«За бабахом услышишь бабах»

В Москве и регионах появился новый вид досуга: с началом войны в кафе и клубах всё чаще проходят выступления Z‑поэтов. «Вёрстка» посетила с десяток подобных мероприятий и рассказывает о тех, кто называет себя преемниками Пушкина и Ахматовой.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

Москва, вечер 30 мая, 2023 год.

Высокий мужчина быстрым шагом спускается в подземный переход под Садовым кольцом. На нём тёмно-зелёный китель с погонами подполковника и чёрный дипломат в руке. Ровно к 19:00 он подходит к Центральному дому литераторов. Перед входом его встречает очередь из примерно 70 человек. Мужчина встаёт в хвосте и обращается к двум женщинам.

Через дорогу, у посольства Бразилии, на очередь смотрит сотрудник полиции. Под правой рукой у него кобура под пистолет Макарова. На обочине стоит легковая полицейская машина.

Очередь почти не двигается. В 19:00 в ЦДЛ должен начаться «Первый концерт новой поэзии». Его широко анонсировали Z‑поэты и тематические телеграм-каналы с конца апреля. Z‑поэзия — жанр, поддерживающий и продвигающий военную идеологию российских властей. По определению литературоведа Михаила Эдельштейна — «всё, что написано в столбик после 24 февраля 2022 года в поддержку СВО», «ретроспективно — всё, написанное в том же духе, за предыдущие девять лет».

На второй год вторжения в Украину Z‑поэзию, наряду с телевизионными ток-шоу Владимира Соловьёва и Ольги Скабеевой, власти сделали одним из инструментов российской пропаганды. Главный редактор телеканала Russia Today Маргарита Симоньян, прочитав на камеру стихотворение из сборника «ПоэZия русского лета», запустила флешмоб #поэZиярусскоголета, в котором поучаствовали актёр Дмитрий Певцов, Борис Корчевников, Соловьёв и Скабеева, а также обычные школьники, преподаватели, библиотекари и пользователи соцсетей.

Весной 2022 года о Z‑поэзии оповестили всю страну: пользователи «Госуслуг», где зарегистрировано 99 млн человек, вместо привычных оповещений о штрафах за превышение скорости и ответов из госорганов обнаружили в электронных почтовых ящиках стихи. В первом письме «Госуслуги» напомнили о годовщине пожара в Доме профсоюзов в Одессе в мае 2014 года и процитировали стихотворение Ольги Старушко из сборника «ПоэZия русского лета». Во втором — предложили бесплатно скачать этот сборник «стихов и поэм современных русских авторов о трагических событиях на Донбассе, происходящих с 2014 года» с «Литреса».

Организаторы майского концерта в Москве в афише говорили, что «создавшееся сегодня поэтическое высказывание столь велико, что не вмещается в презентационные залы», и обещали «масштабный концерт».

За 10 минут до начала концерта петербургский Z‑поэт и писатель Александр Пелевин, называющий себя метамодернистом, лауреат «Нацбеста-2021» за роман «Покров-17», опубликовал в Telegram снимок с длинной очередью на вход и написал: «Очередь в ЦДЛ на никому не нужных и неинтересных ватных зэт-поэтов. Опять пустыня!»

Сразу за входной дверью Дома литераторов сотрудница полиции разделяет очередь на два потока — в правую и левую рамки металлоискателя: «Проходите на правую рамку». Мужчина в штатском указывает на стол рядом с рамками: «Выложите все металлические предметы». На рамке вторая сотрудница полиции: «Проходите». На мой ремень с металлической бляшкой детектор обычно звенит, но сейчас — тихо. Третья сотрудница полиции говорит: «Откройте рюкзак так, чтобы я могла видеть дно».

После других проверок в корзине перед рамками остались три перочинных ножа и перцовый баллончик.

Подполковник с чёрным дипломатом быстро прошёл досмотр. Прошёл фойе с разложенными на трёх столах книгами, поднялся по лестнице, миновал буфет, зашёл в зал и разместился в кресле в первых рядах.

Там уже сидел критик Олег Демидов. Уже после вечера он «очень пожалел», что выбрал место в первом ряду, поскольку «где-то подальше ещё сильнее бы уловил атмосферу», и пообещал «потихоньку, по шажочку, двигать современную поэзию на её законное место — в основу основ русского бытия».

Через несколько кресел от Демидова молодой мужчина в футболке с портретом поэта Бориса Рыжего что-то весело обсуждал со знакомым. Неподалёку сидел Александр Казаков — бывший советник погибшего в Донецке в 2018 году «первого главы ДНР» Александра Захарченко, а сейчас советник Сергея Миронова, руководителя фракции «Справедливая Россия — За Правду» в Госдуме.

В почти полном зал — в основном люди средних лет и пожилые, из молодёжи — редкие парочки.

В половину восьмого раздался третий звонок, на сцену в сером платье в пол вышла заслуженная артистка Полина Агуреева, которая перестала быть «аполитичным человеком, когда начались события на Донбассе в 2014 году» и не смогла «остаться к ним равнодушной». В зале полная тишина. Ровным голосом Агуреева начинает вечер:

«…Мы живём во времена очень странные. Наверное, их можно сравнить с тем смешением языков, которым Бог наказал людей во время строительства Вавилонской башни. Огромное количество одновременно звучащих голосов и полное непонимание человека человеком. И как в этой катастрофе найти свой собственный голос? Как сделать так, чтобы твой голос был услышан и понят?»

Потом Агуреева цитирует по бумажке статью Цветаевой «Поэт и время»:

«Современность поэта есть его обречённость на время. Быть современником — творить своё время, а не отражать его. Да отражать его, но не как зеркало, а как щит».

Следом — философа и литературоведа Бахтина: «За всё, что я понял и пережил в искусстве, я должен отвечать своей жизнью».

А потом Агуреева, улыбаясь, говорит: «Мне кажется, что люди, которые сегодня будут на этой сцене, по этой формуле живут. И это для меня самое дорогое, что в них есть. То есть их стихи толкают их на передовую истории, поэтому многие из них вернутся на фронт в ближайшие дни и там будут на своей передовой, а здесь, сегодня, они будут на стихотворной передовой».

Она благодарит писателя Захара Прилепина, автомобиль которого взорвали 6 мая: «Без него вечер не состоялся бы. Мы очень ждём возвращения Захара в строй. Человека сильного, неутомимого в своей вере, прежде всего, и любви к России. Спасибо большое. Встречайте».

Зал взрывается аплодисментами, но они быстро смолкают. Гаснет свет. Под слабым лучом за барабанной установкой садится музыкант в чёрной одежде. У него в руках виолончель. Он ударяет по струнам, извлекаемые им звуки похожи на марш.

К микрофону во всём чёрном выходит поэтесса Мария Ватутина. На затемнённом заднике светло-голубыми буквами отображается её имя. «Не взойдёт звезда — не настанет ночь, / Многогласна и холодна. / У меня не сын на войне, не дочь, / У меня на войне — страна».

Ватутина читает все свои стихи с бумаги. Дочитав первое, она движением пальцев у микрофона останавливает аплодисменты и сразу начинает читать второе, предварив его фразой: «Родина. Захару Прилепину».

Гудящая в веках стальными лопастями,
Глубинная моя, горящая дотла,
Как выживаешь ты, забытая властями,
Как выживаешь ты, не помнящая зла?

Отдав своих солдат на дальние заставы,
Сусеки поскребёшь и — в общий хоровод.
Как выживаешь ты, народ моей державы,
Далекий от столиц, столицам тем оплот?

<…>

Зал аплодировал после каждого. Закончив, Ватутина села на один из стульев на сцене.

Дальше был калейдоскоп. Сначала читали женщины: Мария Ватутина, Анна Долгарева, Софья Юдина, Света Литвак, Анна Ревякина. После мужчины: Дмитрий Артис, Алексей Остудин, Дмитрий Филиппов, Александр Пелевин, Алексей Шмелёв, Дмитрий Молдавский, Игорь Караулов, Андрей Добрынин. Затем — после небольшой музыкальной паузы — старшее поколение: Олеся Николаева, Светлана Кекова, Марина Кудимова, Надежда Кондакова. Зал тихо слушал и громко аплодировал.

Выступившая в марте 2022 года в поддержку действий России в Украине 70-летняя поэтесса Марина Кудимова, которую открыл как автора Евгений Евтушенко, читала стихи с телефона, но одно решила прочесть наизусть.

«Война — это сын, стон,
Библейские мор, глад.
Но гибель без похорон
Ещё не ведёт в ад.

Война — это… эээ, простите, гм…»

Кто-то подсказывает из зала продолжение, но поэтесса не слышит. Зал начинает аплодировать.

«Вы устали, я устала», — говорит Кудимова, лезет правой рукой в карман светло-серых брюк за телефоном и начинает заново.

«Война — это сын, стон,
Библейские мор, глад.
Но гибель без похорон
Ещё не ведёт в ад.

Война — это тыл, блуд,
Измен и торгов ряд.
Но там, где тебя ждут,
Ты верен, любим, свят.

Подбит головной танк,
Сожжён броневой гроб.
Но, раз оголен фланг,
Пехота пойдёт в лоб.

Война — это сыпь, тиф,
Трассёра больной свет.
Но если герой — миф,
То нас —
никого —
нет».

2 июня Захар Прилепин написал: «Итак, на днях в ЦДЛ состоялся долгожданный вечер новейшей поэзии, связанный с донбасской войной. Было в откликах много сравнений с „шестидесятниками“ — и они, признаться, не очень мне милы. Я предпочёл бы сравнения со второй половиной 40‑х, с началом 50‑х. Тогда так же собирали полные залы военкоры, фронтовики, чьи имена потом в основном задвинули „эстрадники“».

«Война — это счастья кровавый кусок» — Артис

Нападение России на Украину окончательно разделило современных русскоязычных поэтов на «антивоенный» и «патриотический» лагеря. В первый попали авторы и раньше осуждавшие, в том числе в своём творчестве, авторитарный российский режим и агрессию к Украине.

Вторым лагерем стали люди, находящие вдохновение в миномётных расчётах, пепелищах заводов и сёл и драке «до последней капли крови». Сами они называют себя Z‑поэтами (литера Z с началом вторжения в Украину стала неформальным символом ВС РФ). При этом они не рвутся к «героической гибели» в зоне боевых действий. По этому поводу они спорят между собой: «вправе ли „тыловые поэты“ выступать со стихами о войне? Или же они должны уступить трибуну „окопным поэтам“, которые, пусть даже не столь умело, но повествуют о собственном экзистенциальном опыте, подчас оплачиваемом дорогой ценой?»

Но есть среди Z‑поэтов и те, кто всё же поехал на русско-украинский фронт. Один из них — литератор, а в прошлом театральный продюсер Дмитрий Артис. В конце 2022 года он записался добровольцем, провёл три месяца на войне до середины весны 2023 года и сейчас продолжает ездить с выступлениями на Донбасс, чтобы «поддержать местных». В Москве и регионах тоже регулярно читает стихи со сцены. 30 апреля, едва вернувшись с фронта, он принял участие в поэтическом вечере «Мы из настоящего» в московском клубе «Бункер на Лубянке», созданном Захаром Прилепиным.

Перед выступлением он сказал зрителям, что «давно не испытывал чувства страха», но перед выходом на сцену его «всего трясло»: «Я просто не знал, что мне делать и чего читать. Либо то, что начитано уже, которое до, или то, которое сейчас, поэтому я, наверное, буду вразнобой».

Читал он, подглядывая в свою новую книгу, — всё о войне, о солдатском быте. В одном из стихотворений рассказывалось, как солдаты едут «на раздолбанных Камазах, забирать погибшего товарища», чтобы «от прекраснейшего воина / было хоть чего-то похоронено».

«Спрашивают периодически, а как писалось на войне? — в одном из перерывов между стихами рассказал Артис. — Не знаю, как писалось… очень хорошо, потому… на каком-то внутреннем… ну собранность внутренняя и… голова очень быстро работает… Знаете, как маленький компьютер поэта, они там эти строчки так, уж-ж-ж-ж‑ж, чтобы нужное слово поставить… вот».

Потом продолжил:

Не скулишь
и не пишешь прошений,
просто служишь Отчизне своей.
Здесь на каждую сажень траншеи
по десятку великих людей.

Нервно курит
столичная роскошь,
где под вечер, шагая с крыльца,
обязательно локтем порвёшься
о фарфоровый бок подлеца.

Хорошо.
Здесь окопная копоть
петербургского снега белей.
Только свистнешь, увидишь укропа
в обоссатом от страха белье.

Натянув
керамический панцирь,
за бабахом услышишь бабах.
Здесь великие мысли роятся
у великих людей в головах.

После Артис прочитал стихотворение, «которое было написано после выхода наших (он показывает „кавычки“ в воздухе — прим. „Вёрстки“) наших „товарищей“ из „Азова“, из „Азовстали“». Последние строки там такие:

Безобидные люди, хоть пальцем крути,
но торчат вместо рук роковые культи,
где набиты, как ценник на пластик,
черепа в обрамлении свастик.

Через пару стихотворений Артис объявил, что следующее было написано на «исход верхнеларсовских велосипедистов», имея в виду людей, покинувших Россию после объявления мобилизации.

Война обходит стороной,
скучаешь чаще, чем дерёшься,
и всё равно, что под Москвой
горит берёзовая роща.

То обессиленно чихнешь,
то плюнешь прямо на букашку,
а мясники несут под нож
тобой оставленную Рашку.

Тебя не тянет никуда,
ты ни к чему теперь не годен.
На мокрой лавочке стыда
сидишь одетым по погоде.

Зал реагировал улыбками и аплодисментами. Мария Ватутина, ведущая этого вечера, громко ещё раз представила его: «Дмитрий Артис! Поэт, русский воин. Артист! Режиссёр, брат!»

С корреспонденткой «Вёрстки» Артис согласился поговорить ранним утром 4 мая из Мариуполя, куда приехал на фестиваль «Звёзды над Донбассом». Пока он рассказывал, зачем пошёл воевать, было слышно, как поют мариупольские птицы.

Дмитрий Артис (настоящее имя — Дмитрий Юрьевич Краснов-Немарский) родился в 1973 году в Королёве в Московской области, а сейчас живёт в Домодедове. Он долгое время работал в театральной сфере — возглавлял Мытищинский театр драмы и комедии «ФЭСТ», выпустил более 30 спектаклей, потом создал в Москве «Театр эмоциональной драмы», для которого написал несколько пьес, а в конце 2011 года оставил театральную деятельность, полностью посвятив себя литературе. Коллеги отзываются о нём как о поэте «любовном, эротическом»: «Отношения между мужчиной и женщиной, равно как и собственные душевные переживания, волновали его куда больше гражданских тем или исторических событий», — писал в мае 2023 года в рецензии на сборник Артиса «Он шагает по войне» Игорь Караулов.

Незадолго до начала войны у Артиса умерла мать, в тылу его ничего не держало, и он отправился на фронт. Но не из творческих соображений.

«У нас в роду уходили тяжело бабушка и прабабушка, по три года лежачие были. Потом — мама, и я должен был быть рядом с ней, а она взяла и умерла во сне. И вот это чувство, что сыновний долг не отдан, — это одна из причин моего ухода на войну. Для меня Родина и мать — это одно и то же. Здесь, конечно, не было никакого творческого поиска, здесь только сыновняя обязанность».

Сначала Артис пытался уехать через военкомат: «Но мне было уже 49 лет, и они могли взять меня поваром или кладовщиком. Но кладовщиком я и тут могу быть. Мне нужно было до конца пройти этот путь в сапогах солдата своими ногами. Я поехал к „музыкантам“ (ЧВК „Вагнер“ — прим. „Вёрстки“). Пытался через них, но меня забраковали в „особом“ отделе, потому что я литератор, они боялись, что я буду писать. Мне посоветовала подруга попробовать через „Ахмат“ (чеченский добровольческий батальон, точнее добровольческое формирование „Север-Ахмат“ — прим. „Вёрстки“), поехал я в Грозный, и через два дня после того, как приехал в Грозный, я уже был на первой линии за ленточкой».

Его подразделение первые полтора месяца находилось на донецком направлении, «там, где начинались активные штурмовые действия наших вооружённых сил», писал в своём телеграм-канале Артис. «Следующие полтора месяца мы провели на запорожском направлении», — описывал он солдатский быт и штурмы. На вопрос, как удавалось сочинять и записывать тексты в окопах, он ответил, что «сначала в голове чего-то складывалось, а записывал в свободное время, когда передали смартфон».

Об «окопных» стихах ему говорили, что они «лучше, мощнее и глубже» того, что он писал раньше. «Я сначала согласился с этим. Но когда готовил книгу стихов, написанных за последний год, то не заметил особой разницы ни в технике, ни в раскрытии материала, — рассказал Артис. — Это абсолютно тот же я, только не в джинсах, а в камуфляже».

Самым пронзительным впечатлением от войны Артис называет людей.

«Я понял, что на войне сейчас находятся те люди, которые действительно за мир во всём мире и против войны, — утверждает Артис. — Вот именно они самые важные люди для всего мира. Они несут в себе чистоту, благородство, свет, а вовсе не те, кто кричит о пацифизме. Эти вторые — они как раз за войну, за кровь, за бой. Вот такое у меня внутреннее открытие. Нет солдата, который был бы за войну, понимаете? Они все против войны, и поэтому они на войне — потому что они хотят её закончить».

На вопрос, сколько раз сам Артис на войне убивал, он предпочёл не отвечать. «Я не видел с нашей стороны на фронте ни одного человека, который шёл бы убивать. Мы все шли защищать. Это, видимо, наше главное отличие от выродков, которые находятся на той стороне окопов. Спросите меня, скольких я защитил, и я вам отвечу: „Не меньше трёхсот миллионов человек“».

Об этом его стихотворение:

Война — это доблесть,
отвага и честь.
Война — это вера
и братство.
Тому, кто привык
только сладости есть,
желаю подальше
убраться,
забиться
в укромного сна уголок
под юбкой
у старенькой мамки…
Война — это счастья
кровавый кусок,
свобода без рабской
огранки.
Война — это сила,
величие, мощь,
любовь и
молочные груди.
…
Война — это самая
лучшая мать
и манная каша
из детства
…

Филолог Михаил Эдельштейн отозвался об Артисе как об «одном из самых кровожадных поэтов в этой тусовке»: «Это, кстати, очень характерное сочетание — кровожадности и сентиментальности. Варлам Шаламов в своё время писал о том, что садизм и слезливость — две стороны блатной этики. Думаю, Z‑поэзия генетически связана с этой ментальностью куда больше, чем со Слуцким или даже с „Катюшей“. Как, впрочем, и путинское государство в целом».

Артис над своей «кровожадностью» только посмеивается.

«Люди, которые знали меня десятки лет, когда услышали от меня „Слава Отечеству, вперёд, не сдаваться!“ стали говорить, что я живодёр. Ну вы же меня знаете столько лет, как вы можете обо мне такое думать? — возмущается Артис. — Я никогда никого не предал, не бросал, не обманывал. „А вот ты выступаешь за Россию, значит, ты такой-сякой“. Я выступаю за своё Отечество, я люблю свою родину, своих предков, свою маму, папу, своих детей, это значит, я хороший. Но мне говорят: „Нет, ты плохой“».

«Крепкие профессионалы»: Караулов и Ватутина

Z‑поэты считают себя наследниками русской классической литературы. Причём, наследуют они, если опираться на их собственный анализ, не только фронтовым поэтам времён Великой Отечественной войны (Симонову, Берггольц) и «шестидесятникам», но и Серебряному веку русской поэзии: Марине Цветаевой и Анне Ахматовой.

«На самом деле, нового в Z‑культуре нет. Это проявилась на очередном историческом витке русская традиция, — пишет один из Z‑поэтов и критиков Олег Демидов. — Очистившись от морока либеральной повестки (ЛГБТ+, описывание собственных психологических травм, постколониализм, радикальный феминизм, вседозволенность, граничащая с сатанизмом, и пр.) и постмодернистского дискурса, она вновь стала заметной. В первую очередь — для простых читателей, зрителей, слушателей».

Z‑поэты — это и люди, живущие на Донбассе, и литераторы из окружения Захара Прилепина, и поэты с некоторой профессиональной репутацией в литературных кругах, и военкоры, и многие другие. Дмитрий Артис, Игорь Караулов, Мария Ватутина, Анна Долгарева, Анна Ревякина, Александр Пелевин — свой круг читателей и у них, безусловно, есть, считает литературный критик и историк Михаил Эдельштейн, но «если выйти на улицы и провести опрос, то люди вряд ли опознают эти имена».

Художественный уровень Z‑поэтов разный — «от совершенных графоманов до крепких профессионалов», говорит Эдельштейн. «Другое дело, что даже профессионалы по мере погружения в эту тусовку начинают писать всё хуже и хуже, например, Игорь Караулов. А Мария Ватутина в одном из стихотворений пишет про либерала-русофоба, как тот „задирает вверх свои ланиты“, явно не понимая, что ланиты — это щёки, которые нельзя задрать».

Несмотря на это, Ватутину и Караулова собеседники «Вёрстки» чаще всего называют профессиональными поэтами, которые сейчас неразрывно связаны с Z‑лагерем, но раньше выступали на одних фестивалях и участвовали в одних премиях с теми, кто осудил войну.

Ватутиной — 55 лет, она москвичка, окончила Московский юридический институт, работала юристом, адвокатом, журналистом, главным и выпускающим редактором юридического журнала. Из Литинститута выпустилась в 2000‑м. Караулову — 57, и в 2006 году в числе наиболее одарённых современников его называл писатель и поэт Дмитрий Быков: «Караулов — москвич, свободный от чьих-либо влияний (или, наоборот, подверженный слишком многим — но переплавляющий их так, что они почти незаметны). У Караулова есть то, что делает поэзию поэзией: самосознание маргинала, последнего из последних, обречённого, зажатого со всех сторон — и всё-таки побеждающего».

«Мы много лет назад пригласили Игоря Караулова в Харьков на фестиваль Чичибабина, — рассказала „Вёрстке“ украинская поэтесса Ирина Евса. — Мы руководствовались тем, что он хороший поэт, поскольку прочли его книжку. Это была первая его книжка, очень тёплая, очень интересная по своей структуре. Живая».

Евса родом из Харькова, гражданка Украины, всю жизнь пишет и издаётся на русском языке. Она одна из организаторов Международного фестиваля современной поэзии, проходящего с 2002 года в Харькове и посвящённого памяти поэта Бориса Чичибабина, жившего в этом городе. В фестивале в разные годы принимали участие Александр Кушнер, Светлана Кекова, Сергей Гандлевский, Дмитрий Быков, Юрий Кублановский, Марина Кудимова, Алексей Пурин. Добрая половина из них спустя 20 лет принимала участие в «Первом концерте новой поэзии» — Z‑поэзии — в Москве. Но тогда, в начале нулевых, многие из украинских и российских поэтов были не просто коллегами по цеху, но и друзьями.

«До 2014 года (когда начался конфликт на востоке Украины — прим. „Вёрстки“) ни о какой вражде не шла речь. Мы общались, ездили на одни фестивали, перезванивались, переписывались, писали предисловия к книжкам друг друга, — вспоминает Евса. — Да, кто-то был тебе ближе, думал, как ты, в главных вещах, кто-то был гораздо дальше. Но ведь обычно смотришь на стихи. Если ты приглашаешь поэта, то тебе важно, чтобы харьковские слушатели получили лучшее. Со многими, кто приезжал, я дружу и сегодня, потому что они оказались адекватными, порядочными людьми. К сожалению, у меня есть и другой список: близкие мои друзья, с которыми я дружила много лет и которые оказались на другой стороне. И для меня это было личной трагедией».

Называть конкретные имена оказавшихся «на другой стороне» Ирина отказывается. Но в своём интервью 2020 года на вопрос, с кем из современных поэтов она чувствует родство, Евса называла в том числе российских поэтесс Олесю Николаеву и Светлану Кекову. Обе они сейчас — среди Z‑поэтов.

Караулова близким товарищем Евса не считала, но при знакомстве в Харькове на фестивале он показался ей приятным, застенчивым, «похожим на Заболоцкого». 

Стихи, которые он прочёл на фестивале, были хороши, вспоминает Евса, «да и сам он тогда вызвал чувство симпатии и желание продолжать общение».

«Прошло много лет, и он стал писать стихи другого плана, но тоже весьма интересные, появилось немалое количество верлибров. Он разнообразил свою поэтику, ирония, ранее приглушённая, стала узнаваемой, — говорит Евса. — Поэтому, когда я впервые в 2014 году прочла, что одним из лучших молодых поэтов он назвал, например, Моторолу (позывной Моторола был у Арсена Павлова — участника войны на востоке Украины, командира противотанкового подразделения „Спарта“ так называемой ДНР, убитого в 2016 году — прим. „Вёрстки“), я решила, что это тоже ирония и сарказм. Я не могла поверить, что человек, наполненный интеллектом, человек гуманитарного склада, может говорить и публиковать это всерьёз. Но это было всерьёз. Это был тот момент, с которого, видимо, всё началось».

Под «всем» она подразумевает «утрату поэтического дара». «Понимаете, человеку может быть дан талант, — объясняет свою точку зрения Евса. — Но как только человек отклоняется в сторону зла, дар — в данном случае стихи — его наказывает. В этом нет никакой мистики. Я сталкивалась с такого рода вещами не один раз».

Конечно, так считают не все. Критик Олег Демидов в рецензии на книгу Ватутиной «Прощай, Украина!» написал, что «из поэта камерной литературной Москвы Мария Ватутина превратилась в народного поэта — эпоха СВО это выкристаллизовала». А о стихах Карулова отзывается так: «Игорь Караулов со своей уникальной поэтикой, конечно, должен брать все либеральные премии; а по содержанию — его тексты надо транслировать во время рекламной паузы по „Первому каналу“».

Ирина Евса, в свою очередь, признаёт их «былые заслуги», но не видит в их Z‑текстах ценности.

«Стихи стали у них плохие. Караулов и Ватутина, в целом, были не графоманы, а поэты с удачными стихами и книжками, — говорит харьковская поэтесса, которая теперь вынуждена жить в Германии из-за постоянных обстрелов Харькова россиянами. — Среди Z‑поэтов же целая армия графоманов, которые просто пишут что-то вроде „Ура, Россия победит! Надо уничтожить врага“. А вот у поэтов такого класса, как Ватутина и Караулов, я замечаю отсылы к стихам времён Второй мировой, что мне кажется совершенно циничным, потому что это была другая война. Но когда на эту основу поэт пытается наложить дух сегодняшней войны, ничего не может получиться. Стихи протестуют. Они начинают мстить, становятся плоскими и риторическими».

Именно так, по мнению Евсы, Караулов из поэта, который в 2008 году писал пронзительное «Я с годами тоже, кажется, хорошею, / а то бы пропал, а то бы сгорел дотла, / когда бы твоя любовь на моей шее / на четыре дырочки застёгнута не была», стал поэтом, в 2023‑м пишущим «Нынче время убивать свиней, / время резать рыцарскую гнусь. / Помолись за наших, за парней. / Я не то чтоб верую — молюсь».

Какие мотивы — корыстные или искренняя поддержка войны — ими движут, Евса до конца не понимает. «Я допускаю, что они искреннего имперского склада, — продолжает Евса. — Вот Мария Ватутина — абсолютный его образец. Она просто считает, что Херсон и другие территории — исконные российские земли. А коль скоро они исконные российские, то нужно их вернуть обратно, нужно идти и завоёвывать. Я не знаю, как они живут с этим и как будут жить дальше, потому что их имперские мечты строятся на смерти людей, на разрушении городов, на уничтожении Украины, а в итоге и своей собственной страны».

Сама Евса после начала полномасштабного вторжения, знакомая с жизнью в российских регионах, писала такое:

— Это война, война, — говорит она.
Он ей: беда, что крышу не подлатали.
— Если убьют, ну как я тогда одна
с тремя голодными ртами?
— Это — война. Он слизывает слезу
с её щеки. — Да всё это — бабьи страхи.
Я тебе шубу — веришь мне? — привезу
круче, чем у Натахи.
Влипла в него всем телом и, обхватив
намертво, прикрывает с тыла.
Грузный подсолнух, чёрный, как негатив
утреннего светила,
медленно поворачивает башку,
шеей хрустя над ними.
Он говорит ей: к первому жди снежку.
Не пустым приду, пацанов поднимем,
цацек всяких куплю тебе до хрена.
Вон гудят уже. Отопри ворота.
В куртку вцепилась: это — война, война!
— Дура. Это — работа.

Обсудить же с Карауловым и Ватутиной их творчество «Вёрстке» не удалось: Ватутина сказала, что не заинтересована в разговоре, а Караулов попросту не ответил на просьбу об интервью.

«История это когда одни люди убивают других людей» — Пелевин

24 апреля петербургский Z‑поэт Александр Пелевин написал в своём телеграм-канале на 21,7 тысяч подписчиков пост, в котором анонсировал на 19 мая поэтический вечер в московском арт-кафе «Пушкарёв», неподалёку от Цветного бульвара. В посте была ссылка на TimePad. «Политика — не единственный мотив его творчества, — говорилось в описании мероприятия. — Поэт охотно говорит о любви, смерти или даже об обезумевшем коте. Мастерски играет со стилями, смело использует табуизмы. Эмоциональный диапазон, предлагаемый публике, довольно широк, а умная ирония и открытая подача очаровывают и раскрепощают зрителей, превращая поэтический вечер в дружеский сабантуй». Цена билета — 1,5 тысячи рублей. Начало в 20:00.

За несколько дней до вечера СМИ написали, что Пелевина не пустили на Книжный салон в родном Петербурге из-за его «нелестных высказываний» в соцсетях о губернаторе Александре Беглове. За коллегу вступились другие Z‑поэты, и в итоге ему разрешили выступить на открытии 18 мая: там Пелевин был в тёмно-синем клетчатом пиджаке, чёрной рубашке, красном галстуке и солнцезащитных очках.

Уже на следующий день, 19 мая, в его образе поменялась только рубашка — с чёрной на белую. Публика начала собираться на вечер, который проходил через две недели после покушения на Захара Прилепина, примерно за полчаса до начала. Сразу за входом зрителей встречал лысый, коренастый охранник в чёрной футболке. В 20 минут девятого Пелевин поднялся на сцену «Пушкарёва» и объявил: «Мы начнём через 10 минут».

Из 25 столиков в кафе было занято 17 — мужчины и женщины средних лет, у большинства на столах — пиво, у некоторых — книги Пелевина, купленные за барной стойкой. В половину девятого к микрофону на стойке быстрым шагом вышел поэт Пелевин и сразу громким голосом начал читать стихотворение от июня 2022 года. Он читал, вскидывая левую руку. В тёмный зал он смотрел через солнцезащитные очки.

«Не будет вам никаких паспортов хорошего русского,
Кто хороший, а кто плохой не разглядеть из-за бруствера,
Не поедем теперь никуда мы, такие дела, господа и дамы,
Для них мы все Иваны, даже когда Абрамы.

Да какая им теперь разница, мёртвый Лимонов, живой Сорокин,
Всё теперь то ли из Красной армии, то ли из чёрных сотен,
Чёрная метка на лбу что у Быкова, что у Захара,
Хоть замахайся белым флажком, мы им уже не пара (в оригинале „тебя ожидает кара“).

Не будет паспортов хорошего русского, вообще никаких паспортов,
На флаге не будет не только красного, но и других цветов,
Что ж, времена лихие, и раз мы теперь плохие,
Что тут ещё сказать?
Слава России».

Одновременно с ним мужчина в зале тоже выкрикнул «Слава России». Аплодисменты. Пелевин обратился к зрителям: «Всем привет, дорогие! Буду, как всегда, читать всё, что увижу. В процессе можно задавать любые вопросы. Поднимать любые руки, но только не правую». И продолжил стихотворением 2018 года:

«Война спишет всё: долги, платежи, счета,
Дедлайны, проекты, идеи для новых книг,
И новую жизнь с перевернутого листа,
И твой прошлогодний заброшенный черновик.

Война перепишет фамилии наши из
Казённых бумажек на каменную плиту.
Крутись, барабан, лотерея приносит приз -
Свинцовый билетик в русскую пустоту.

Война спишет всё: продуктовый в твоём дворе,
Автобус „семёрку“, потёртое кресло в нём,
Холодное тёмное пиво за сотню рэ,
Твои обещания — встретимся, мол, потом,

И давку в метро по утрам, и любимый бар,
И селфи из душа, и фразу „пойдём ко мне“.
Война перепишет всё это в густой кошмар,
Ползущий коричневой ржавчиной по броне.

В потасканном бронике, ночью, на блокпосту
Какой-то совсем незнакомый тебе чувак
Стрельнёт сигарету, выдохнет в темноту
И скажет: „Ну, что тут поделать. Теперь вот так“».

В зале — аплодисменты. Пелевин открывает бутылку на столике: «Это вода! Кстати, если кто хочет поставить мне пиво, это можно сделать». В середине следующего стихотворения на стол рядом с поэтом официантка опускает бокал пива.

Через несколько стихотворений критик Олег Демидов, который сидел за столиком справа от сцены, попросил Пелевина прочитать стихотворение «В городе Лимонове». «Говно вопрос», — поэт нашёл стихотворение в книге и снял со стойки микрофон. Это стихотворение от августа 2022 года.

«В городе Лимонове,
Где цветут акации,
Стройными колоннами
Празднуют день нации.

В комнате накурено,
А из окон вид —
Деду с арматуриной
Памятник стоит.

В городе Лимонове
В моде нынче ватники.
Скоро будут новые
Улицы и праздники.

На проспекте Ленина —
Православный дух.
Словно вата белая,
Тополиный пух.

На аллее с клёнами
Ветер озорной.
В городе Лимонове
Встретимся с тобой.

Встанем миллионами,
Вспомним нашу молодость
В городе Лимонове
(Харьковская область).

Слова «Харьковская область» он произнёс без микрофона вместе со зрителями. Бурные аплодисменты. После он прочитал ещё 13 стихотворений. Среди них были с такими строчками:

«И как же теперь избежать позора? / Покинула нас юринесса Дора, / Мой внутренний Кац предлагает сдаться, / Что делать, придётся послушать Каца».

«Для тех, у кого есть орки, рабы, типа позор, заклеймим, осудим, / Приятнее быть дремучей ватой с профилем Сталина под рубахой./ В общем, те, у кого есть люди, а есть не люди, /Идите на хуй».

Здесь в зале впервые закричали «Браво» с разных концов.

«Учебник истории, пятый класс, на обложке арка в Пальмире, / Юкио Мисима делает харакири. / Я вижу пену истории, вижу её гнильё, / История лучше выучила нас, чем мы её. / История пахнет смертью, история пахнет дерьмом, / История это сожжённая техника, ржавый металлолом, / История это когда говорят: где увидел там и убей. / История это когда одни люди убивают других людей».

— Скажи, Олег, максимально антивоенное стихотворение, да? — обратился после этих строчек Пелевин к критику Демидову.
— Весьма-весьма, — отвечает тот.

Неизвестно, служили ли они в армии и были ли хоть раз на передовой, но оба получали гуманитарное образование. Демидов окончил в 2011 филологический факультет МГПИ, Пелевин учился на историческом факультете СПбГУ, но не окончил его.

Потом Пелевин прочёл стихотворениее, с которым выступал на гостелевидение в программе Киселёва «Вести недели» в июле 2022 года:

«Простите, что я не уеду (в зале раздалось одобрительное „У‑уу“). Простите, я очень плохой, / Я буду ужасным и тёмным с ужасной и тёмной страной. / Ужасная, тёмная, злая. Большая, родная, моя. / Ах, что же мне с нею поделать; простите, простите, друзья!».

Многие фанаты Пелевина в Твиттере (где у него было около 30 тысяч подписчиков), увидев тогда эфир, стали писать о глубоком разочаровании, хотя до начала войны любили поэта за треды со стихами, публикации о коте и остроумные посты, в которых тот высмеивал политическую повестку и чиновников.

В начале десятого Пелевин посмотрел на часы в телефоне и сказал, что вечер будет проходить с «тремя отделениям», между ними — перерывы по 10 минут. В начале второго отделения мужчина из зала спросил:

— А Беглова уже поздравили с днём рождения?
— Дорогого, любимого, лучшего в мире губернатора, мэра вселенной, императора галактики, самого мудрого, самого светлого в мире человека, Эрдогана… эээ, Александра Беглова, с днём рождения! — ответил Пелевин.
— Ура! — крикнул из-за стола Демидов.
— Ура, великому! Я так его люблю. Вы знаете, самое чистое место в Петербурге — это жопа Беглова! — сказал Пелевин.

Гвоздём «второго отделения» стало стихотворение про «западных партнёров» — «лицемерных пидарасов» и о бойцах ЧВК «Вагнер», один из которых, по словам Пелевина, присутствовал в зале. Под конец третьего отделения поэт вышел на авансцену, застегнул пиджак, снял очки и начал громко читать:

«Словно хуй дроченый в жопу пидора,
В Украину рать российская вошла.
Не оставив фашикам ни выбора,
Армия на Киев в бой пошла.

Скоро вы, уебища, ответите
За майдан, за слёзы донбасят.
Если не издохните, то поедете
На кичу минимум лет на пять.

Вы молитесь, суки, о прощении,
Чтоб вас не кромсали, как свиней.
Мы имеем право на отмщение.
Больше ты в мирняк стрелять не смей.

Встаньте на колени, суки ебанные,
Приготовьтесь пастью хуй сосать.
Жопы ваши будут жёстко выебаны,
Только так мы будем вас „прощать“.

Восемь лет Донбасс хотели выебать,
А теперь же всё наоборот.
Есть у вас, уебища, право выбора:
Русский хуй совать иль в жопу, или в рот».

В зале стояли долгие аплодисменты.

«Мы ебанутые не за деньги Кремля, мы ебанутые от души»

Александр Пелевин родился в 1988 году в Ленинграде, писал стихи с восемнадцати лет, публиковал их сначала в Живом Журнале и на портале Стихи.ру. В начале нулевых работал охранником в книжном магазине. Потом — журналистом, до 2020 года — в «Деловом Петербурге».

Если спрашивать о Пелевине людей, которые ещё два года назад здоровались с ним за руку и выкладывали общие селфи, а сегодня отписались от него во всех соцсетях и знать не хотят, то самой сдержанной реакцией будет грустная улыбка.

«До февраля 2022 года он умудрялся свою онлайн-жизнь разделить на два совершенно не пересекающихся потока, — говорит „Вёрстке“ о Пелевине литературный критик и редактор Егор Михайлов. — Он был вполне „крымнаш“ и ездил на всякие фестивали типа „Звёзды Донбасса“ и этого не скрывал. При этом внушительная часть его поклонников, например, в Твиттере, совершенно об этом не подозревала. Плюс у него всегда в постах такие слои иронии были, как подушка, которая смягчала эти идеи. Была вторая часть его аудитории, которая признавала Пелевина как писателя, имеющего свой стиль, которому есть, что сказать. Да, имеющего идеологические воззрения, не обязательно нам близкие или даже враждебные, но заслуживающего внимания и талантливого».

Среди таких людей был и сам Михайлов, и литературный критик Галина Юзефович. Личное знакомство Михайлова и Пелевина состоялось пару лет назад на одном из региональных книжных фестивалей:

«У него тогда вышла книжка „Покров-17“, хорошая, кстати, и он её представлял на разных площадках. Меня на том фестивале попросили модерировать его встречу с читателями. Мы много общались, выпивали в ночи, как интеллигентные свиньи, и это было крайне приятно. Он производил впечатление очень обаятельного человека, очень искреннего. Он ещё тогда встречался с девушкой на 100% либеральных взглядов».

Стихи Пелевина собеседнику «Вёрстки» раньше тоже нравились.

«Даже сейчас, когда он начал гнать какой-то поэтический порожняк, он остаётся одним из немногих людей в Z‑поэтической тусовке, который умеет в рифму. Чисто технически он, конечно, выше их всех на голову, чем в среднем по палате. Ну то есть талант у него точно есть», — объясняет Михайлов.

Несколько собеседников «Вёрстки», симпатизировавших Пелевину, утверждают, что теперь знакомятся с его творчеством «из зоологического интереса» или говорят просто: «Нет такого человека».

Михайлов предполагает, что в самом начале полномасштабного вторжения в Украину позиция Пелевина «была шаткой, он был в шоке и надеялся, что до бомбёжек Киева дело не дойдёт».

«То есть он не ударился в людоедство сразу, — отмечает критик. — Но большая часть его либерального окружения, которое к нему относилось, может быть, даже положительно, больше не смогла считать его просто человеком с другими политическими взглядами, с которым можно под пиво поспорить о русском мире. Он это отвержение принял близко к сердцу, я думаю. И, соответственно, противоположная сторона его полностью приняла как своего».

Сам Пелевин на просьбу корреспондентки «Вёрстки» об интервью сперва сказал, что ему «надо посоветоваться с куратором из АП и товарищем майором». Затем сказал, что «принципиально откажется», потому что «вряд ли сможет в чём-то переубедить аудиторию «Вёрстки».

Но в конце концов согласился ответить на пару вопросов. На просьбу рассказать, чувствует ли он, что связи с некоторыми людьми из поэтической и окололитературной тусовки, которые до февраля 2022 года вполне с ним приятельствовали, разорваны, Пелевин ответил:

«Привожу диалог из „прошлой жизни“. От одной известной твиттерской блогерессы, торгующей резиновыми членами. Очень милая была барышня. Красивая.
— Саша, а почему тебя в твиттере украинцы не любят?
— Ну, дорогая, я за ЛДНР.
— А что это такое?.. Ничего не понимаю в этом. Ты всё равно крутой.
Она же радостно ходила на наш вечер с Анной Долгаревой и Игорем Никольским. Мы весь вечер говорили про Донбасс, она сидела и развесив уши слушала.
В феврале 2022 года она же кричала, что я злой фашист и меня надо отменить.
В общем, для людей, не владевших информацией, я очень внезапно оказался ватником. Удивительно. Невероятно. Сам в шоке. И так со многими».

Но при этом, добавляет он, никто из тех, кто реально был ему важен, его не «отменил»: «Все наши — вместе».

«Свои», «наши» для Пелевина — это «друзья из Донбасса, мобилизованные соотечественники, нацболы-добровольцы, бойцы-контрактники, среди которых знакомые, родственники, соседи». «Как можно пойти против них? Ну вот вы, скажите: вы предали бы их? — спросил он у корреспондентки „Вёрстки“. — Своих друзей, соседей, родственников. Это же наши».

Другие «свои» для Александра Пелевина, которого журнал «Афиша» назвал «главным Пелевиным 2021 года», — это писатели Захар Прилепин и Алексей Колобродов, поэты Олег Демидов, Анна Долгарева, Игорь Караулов, бывший «министр иностранных дел ДНР» Александр Кофман, рэпер Рич, музыканты Пётр Лундстрем и Александр Ф. Скляр. «Всех не перечислишь», — говорит Пелевин о близких по духу деятелях культуры и общества.

Рассуждая о собственной популярности, Пелевин говорит, что с начала войны «ничего не изменилось»: «С востребованностью у реального народа всё хорошо. Зимой на нас с Петром Лундстремом пришла тысяча человек. В будний день, в Самаре». В дополнение пересказывает эпизод одного из выступлений: «На одном из вечеров в меня реально кидались трусами. Меня окружают невероятно охуенно красивые женщины. Но у меня есть одна, и я теперь ей верен».

На вопрос, почему один из главных мотивов Z‑поэзии — это воспевание и привыкание к смерти, он ответил: «Если вы откроете сборник „антивоенной“ поэзии под названием „Поэзия последнего времени“, то там куда больше смакования смерти, чем у „кровожадных зэт-поэтов“».

Смерть в изображении Z‑поэтов и в изображении тех, кто выступает против российского вторжения в Украину, — это две совершенно разные смерти, считает критик и историк культуры Илья Кукулин.

«В стихах антивоенных поэтов очень много говорится об ужасе перед смертью, — объяснил он корреспондентке „Вёрстки“. — А вот в стихах Z‑поэтов очень много идеи жертвенной смерти, требования того, чтобы смерть была обязательно осмысленной. Не то чтобы они в чистом виде воспевали смерть, скорее, они воспроизводят советские установки на то, что смерть человека — всегда за что-то или против чего-то. И вот эта вот идея о том, что смерть оправдана и потому не так страшна, она допущена в их сознании. Это очень важный ход советской пропаганды, который сейчас власти снова приняли на вооружение как идеологический инструмент».

Литературовед Эдельштейн отмечает, что когда Z‑поэты «по-настоящему начинают говорить о смерти, <…> у них внезапно появляется поэтическое качество».

«У этих поэтов иногда проговаривается главное: фрейдовский Танатос, воля к смерти, бескорыстный восторг перед ней, составляющий глубинную суть Z‑поэзии наряду с таким же чистым восторгом перед мощью государства, нации и территориальным приращением империи», — рассказывает Эдельштейн.

Он приводит в пример «ужасные стихи Марии Ватутиной, представляющие собой плохо рифмованную журналистику», из которого отмечает одно сильное четверостишие:

Мы, как стебли, выстреливающие за почкой почку,
Прорастаем мёртвые через тугую почву,
Мы поднимаем голову, нас начинают слышать.
Скоро мы будем княжить — скоро мы будем книжить.

«Вот этот довольно жуткий образ — воскресшие мертвецы, нежить, пришедшая княжить, — исполнен поэтически просто хорошо, „тугая почва“ — отличный эпитет. А дальше опять полная ерунда», — анализирует Эдельштейн.

При этом тема страданий человека в условиях боевых действий в творчестве Z‑поэтов не поднимается. «Там этого нет до такой степени, что Z‑литератору Александру Пелевину приходится специально подчеркивать, что у его единомышленников „чёткий антивоенный посыл“, что они пишут стихи о том, „что война — это плохо, больно и тяжело“. На мой взгляд, это чистая выдумка, нет там такой темы, просто нет», — уверен литературовед.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Будут презираемы, а потом забыты»

Z‑поэты очень активны онлайн: они постоянно делятся текстами друг друга, регулярно анонсируют своё участие в тех или иных встречах и мероприятиях, обсуждают прошедшие выступления, и может показаться, что их популярность очень быстро набирает обороты, а их творчество и выступления — хорошо оплачиваются. За комментариями «Вёрстка» обратились к этим поэтам и участникам книжного рынка.

Отвечая на вопрос, пользуется ли Z‑поэзия вообще и он сам в частности финансовой поддержкой государства, Александр Пелевин отвечает, что расхожее мнение «злые зэт-поэты продались Кремлю за большие деньги» — «в корне неверно»: «Наше счастье и одновременно беда — мы ебанутые не за деньги Кремля. Мы ебанутые от души», — писал он у себя в телеграм-канале. «Больших денег у нас нет, — повторил он корреспондентку „Вёрстки“. — В каком-то смысле мы до сих пор в подполье. Нас очень редко куда-то зовут. Вообще, культурная политика нашего дорогого государства вызывает много вопросов (но их я буду обсуждать не с вами)».

О больших гонорарах за патриотические стихи речи не идёт и судя по многочисленным публикациям Караулова о том, что денег на жизнь ему едва хватает, и рассказам Ватутиной о том, что она не может найти «хорошую работу со стабильной зарплатой».

Когда «Русская служба Би-би-си» выпустила расследование о том, сколько стоил патриотический марафон «Za Россию», который прошёл в 2022 году в российских регионах, опубликовав там гонорары Караулова (567 000), Ватутиной (596 400 руб), Анны Ревякиной (2 326 800 руб) и некоторых других поэтов, Караулов написал, что «ему самому бы понравилось, если бы было правдой». «На самом деле мой гонорар за семь выступлений составил 68 тысяч рублей, — утверждал Караулов (правда, позже удалил этот пост из своего канала). — Расходы на транспорт, проживание и питание — это, вероятно, ещё в пределах 200 тысяч, не больше. Куда пошли остальные деньги, можно только гадать».

Сборник «ПоэZия русского лета» в новосибирском, например, магазине сети «Читай-город» стоил в мае 2023 года 1799 рублей. Тираж этого сборника, выпущенного Russia Today в издательстве «Эксмо», составил две тысячи экземпляров.

«Это ебически неадекватная цена для такой книги, — пояснила „Вёрстке“ директор другого книжного магазина в Новосибирске „Перемен“ Анна Яковлева. — Предполагается, что это народное чтение, но не то чтобы народ у нас массово покупал книжки за две тысячи, да ещё стихи, которые в массовом сознании бесплатные. Зачем и для какой целевой аудитории эта книжка, непонятно. Сделали бы тогда брошюры за сотку».

Яковлева сказала также, что поэзию, причём любую, в России покупают «примерно вообще никак», а полку со стихами в магазинах «держат просто из уважения и личной любви к авторам». «Из тех, кого покупают, — это Полозкова, когда выходят её новые книжки, — отмечает Яковлева. — Ещё покупают сборник издательства Ивана Лимбаха „Поэзия последнего времени“. В общем-то и всё».

Организатор книжного фестиваля «Новая книга» и автор проекта «Открой рот» Михаил Фаустов вспомнил, что какой-то поэт хвастался недавно, что на его встречу в одном северном городе пришло 300 человек: «Он назвал конкретный кабак, а я его знаю, и знаю, что там от силы человек 60 поместится».

Оценить реальную аудиторию Z‑поэтов опрошенные «Вёрсткой» эксперты затрудняются. Самым массовым концертом Z‑поэзии в Москве стал вечер в Центральном доме литераторов на 440 мест с билетами по цене 1000 – 1200 рублей. А вот наполняемость патриотических выступлений на фестивале «Красная площадь» в Москве в июне Z‑поэтов не устроила: «На блестящем спектакле Вадима Аввы те же места были заняты на 60 – 70%, на презентации Антологии „Поэты русского лета“ — на 70 – 80%, на документальном спектакле „Нюрнберг. Текст“ — 50% мест (и это я — добрая — завышаю)», писала Мария Ватутина по следам фестиваля.

И пока одни говорят, что «Z‑поэзия на Красной площади — это победа», Ватутина сокрушается: «Мы гордимся, что на наши вечера приходит огромное число людей. Мы этого хотели. Мы об этом мечтали. И залы стали большими, и книжки издают. И темы у нас важные, и смыслы вечные. Но вот есть у меня такое ощущение, что мы не работаем на победу. Почему? Да потому что в наш зал приходят и так уже патриоты».

Критик Михаил Эдельштейн предлагает ориентироваться на данные о продажах. «Кажется, продано больше 10 тысяч экземпляров антологии Z‑поэзии „Воскресшие на Третьей мировой“. Для поэтической книги это более чем прилично. Другое дело, в масштабах страны — что несколько сот экземпляров, что несколько тысяч — примерно одинаково. На поэтические вечера приходят несколько десятков человек, иногда даже несколько сотен — для поэтических чтений число изрядное. Но это ничего не говорит о проценте поддерживающих, скорее о наличии некой сплочённой группы, у которой есть запрос на патриотическую мобилизацию, на литературное оформление этой мобилизации и которая читает, скажем, прилепинский телеграм-канал c 300 тысячами подписчиков».

На просьбу поразмышлять, попадёт ли Z‑поэзия в учебники литературы и станет ли классикой на русском языке, литературоведы и поэты, опрошенные «Вёрсткой», отвечают одно и то же.

«Это будет восприниматься как отдельный феномен культуры. Точно так же, как, например, в нацистской Германии было довольно много художников, которые поддались соблазну создавать искусство, которое нравилось Гитлеру и Геббельсу, — объясняет Кукулин. — Но в целом творчество нацистских художников со всеми его мускулистыми арийскими красавцами и орлами сегодня воспринимается как субкультура. Его могут выставить на отдельной выставке, посвящённой Третьему Рейху, но воспринимается это как феномен культуры, а не искусства».

«Я думаю, что Z‑поэзия более или менее забудется, просто потому что там фактически нет крупных поэтических имён. Но если в учебнике русской литературы начала XXI века всё же будут какие-то полстранички, то, думаю, там будет написано о воскресшей архаике, о культе гибели на войне и самой войны», — считает литературовед Эдельштейн.

Сначала они будут презираемы, а потом забыты, уверена поэт Ирина Евса. «Когда закончится война, то, думаю, они будут пытаться эти свои стихи спрятать. Правда, можно сжечь рукописи, но интернет имеет такое свойство, что спрятать ничего нельзя. Потом, через какое-то время, когда все придут в себя, над ними будут просто потешаться. А потом они просто будут забыты».

Но до того, как стать забытыми, некоторые должны понести наказание за пропаганду войны, добавляет Евса:

«Многие эти певцы войны принимают непосредственное участие в агитации, то есть они попутно ещё и пропагандисты. Эти люди не просто пишут книжки и продают в магазинах, они ещё и ездят по стране, пишут статьи. В одной такой статье я увидела прямые призывы убивать украинцев и отнимать их территории. Понимаете, в таком случае они должны отвечать как пропагандисты, если подходить с юридической стороны. А если со стороны совести, то я не знаю, что должно их постичь».

Обложка: Дмитрий Осинников

Рита Логинова