говорил в видеообращении Павел и просил военную прокуратуру призвать командира к ответственности.

Как позже рассказывал сам Павел и как повторяет его отец, тогда нескольких его сослуживцев избили и поместили в вырытую в земле яму за употребление пива. Павел вступился за них и тоже вскоре оказался в яме, откуда и записал видео. Там он пробыл около десяти дней. После освобождения «Вёрстке» удалось с ним связаться.

«Нам запретили со всеми общаться, выходим на пост без касок, без оружия, отобрали всё, — говорил Павел в разговоре с корреспондентом „Вёрстки“. — Идёт гнобление, нецензурная брань в наш адрес, роту настраивают против нас, рассказывают, что нас посадят».

Павел добавил — хотя его сослуживцев наказали за пьянство, сами командиры регулярно употребляют алкоголь на позициях. Это и заставило его вступиться за других мобилизованных. Кроме того, сослуживцы Павла жаловались на коррупцию и воровство гуманитарной помощи со стороны командования.

«Тут рыба гниёт с головы, — говорил он. — Сам [Андрей] Пойдо себе позволяет ночью пьяный кричать. Просит подчинённых принести ему следующую бутылку. Они сами позволяют себе пить».

В тот период видео Павла с просьбой наказать командование, а также аналогичные сообщения других военнослужащих нашли ответ: на них обратили внимание в военной прокуратуре — на позициях начались проверки. Сотрудники ведомства брали показания у самого Павла и его сослуживцев. Правда, ход этим материалам так и не дали.

«Нас вчера опять на беседу со следаком возили, — говорил в тот период другой военнослужащий из того же подразделения. — Туда-сюда, слово за слово, это всё хуйня, говорит. Что вы тут говорите, что не говорите, у Пойды, блять, дружок какой-то, генерал, вместе учились они. Дело нахуй закрывают и в дальний ящик».

Вскоре после проверок руководство части перевело Павла и ещё 13 человек, отсидевших в яме, в отряд «Шторм Z», к которому прикомандировывали заключённых, воюющих в рядах российской армии.

«Пап, прилёты, ложись быстрее»

В отряде «Шторм Z» Павел провёл около месяца, а после получил ранение — оно и привело к инвалидности. Вначале военного вывезли на лечение в Ростов. Там ему провели первые операции, диагностировали повреждение лучевого нерва и паралич конечности. Спустя несколько недель Павла отправили обратно в часть — а там ему заявили, что после лечения его снова отправят на войну. Николай, отец Павла, вспоминает, что по совету знакомых решил сам поехать в часть и забрать сына.

«Она [часть] где-то в Карачаево-Черкесии. Я еле туда доехал, — вспоминает отец Павла, Николай. — Это было в конце августа 2023 года. Мы с женой приехали, я созвонился с сыном. Он вышел. Он сказал, что их там много таких лежит в части, ничего они не делают, только кормят их. Я сказал, чтобы он собирался, и поедем [домой]».

По дороге домой, по словам отца Павла, они решили заехать на день на море, отдохнуть. Там Николай, впервые встретившийся с сыном после его участия в боях, заметил у него симптомы посттравматического стрессового расстройства (ПТСР).

«Приехали на море, в гостинице прописались, пошли гулять, а там фейерверк запустили, — вспоминает он. — Он раз — и упал на землю. Я говорю: „Ты что?“ А он мне: „Пап, прилёты, ложись быстрее“. Ночью просыпаюсь, он сидит, в окно смотрит. Я спрашиваю: „Паш, ты чего не спишь?“ Отвечает: „Как спать, ты что, а вдруг сейчас приедут, вырежут. Нападение может быть, смотреть нужно“».

Дома, как говорит Николай, Павел начал пить. Вместе с тем у него начались приступы агрессии. Из запоя, по словам Николая, Павел вышел через две недели и больше не пил, но приступы сохранились.

«Если что-то у него не получалось, например, звонит по телефону и не может дозвониться, возьмёт и телефон разобьёт, — вспоминает отец Павла. — Дома опять что-нибудь не по его [желанию], начинает мебель колотить, орать на всех. Тяжело было. Со временем, конечно, меньше всё [агрессировал]».

В Саратове Павел пошёл в военкомат: сообщил, что он не сбежал, а уехал на лечение. Павел получил направление в военный госпиталь. Николай рассказывает, что сын два месяца пробыл там и никакой помощи ему не оказывали: в госпитале не было нейрохирурга, необходимого Павлу. Условий для раненых в госпитале, по словам Николая, тоже не было: военных, оставшихся без ног, приходилось носить по зданию их соседям по палате. В больнице у Павла случился ещё один приступ агрессии.

«Он мне до этого подарил точную копию автомата Калашникова, их тут везде продают, игрушка, — вспоминает Николай. — Он говорил [соседям по палате], что подарил отцу автомат, а ребята ему в госпитале говорят: „Покажи, привези“. Когда его отпустили на сутки домой, он взял этот автомат. Вернулся обратно. Там у него возникли какие-то тёрки с медсестрой. И он сказал: „Да я тебя сейчас тут положу“ и достал этот автомат. Там тут же вызвали Росгвардию. Его забрали, продержали в наручниках сутки, отлупили, естественно, и отпустили».

До конца осени 2023 года Павлу сделали ещё две операции. Во время последней ему пытались пересадить лучевой нерв из ноги в руку, но нерв не прижился — рука осталась парализованной. Реабилитацию от признаков ПТСР Павлу так и не назначили.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Выжил, значит — ты для чего-то нужен»

Павла признали негодным к службе и уволили из войск только через год — осенью 2024-го. Перед этим ему пришлось вновь побывать в войсках. Как говорит Николай, его сына отказывались демобилизовывать и выдавать удостоверение участника войны без личного присутствия на позициях.

«Он боялся ехать, потому что его могли послать на ноль [смерть], туда, за ленточку, — вспоминает Николай. — Но поехал. Поехал на позиции назад, куда-то под Энергодар, где и дроны, и взрывы. Всё это тоже на него повлияло. Две недели он там был, его просто мурыжили, но потом всё-таки выдали всё. Его командир, который его в „шторма“ отправил, сказал ему: „Ты пробыл в „Штормах Z“, выжил, значит — ты для чего-то нужен. Я тебя трогать не буду“».

Вернувшись, Павел, по словам его отца, начал оформлять документы на получение инвалидности, реабилитации и выплат. Этот период Николай называет «временем отписок». Если единовременную выплату в три миллиона рублей, установленную Путиным, Павел получил, то со страховыми выплатами начались проблемы.

Тогда же, осенью 2024 года, после прохождения военно-врачебной комиссии региональное Минтруда выдало Павлу справку об инвалидности. Ему присвоили третью группу. На вопрос, почему только третья группа, если рука парализована, по словам Николая, Павлу ответили: «Ну её же не оторвало, она же висит на месте».

В качестве причины получения инвалидности в справке указали не боевую травму, а «общее заболевание». Это и лишило Павла возможности беспрепятственно получить страховые выплаты.

Как вспоминает Николай, они с сыном пытались оспорить указанную в справке причину инвалидности, обращались в Минтруда, военную прокуратуру и к военному комиссару. На эти жалобы, по словам Николая, приходили отписки.

«Он не один такой, сейчас их сотни, если не тысячи»

Несмотря на формулировки в справке об инвалидности, как говорит Николай, его сын написал в компанию СОГАЗ, в которой застрахованы российские военнослужащие. Там его попросили предоставить доказательства причинно-следственной связи между полученным ранением и наступившей инвалидностью. За этим документом Павел и обратился в саратовского бюро медико-социальной экспертизы.

«Он поехал туда в четверг, 23 января, — вспоминает Николай. — Сказал, что он насчёт страховки и выплат, чтобы ему написали причинно-следственную связь, что из-за военного ранения [наступила инвалидность]. А ему там какая-то женщина говорит: „Чего ты хочешь, хрен тебе, никаких выплат тебе не будет, ясно? Не ты один такой“. Ну и всё, у него на этом фоне сорвало башню: „Как так“, „Вы тут просто сидите“ и так далее».

Через несколько часов Павел позвонил отцу и попросил подъехать. Когда Николай оказался на месте, Павел уже стоял в наручниках, окружённый полицейскими. Николай рассказывает, что ему удалось недолго поговорить с сыном. По его словам, Павел сказал, что взял из машины пустые бутылки, тряпки, канистру с водой и планировал припугнуть сотрудников бюро.

«Все эти эксперты ещё говорят, что вот у него коктейль Молотова, что он поджечь хотел, — рассказывает Николай. — Я с ним так переговорил и отвечают: “Ну ребят, у него канистра была, но канистра не с соляркой, а с водой». Он [Павел] начал говорить: “Давайте я сейчас выпью [из канистры]. Они ответили: „Ну да, ты сейчас что хочешь можешь выпить“. Он говорит: „Я прямо с этой канистры попью, я воды туда залил, я не хотел никого там убивать, ничего“. В документах написали, что это „жидкость, неизвестного происхождения“».

Сейчас Павел находится в СИЗО. Канистру с жидкостью отправили на экспертизу, как и его машину. Ему самому назначили бесплатного адвоката. Николай попросил следователя назначить сыну психиатрическую экспертизу, чтобы подтвердить наличие ПТСР.

«Естественно, сейчас во всех [медиа] написали, что вот инвалид, злыдня такой, — говорит Николай. — Мне и на работе сказали: „Что ж он у тебя дурак такой“. Я с него вины не снимаю, но если бы ему выдали всё, как положено, чтобы не бегать, не биться, ничего бы этого не было <…>. И знаете, к нему же приезжали ребята, однополчане. Все с ранениями. Ведь он не один такой, сейчас их сотни, если не тысячи. И у каждого такая [ситуация]. Все озлобленные. Вот и ждите, что будет сейчас».

Николай переживает, что в канистре могли остаться следы от солярки, которая находилась в ней ранее, до произошедшего. Но, как он уточняет, её соотношение с водой должно быть «крайне низкое». К тому же, по словам Николае, в деле появился свидетель — житель дома, где расположено бюро. Он видел Павла и подтвердил, что тот переливал в канистру воду.

«Я пообщался [с адвокатом], мне сказали, что дело-то в принципе у него ясное, что у него состояние аффекта было и все документы есть у него на руках, — говорит Николай. — У меня проблема ещё в том, что второй сын воюет. Мы ему собираем гуманитарку. Сейчас вот в часть повезли ему машину. Так и получается: и тут [за одного] волнуешься, и тут [за второго]».

Обложка: Ляля Буланова.