«Наша планета потепление переживёт, а современная цивилизация — нет»

Вышедший из берегов Урал разрушил дамбу в Орске, около 12 тысяч домов затопило в Оренбургской области, несколько человек погибло, ущерб от наводнения предварительно оценён в 40 млрд рублей. Дамба не была рассчитана на такой паводок, а его причиной стало в том числе глобальное изменение климата, говорят специалисты по защите окружающей среды. В каких регионах станет небезопасно жить, если Россия не снизит выбросы парниковых газов в атмосферу? Как влияет на климат война в Украине? Об этом «Вёрстке» рассказал автор книги «Низкоуглеродное развитие: от теории к практике», преподаватель, внештатный эксперт Международного центра устойчивого энергетического развития под эгидой ЮНЕСКО Михаил Юлкин.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

— Почему паводок на реке Урал в этому году настолько масштабный? Насколько это необычное явление?

— Нельзя сказать, что раньше таких паводков не было — они были, но редкие. Если мне память не изменяет, где-то в 50‑е годы там был почти десятиметровый паводок. Другое дело, почему дамбу когда-то решили строить не на максимум, который наблюдался в прошлом, а на средний уровень поднятия воды около шести метров — на этот вопрос я не могу ответить.

К сожалению, учитывая изменения климата, такие паводки, как в Орске, будут происходить всё чаще. Зимы сейчас более снежные, вёсны — более дружные, и быстрое таяние снега создаёт невероятную угрозу. Если раньше такие паводки случались раз в 100 лет, то теперь, грубо говоря, это может происходить каждые 10 лет. Но, конечно, можно пенять на климат, а можно всё-таки вспомнить, что у людей есть головы и эти головы должны думать. При проектировании, наверное, можно было ориентироваться на максимальный уровень паводка.

— На словах «изменения климата» и «глобальное потепление» у многих кривится лицо. Почему эти словосочетания раздражают людей?

— Это ещё одна беда — странное скептическое отношение к изменению климата. Я, например, знаю, что в одной крупной российской производственной компании некоторые члены совета директоров тоже не переваривают слова «изменение климата». И когда менеджмент готовил стратегию, то название «Стратегия низкоуглеродного развития» проходило, а название «Климатическая стратегия» не проходило, потому что кто-то там тоже кривился.

Мне кажется, что климатический дениализм, то есть отрицание происходящих климатических процессов — большая проблема. Есть плоскоземельцы, которые считают, что Земля плоская, и не хотят признавать, что она имеет шарообразную форму. И есть люди, которые считают, что климат не меняется или он меняется естественным образом и ничего такого необычного в происходящих изменениях нет. А между тем это неправда.

Бесспорно, что это самое быстрое изменение климата из всех, которые мы когда либо знали по научным данным. Есть же палеоклиматология, которая изучает климаты прошлого и переходы между климатами. Так вот, нынешнее потепление носит характер стихийного бедствия, которое сопоставимо с воздействием падающего метеорита. Понятно, что метеорит приводит к мгновенным изменениям, а естественные климатические изменения происходят на горизонте в десятки — сотни тысяч лет. А у нас климат поменялся практически за последние 70 лет.

Учёным было известно о том, что климат меняется, ещё в конце 19 века

— С начала большой индустриализации?

— Этот процесс медленно и плавно начался в конце 18 века. Учёным было известно о том, что климат меняется, ещё в конце 19 века, уже тогда публиковали статьи о том, как изменится температура, если концентрация CO₂ увеличится в два раза, потому что люди понимали, что уголь сжигается в огромном количестве. Но всерьёз об этом заговорили в 70‑е годы ХХ века. Если смотреть статистику, то, начиная с послевоенного периода (с 1980 года — прим. «Вёрстки»), каждое следующее десятилетие было теплее предыдущего. А последние 10 лет, с 2014 по 2023 год, — это самые тёплые 10 лет за всю историю наблюдений.

— Да, но люди же отрицают это, когда, например, в Москве случается холодное лето.

— Мы же говорим всё-таки про глобальный климат. Например, известно, что последние 10 месяцев каждый месяц был рекордным по средней температуре на Земном шарике. В Европе нынешние температуры были на 10 – 15 градусов выше нормы. В Гренландии недавно температура была на 18 градусов выше нормы — это тоже факт.

Не надо судить о глобальном климате, находясь в Москве и оглядываясь вокруг себя, это не даёт общей картины. В частности, на Южном Урале этой зимой выпало очень много снега, потому что было достаточно тепло. Потом он начал стремительно таять. Под угрозой паводка не только Орск, Оренбург, но ещё и Курганская, Челябинская области, и север Казахстана, потому что у нас общие реки. Там тоже огромные территории затоплены.

— Насколько я знаю, в Казахстане эвакуационные мероприятия начались раньше.

— Там среагировали быстрее. В Казахстане русское слово «авось», наверное, знают, но это не первое слово, которое приходит им в голову.

— Можно ли как-то прогнозировать масштаб паводка заранее или это невозможно, потому что климат в принципе становится более непредсказуемый?

— Климатологи говорят, что назвать конкретный год, когда будет сильный паводок, они не могут. Но чем выше концентрация CO₂ в атмосфере, тем выше вероятность таких событий, в том числе больших паводков — это известный факт. А вот предсказать такой паводок год в год — пока невозможно, хотя такие попытки делаются. Раньше считалось, что, когда вода поднимается на 10 – 15 метров, — это почти невероятное событие или крайне редкое, этим можно пренебречь. Но с климатом шутки плохи, и сегодня вероятность экстремальных паводков стала в разы выше.

Конечно, дамбы можно корректировать и укреплять. Голландия, например, регулярно свои дамбы укрепляет. Netherlands — это буквально «земли ниже уровня моря», они так живут всю жизнь. Я сам недавно узнал, что задача самых известных голландских сооружений — мельниц — не столько в том, чтобы перемалывать зерно, а в том, чтобы откачивать воду. Они работают как насос. Теперь в Нидерландах строят дамбы, а не мельницы, чтобы эти самые земли не затапливались.

Я думаю, что и у нас в тех регионах, где высока вероятность критически высоких паводков, надо укреплять дамбы, а не жалеть деньги на это. Хотя я не имею точной информации и никого обвинять бы не хотел, но в любом случае сегодняшнее наводнение в Орске — это просчёт.

Изменения климата: сначала всё плывёт, а потом всё горит

— Вспоминается Сибирь и Дальний Восток, где сначала всё плывёт, а потом всё горит.

— Да, и плывёт, и горит. Вспомните Тулун в Иркутской области, который в 2019 году дважды тонул и горел. И такая катастрофическая ситуация характерна для многих населённых пунктов в тех краях, потому что там много рек и много лесов. А ещё там изменился режим осадков. Статистически их сильно больше не стало, но теперь несколько недель подряд стоят засушливые, а потом случается проливной дождь, когда за один день проливается месячная норма осадков и реки выходят из берегов. То есть паводок может быть связан не только с таянием снежного покрова, а может быть ещё и ливневый.

А засуха? Вот сейчас, например, в Подмосковье третья категория пожароопасности, потому что стоит сухая погода, хотя мы только вошли в апрель. А когда жарко и сухо, возникает опасность лесных пожаров.

— Значит лесные пожары тоже связаны с выбросами парниковых газов?

— Это процесс, который завязан на глобальное изменение климата под воздействием деятельности человека. Мы жжём ископаемое топливо, и в атмосферу, соответственно, улетают углекислый газ, метан, закиси азота и некоторые другие опасные парниковые газы.

— Какие регионы в России в ближайший век будут климатически меняться больше всего, станут привлекательнее для жизни или, наоборот, перестанут такими быть?

— Несколько лет тому назад Росгидромет опубликовал доклад «Климатические риски на территории России». Картина получается такая: нет ни одного федерального округа, которому бы что-нибудь не угрожало. Кроме того, недавно исследователи Высшей школы экономики опубликовали сравнительную оценку климатических рисков для российских регионов — это тоже очень интересно. Угрожают регионам разные вещи, безусловно. Волны жары — температура за 40, то есть очень жарко — это угроза для российского юга. Если мы говорим про Сибирь — то сильна угроза наводнений, паводков, связанных с таянием снега или с ливневыми дождями. Там же — лесные пожары. А лесной пожар опасен в том числе дымом, который тянет на город. Дым несёт с собой всякую ерунду, огромное количество загрязняющих веществ, которые опасны для здоровья как уже живущих, так и будущих поколений. Последствия задымления сказываются не только на тех, кто переживает смог, но и на тех, кто ещё не родился, потом, к сожалению, бывают проблемы с потомством.

Ну и учитывая, что российская экономика опирается в значительной степени на ресурсную базу, а подавляющее большинство ресурсов у нас находится за Уралом, то, наверное, главная климатическая угроза для экономики — это всё-таки тающая мерзлота. И это тоже уже происходит: помните, в 2020 году в Норильске в Таймыре ушла свая из-под бака хранения топлива? Непосредственной причиной действительно послужило таяние мерзлоты.

Там же рядом находится Ямал, где у нас основные месторождения газа. И на этом ямальском газе сидит вся российская европейская часть. Если что-нибудь пойдёт не так с мерзлотой на Ямале, то будут блэкауты и по всей европейской части России, будет темно и холодно. Поэтому с точки зрения потерь для российской экономики самая главная проблема — это тающая мерзлота и горящие леса.

— А с точки зрения качества жизни населения хороших мест в России тоже может не остаться?

— В разных частях страны риски разные. Например, Черноморское побережье Кавказа теперь тоже затапливает со страшной силой. Кроме того, там появилась новая опасность — это смерчи. Раньше смерчи на Чёрном море были, дай бог, один раз в три года, а теперь они происходят каждый год, причём множественные. Это абсолютно небезопасно, это жуткие картинки, когда одновременно по побережью бегают три, четыре смерча.

Почему так происходит? Очень тёплое Чёрное море. Когда налетает более или менее холодный ветер, моментально образуется смерч, да ещё не один. Кстати, точно известный факт: наводнение в Крымске случилось исключительно благодаря глобальному потеплению — слишком тёплая была вода в Чёрном море.

Что должно делать государство, чтобы приблизить «зелёное» будущее?

— Какую климатическую политику проводит Россия и как на неё повлияли пандемия и «специальная военная операция»?

— Пандемия на всех повлияла одинаково: транспорт стоял, и, соответственно, выбросы упали и в мире, и в России. Когда в 2021‑м году мы вышли из пандемии, падение выбросов было моментально преодолено. Что касается «СВО», то в России активно заработали промышленные предприятия, которые производят вооружение. Я пока не знаю статистики за 2023 год, но можно предположить, что выбросов стало больше.

Климатическая политика в России в принципе есть, принято два важных документа. Один называется «Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации с низким уровнем выбросов парниковых газов». Другой документ, выпущенный в 2023 году, называется «Климатическая доктрина».

Доктрина предусматривает, в частности, что мы должны выйти на баланс между выбросами и поглощением парниковых газов не позднее 2060 года. Стратегия более или менее рисует, как мы придём к точке, когда Россия перестанет оказывать влияние на климат, потому что выбросы газов станут равны поглощению. Но климатическая доктрина прописана до 2060 года, а стратегия заканчивается в 2050 году. Это, мне кажется, очень характерная русская черта: представьте, что у нас есть асфальтированный хайвэй, но последние 10 километров до деревни всё равно будут по бездорожью. С климатом то же самое: последние 10 лет в стратегии не прописаны. Направление есть, а дороги нет.

«Дорога» до 2050 года разбита на два отрезка. До 2030 года почти ничего не меняется, сохраняется «статус кво» — примерно как сейчас, но с небольшим снижением выбросов парниковых газов и сохранением нынешнего уровня поглощения выбросов лесами. И потом до 2050 года запланировано снижение выбросов примерно на 15% и примерно двукратное увеличение поглощения в лесах. И не спрашивайте меня, как этого планируют достичь.

— Я как раз хотела спросить…

— На этот вопрос ответа нет. Я думаю, что и у людей, которые профессионально занимаются лесом, тоже нет ответа на вопрос: а как? Российские леса стареют, как известно, а старовозрастные леса поглощают углерода меньше, а выбрасывают больше, потому что они гниют. Количество пожаров, горимость лесов возрастает, поэтому выбросы CO₂, связанные с пожарами, тоже возрастают. Как мы увеличим в два раза поглощение CO₂ в лесах между 30‑м и 50‑м годом, никто не знает.

— Хорошо, как это сделают в России, непонятно. Но как это нужно делать? Что должно делать государство, чтобы приблизить «зелёное» будущее?

— «Зелёное» будущее — это не то будущее, которое прячется в лесах, это то будущее, которое прячется в новых «зелёных» технологиях. Глобальный тренд идёт в сторону технологий, которые не используют ископаемое топливо. Это солнце, ветер, гидроэнергетика, волны, биотопливо, но только не ископаемое топливо. Это первое.

И второе — это использование искусственных материалов, которые можно производить из тех же растительных полимеров. Это дорого, но выбрасывать углекислый газ в атмосферу — дороже, просто мы пока ещё не умеем аккуратно все последствия обсчитывать. Не все издержки измеряются деньгами, некоторые издержки мы не видим сразу. Ну, например, волны жары увеличивают количество преждевременных смертей в определённых возрастах. Получается, мы не можем точно оценить в деньгах то, что у нас на части территорий земного шара возникают засухи, проблемы с продовольствием, питьевой водой, а отсюда миграционные волны и необходимость выделять большие объёмы гуманитарной помощи. Если это учесть, то сразу станет понятно, что использование технологии сжигания ископаемого топлива неконструктивно. Мы сами себе роем яму.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

Изменения климата: сколько осталось планете, если выбросы не снизятся прямо сейчас?

— Стало понятнее, но все ещё непонятно, сколько осталось планете, если выбросы не снизятся прямо сейчас?

— Не надо про планету! Этой планете 5 миллиардов лет, она много чего видала. Бывало здесь и жарче, и концентрация парниковых газов в атмосфере бывала выше. Чего тогда не было? Нас не было.

Это катастрофическая ошибка, которую некоторые совершают. Я часто студентам рассказываю о текстах такого критика климатических изменений, как Юлия Латынина. Она писала, что «на земле было жарче, но мы же как-то выжили». Хочется спросить: мы — это кто? Нас, когда на Земле было очень жарко, как раз не было. Нас — людей, человечества — тогда не существовало. Поэтому климатические угрозы — это не угрозы для планеты: она переживёт. Это угроза для современной человеческой цивилизации: она не переживёт.

— Может ли отдельный человек или домохозяйство предпринимать что-то действенное, чтобы снизить свой углеродный след? Или это разговор в пользу бедных?

— Я не очень люблю переход на личности, мне не нравится идея индивидуального углеродного следа, потому что это нечестно. Потребитель и домохозяйства поставлены в условия, когда они выбирают из того, что есть на рынке. Идея «живи коротко и не оставляй наследства» кажется мне человеконенавистнической. Задача человека жить дольше и оставить потомство.

Если мы посмотрим на углеродные калькуляторы для людей, то они очень унылые, потому что единственный выход из положения — это дауншифтинг: не летайте самолётами, не имейте автомобиля и так далее. Я слышал, что эту идею на самом деле вбросили нефтегазовые компании и производители топлива, чтобы отвлечь внимание от себя, потому что они на самом деле виновники климатических изменений.

Но сегодня уже точно есть доступные технические решения для коттеджей. Можно не проводить газ, а использовать электричество от солнечных батарей. Солнечные панели, которые можно использовать как фасадное покрытие, подешевели. Грубо говоря, на рынке есть решения, которые позволяют действительно сократить ваши личные выбросы в атмосферу.

Поэтому, с одной стороны, мне не нравится переход на личности, с другой стороны, я понимаю, что если смотреть на вещи шире, с открытыми глазами, и видеть эти новые низкоуглеродные возможности, то можно по мере сил их использовать. Ещё одна рекомендация исходит из здравого смысла. В большом городе вроде Москвы использовать личный автомобиль не всегда удобно: поставить некуда, парковка дорогая. Дешевле использовать каршеринг — так и используйте. Ну и главное: уходя, гасите свет!

— Было бы здорово, если бы человек в России мог на уровне личного выбора влиять на климатическую политику, да? Если бы была партия, программа которой включала бы поворот к «зелёной» экономике.

— О чём вы? Я б тоже хотел, чтобы так было. Но в России вообще с политической конкуренцией сложно, а вы говорит «зелёная» партия. Нет такой.

На самом деле, когда к власти приходят исключительно «зелёные» партии, это тоже не всегда хорошо, мы знаем по опыту Европы. Хорошо, когда всё в балансе, хорошо, когда есть коалиционное правительство, плохо, когда это исключительно «зелёные». К сожалению, «зелёная» повестка часто смыкается с очень «левой» риторикой. Но «правые» силы от «зелёной» повестки и вовсе старательно открещиваются, и это всё иногда рождает чудовищ.

— Вы говорили, что регионы в России могут как-то решать задачи по адаптации к изменениям климата. Правда, могут?

— Не просто могут — должны. Законодательство обязывает региональные правительства разрабатывать планы по адаптации к изменениям климата. Другое дело, что есть сложности с бюджетирование этого процесса, да и вообще с региональными бюджетами. К сожалению, я могу констатировать, что адаптационные планы, которые регионы прислали в Москву, прямо скажем, не очень. Им пытались помогать в Центре стратегических разработок, но разнообразие регионов слишком велико, чтобы всех охватить из центра. Надо, чтобы были специалисты на местах.

Без глубоких исследований того, как меняющийся климат затронет тот или иной регион, без реальных расчётов и оценок хороших планов по адаптации не составить. И это не только российская проблема. Совсем недавно был опубликован доклад Европейского агентства по окружающей среде. Они тоже вынуждены были констатировать, что климат меняется очень быстро, и даже Европа не успевает адаптироваться. Хотя там к этому относятся, как мне кажется, гораздо более серьёзно. И у них есть адаптационные планы не просто для отдельных стран Евросоюза, а для каждого региона внутри страны.

Несколько лет назад мы делали «двойной портрет в интерьере»: параллельно считали выбросы парниковых газов и пытались оценить последствия изменения климата для Архангельской области и для шведского Норботтена, это такой шведский Архангельск. И у шведов оказалось гораздо больше доступной информации, их исследование получилось, я вынужден признать, гораздо более глубоким и подробным. У нас с тех пор лучше с исследованиями не стало. Более того, этот проект мы проводили в рамках Центра экологических инвестиций в Архангельске. Я долго возглавлял эту организацию, но по решению администрации Архангельской области её закрыли, и теперь этой темой там практически никто не занимается.

— Именно такие исследования могут «родить» рекомендации для отдельного региона по адаптации к изменению климата?

— Да, и сейчас эта тема снова возникает уже даже не на уровне региональных властей, потому что они с опаской к ней относятся. А вот у бизнеса безвыходное положение, ему нужны ясные и хорошие прогнозы, особенно если это бизнес, который который завязан на природных ресурсах, например, на ресурсах леса. Такому бизнесу надо понимать, как воспроизводится лес. Заготовка леса — это сезонная вещь, лес заготавливают зимой, потому что дорог нет, а по зимнику дороги сделать можно. Так вот, информация о том, когда в лес можно зайти, когда выйти и вывезти древесину, какое состояние будет у дорог и у водных артерий, начинает прямо интересовать бизнес, потому что иначе он не может нарисовать себе никаких стратегий.

Я думаю, что если не сегодня, так завтра появятся какие-нибудь объединения в рамках бизнеса, которые будут проводить исследования на тему доступности ресурсно-сырьевой базы. Более того, нефтяные компании обеспокоены, например, тем, что тает вечная мерзлота. Мы проводили для ЛУКОЙЛа исследования по некоторым районам, куда они собирались зайти для освоения новых месторождений. В некоторых случаях мы показывали им, что риски быстрого таяния очень высокие и они просто могут физически не успеть отбить затраты на освоение месторождений. И ЛУКОЙЛ принял решение туда не ходить. Сейчас они создают у себя в компании систему мониторинга, учёта климатических рисков и управления ими — и систему неплохую.

— Получается, что перспектива потери выгоды тянет за собой некоторое внимание к климатическим изменениям?

— Конечно, потому что это уже не отвлечённые истории про ущерб когда-нибудь потом — для бизнеса это «потом» уже наступило, эти изменения происходят здесь и сейчас, и уже нельзя их игнорировать. И это сопоставимо с длительностью инвестиционных проектов: если вы понимаете, что вы не успеете отбить вложения в освоении месторождения, то лучше и не начинать.

Изменения климата затрагивает большие интересы, в том числе экономические. Пока сохранение «статуса кво» по выбросам и поглощению парниковых газов многим кажется более выигрышной стратегией, чем быстрые изменения. Как зарабатывать на технологиях «зелёных», низкоуглеродных, мы пока не понимаем. Но это не только беда России, хотя здесь это в наибольшей степени выражено, потому что мы долгие годы живём с этой природной ренты.

Несмотря на то, что больше 50 лет мы точно знаем об антропогенной природе нынешнего изменения климата, мы так и не научились сдерживать наши выбросы. Всё это время выбросы не просто не уменьшались, а продолжали расти. Это, конечно, феноменальный факт: за последние 50 лет мы, зная о последствиях, которые нас ждут, выбросили в атмосферу больше парниковых газов, чем за предыдущие 100 лет. Я об этом студентам рассказываю.

— Лица у студентов хотя бы печальные в этот момент?

— Печали у них нет. Но я говорю, что с этой проблемой справляться придётся им. Поэтому надо, чтобы они хотя бы понимали, с чем будут иметь дело.

Обложка: Дмитрий Осинников

Инфографика: Эль

Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →