«До русских примерно километр, но так ведь уже десятый год»: как живёт украинский Торецк во время наступления российской армии

В Донец­кой обла­сти Укра­и­ны, где с фев­ра­ля 2022 года про­хо­дят бои за неза­ви­си­мость Укра­и­ны, про­дол­жа­ют жить и рабо­тать мир­ные люди. Варят кофе, сти­ра­ют одеж­ду, ремон­ти­ру­ют тру­бы. В Торец­кой тер­ри­то­ри­аль­ной гро­ма­де, где послед­нюю неде­лю в отдель­ных посел­ках уже идут улич­ные бои, ещё недав­но был суб­бот­ник. Жур­на­лист Дмит­рий Дур­нев спе­ци­аль­но для «Вёрст­ки» и изда­тель­ства «Зна­ки пре­пи­на­ния» про­ехал от Лима­на до Торец­ка, через Кра­ма­торск и Кон­стан­ти­нов­ку, что­бы узнать, как выгля­дит мир­ная жизнь во вре­мя вой­ны.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

В Донец­кой обла­сти тре­тий год, как объ­яв­ле­на обя­за­тель­ная общая эва­ку­а­ция. Горо­да, где шли или идут оже­сто­чен­ные бои — и Бахмут год назад, и Торецк сей­час — эва­ку­и­ру­ют по одно­му и тому же офи­ци­аль­но­му при­ка­зу. Но, несмот­ря на него, здесь живут люди. Мень­ше все­го их было в декаб­ре 2022 года: тогда в под­кон­троль­ной Укра­ине части реги­о­на, по дан­ным источ­ни­ков из област­ной воен­ной адми­ни­стра­ции, нахо­ди­лись 365 тысяч чело­век. А к кон­цу 2023 года их ста­ло более 500 тысяч. К воз­вра­ще­нию спо­двиг­ли два собы­тия, гово­рят в област­ной воен­ной адми­ни­стра­ции собе­сед­ни­ки «Вёрст­ки». Когда после осво­бож­де­ния боль­шей части Харь­ков­ской обла­сти в 2022 году в Сла­вян­ске, Кра­ма­тор­ске, Друж­ков­ке и Кон­стан­ти­нов­ке вдруг вклю­чи­ли отоп­ле­ние, заве­дя газ в хра­ни­ли­ща через Изюм — летом 2022 года эва­ку­а­цию насе­ле­ния запус­ка­ли с пре­ду­пре­жде­ни­ем, что теп­ла не будет в прин­ци­пе. И когда запу­сти­ли ско­рост­ной поезд «Интер­си­ти» по марш­ру­ту Киев-Кра­ма­торск. На нем из сто­ли­цы стра­ны пря­мо в зону бое­вых дей­ствий мож­но при­е­хать за дово­ен­ные восемь часов.

Есть и тре­тий фак­тор — еже­днев­ная бое­вая рабо­та ВСУ, кото­рая к лету 2024 года так и не поз­во­ли­ла Рос­сии окку­пи­ро­вать весь Дон­басс. Но каж­дый отво­е­ван­ный или поте­рян­ный метр линии фрон­та отра­жа­ет­ся на мир­ном насе­ле­нии. Так, в 20 чис­лах июня вокруг Торец­ка во вре­мя раз­вед­ки боем одно из пехот­ных под­раз­де­ле­ний рос­сий­ской армии вдруг смог­ло про­дви­нуть­ся от Май­ор­ско­го поста на кило­метр, потом еще на кило­метр и вый­ти в без­люд­ный при­го­род Торец­ка — посе­лок Шумы. Рань­ше этот блок­пост счи­тал­ся незыб­ле­мым, ника­кие ата­ки два с поло­ви­ной года не мог­ли сдви­нуть отту­да части ВСУ.

От Торец­ка до окку­пи­ро­ван­ной Гор­лов­ки по сте­пи напря­мую мень­ше 6 кило­мет­ров — и все эти десять лет Торецк был в зоне дося­га­е­мо­сти рус­ской артил­ле­рии, бес­пи­лот­ни­ков и тем более бом­бар­ди­ро­вок с воз­ду­ха. Но город как-то жил — без воды, газа, но с элек­три­че­ством и упор­ной мест­ной воен­ной адми­ни­стра­ци­ей.

Но сей­час, после про­ры­ва в Шумы, город бом­бят и рас­стре­ли­ва­ют — и за пару недель Торецк пре­вра­ща­ет­ся из насе­лен­но­го пунк­та с 11 тыся­ча­ми жите­лей в аре­ну воз­мож­ных улич­ных боев, где уже нет ком­му­наль­щи­ков, элек­три­ки не чинят обры­вы про­во­дов, а гума­ни­тар­ную помощь про­дук­та­ми не заво­зят в таких объ­е­мах, как это было еще в мае-июне 2024 года. На ули­цах рабо­та­ют толь­ко эва­ку­а­ци­он­ные груп­пы: они по навод­ке дис­пет­че­ра нахо­дят в домах людей, кото­рые хотят выехать.

За ситу­а­ци­ей в Торец­ке, Лимане, Кура­хо­во напря­жен­но наблю­да­ют по всей Донец­кой обла­сти, здесь все чет­ко пони­ма­ют что про­ис­хо­дит с горо­да­ми, когда рос­сий­ская армия под­хо­дит к ним вплот­ную: их пре­вра­ща­ют в щебень. Судь­ба еще отно­си­тель­но недав­но бла­го­по­луч­ных Угле­да­ра, Бахму­та и Часов Яра — перед гла­за­ми.

Кор­ре­спон­дент «Вёрст­ки» побы­вал в Торец­ке за несколь­ко недель до про­ры­ва рос­сий­ской армии, когда бом­бы ФАБ 250 уже при­ле­та­ли в город сери­я­ми, но туда еще пус­ка­ли жур­на­ли­стов, а мест­ные чинов­ни­ки и ком­му­наль­щи­ки еще рабо­та­ли в горо­де и наде­я­лись на луч­шее.

«Дважды взрывами сносило — мы тут все равно будем работать!»

Ехать в Донец­кую область из Кие­ва сей­час луч­ше через Харь­ков — бои в рай­оне Вол­чан­ска логи­сти­ку еще не нару­ши­ли, а доро­гу меж­ду Пол­тав­ской и Харь­ков­ской обла­стя­ми в послед­ние меся­цы отре­мон­ти­ро­ва­ли. Она ров­ная, без ям — толь­ко со взо­рван­ны­ми во вре­мя про­шло­го наступ­ле­ния рус­ских и пока не отстро­ен­ны­ми моста­ми в Чугу­е­ве и Изю­ме. Прав­да, наве­ден­ные в объ­езд вре­мен­ные мосты и доро­ги в упор не видит нави­га­тор. В Изю­ме он, к при­ме­ру, упор­но ведет маши­ну в Сла­вянск через Лиман, куда нын­че без спе­ци­аль­но­го про­пус­ка не мест­но­му жите­лю не въе­хать — въезд в город при­кры­ва­ют блок­по­сты, аккре­ди­то­ван­ные жур­на­ли­сты, напри­мер, полу­ча­ют в Воен­ной област­ной адми­ни­стра­ции элек­трон­ные про­пус­ка на один день, их спи­сок на сего­дня пере­да­ет­ся бой­цам на посту. А в лесах вокруг Лима­на идут бои.

На подъ­ез­де к нему, кило­мет­ров за трид­цать до бли­жай­ших пози­ций в лесах за Лима­ном, лежат раз­ва­ли­ны зна­ме­ни­то­го рын­ка БЗС.

БЗС — это пара бен­зо­за­пра­воч­ных стан­ций на трас­се Харь­ков — Ростов. Когда-то она была ожив­лен­ной маги­стра­лью меж­ду укра­ин­ским и рос­сий­ским погра­ни­чьем. На БЗС кор­ми­ли, пои­ли про­ез­жа­ю­щих и ото­ва­ри­ва­ли мест­ной кера­ми­кой — в Сла­вян­ске осо­бая гли­на, здесь рабо­та­ло мно­же­ство част­ных мастер­ских по про­из­вод­ству все­го — от посу­ды до все­воз­мож­ных садо­вых гно­ми­ков, кро­ли­ков и чере­пах.

БЗС — назва­ние закре­пив­ше­е­ся с вре­мен филь­ма «Коро­ле­ва бен­зо­ко­лон­ки», когда появ­ле­ние «бен­зо­за­пра­воч­ной стан­ции» при боль­шой трас­се раз и навсе­гда потряс­ло мест­ных. За лесом — зда­ния сана­то­ри­ев Сла­вян­ско­го гря­зе­во­го курор­та, отту­да отды­ха­ю­щие бега­ли в кафе БЗС поесть домаш­не­го, а не дие­ти­че­ско­го. Этот локаль­ный мирок раз­бит обстре­ла­ми еще 2022 года, а сей­час его доби­ва­ют раке­та­ми. Несколь­ко рядов суве­нир­ных пави­льо­нов, киос­ков, при­лав­ков — все в раз­ва­ли­нах. Через доро­гу лежат остат­ки кир­пич­ных кафе.

«Там сто­рож оста­вал­ся, но он после оче­ред­но­го при­ле­та сбе­жал. А мы рабо­та­ем!» — гово­рит мне хозяй­ка кафе «Оле­на» Оле­на Батрак. Ей лет сорок, рядом муж и дочь лет две­на­дца­ти. Зав­тра Оле­ну на четы­ре дня сме­нят сест­ры. В меню — все­воз­мож­ное мясо и сала­ты, гото­вит все это в Сла­вян­ске мать Оле­ны.

Ее фами­лия напи­са­на на пла­ка­ти­ке рядом со стой­кой — вме­сте с номе­ра­ми кар­то­чек двух укра­ин­ских бан­ков, здесь при­ни­ма­ют день­ги любым спо­со­бом. Рядом круп­ный пла­кат с паро­лем от вай­фая — в этих местах интер­нет рос­кошь, за кото­рой из око­пов при­ез­жа­ют кли­ен­ты, укра­ин­ские воен­ные.

По сосед­ству рабо­та­ет сете­вая заправ­ка с боль­шим при­выч­ным мага­зи­ном, у кото­ро­го пли­та­ми ДСП закры­ты все стек­лян­ные вит­ри­ны. Для защи­ты пер­со­на­ла на здеш­них заправ­ках исполь­зу­ет­ся тех­но­ло­гия «склад нару­жу». Это когда внутрь тор­го­во­го пави­льо­на вно­сят пал­ле­ты с водой, напит­ка­ми и про­чим това­ром, выстра­и­вая их по кру­гу. В ито­ге вокруг кли­ен­тов, касс и пер­со­на­ла обра­зу­ет­ся защит­ный вал из пла­сти­ко­вых буты­лок с жид­ко­стью — от оскол­ков.

«Заправ­ку види­те? — спра­ши­ва­ет Оле­на. — Они такие кра­си­вые откры­лись после послед­не­го боль­шо­го при­ле­та. До того мы тут вооб­ще были одни — нам взры­ва­ми и окна выно­си­ло, и пото­лок падал, и со стой­ки все сно­си­ло».

На кафе Оле­ны при­выч­ная для воен­ных лет рекла­ма — «Пран­ня речей!»i стир­ка вещей (укр.)× — и два боль­ших транс­па­ран­та для про­ез­жа­ю­щих трас­сой: «ПРАЦЮЄМО!»i рабо­та­ем (укр.)×. Этот клич жиз­ни сре­ди раз­ва­лин при­вле­ка­ет взгляд, осо­бен­но после того, как про­ез­жа­ешь совер­шен­но раз­би­тое преды­ду­щее село и ниче­го хоро­ше­го на трас­се впе­ре­ди уже не ждешь.

Сей­час авто­ма­ти­че­ские сти­раль­ные маши­ны рабо­та­ют «на пран­ня» для воен­ных при мно­гих при­до­рож­ных кафе, услу­га «при­нять душ» в меню при­фрон­то­вых кафе тоже, как пра­ви­ло, при­сут­ству­ет- цены демо­кра­тич­ные от 100 гри­вен за загруз­ку сти­раль­ной маши­ны до 200 за помыв­ку, к душу при­не­сут и тарел­ку бор­ща. Прав­да, к бор­щу не будет ниче­го — с 2022 года в Донец­кой обла­сти дей­ству­ет сухой закон, алко­голь не про­да­ет­ся в мага­зи­нах и не пода­ет­ся в кафе.

В селах меж­ду Кра­ма­тор­ском и Доб­ро­по­льем, и даже в раз­би­ва­е­мом Кура­хо­во (это сле­ду­ю­щий горо­док после уни­что­жен­ной и захва­чен­ной рос­сий­ски­ми вой­ска­ми Марьин­ки) рабо­та­ют сау­ны для сол­дат. После сме­ны в 5–7 дней в око­пах это вос­тре­бо­ван­ная услу­га. На южном флан­ге Донец­ко­го фрон­та сол­да­ты частень­ко езди­ли пря­мо из око­пов помыть­ся в душ при город­ском бас­сейне в Сели­до­во.

Семья Оле­ны Батрак при­ез­жа­ет в кафе из Сла­вян­ска. Рабо­та­ют по 12 часов с 7.00 до 19:00. Комен­дант­ский час в здеш­них горо­дах с 21:00, после 20.00 пре­кра­ща­ет рабо­тать сра­зу и почти все. Но в кафе «Оле­на» ночью «живет» сто­рож, комен­дант­ский час таким обра­зом его не каса­ет­ся, и он при­ни­ма­ет «в гости» воен­ных, кото­рые заска­ки­ва­ют свя­зать­ся с помо­щью вай­фая с семья­ми, кор­мит их остав­шей­ся едой и гото­вит для бой­цов кофе. Про­цесс круг­ло­су­точ­ный, срод­ни обыч­ной рабо­те на войне.

«Види­те, одну вит­ри­ну укре­пи­ли желе­зом после того как ее взрыв­ной вол­ной вынес­ло, вто­рую совсем пла­сти­ком закры­ли, пото­лок пла­сти­ко­вый падал два­жды, а мы его гвоз­дя­ми „к небу“ при­би­ли», — пока­зы­ва­ет мне шляп­ки гвоз­дей в белом пла­сти­ке муж Оле­ны. В углу сто­ят для про­ез­жих пара кар­тон­ных коро­бок с гли­ня­ны­ми тарел­ка­ми и клас­си­че­ским мест­ным набо­ром огне­стой­ких гор­шоч­ков для жар­ко­го. Сто­ит 500 гри­вен, око­ло 11 евро, оста­лось от уехав­ших тор­гов­цев мест­ной кера­ми­кой.

В меню и на вит­рине обиль­но пред­став­ле­но все­воз­мож­ное мясо, бли­ны, пель­ме­ни — все выгля­дит «по домаш­не­му», как здесь любят сол­да­ты: с боль­шим коли­че­ством сме­та­ны, май­о­не­за, обя­за­тель­ной сви­ни­ной. Я про­шу заправ­лен­ный мас­лом салат из капу­сты. Хозяй­ка без еди­но­го сло­ва доста­ет качан и быст­ро наре­за­ет отсут­ству­ю­щий в меню салат. Борщ, кофе, кури­ная отбив­ная и салат из моло­дой капу­сты обхо­дят­ся мне при­мер­но в 7 евро, 320 гри­вен. Через сут­ки в Лимане я попа­ду в кафе, открыв­ше­е­ся три дня назад — там уже рабо­тал кофей­ный аппа­рат, но еще не было элек­три­че­ско­го чай­ни­ка и не нали­ва­ли чай. Зато были набо­ры суши, боль­шой за 800 гри­вен, почти 20 евро, и малый — за 400, 9 евро. Судя по цена­ми, явно пред­на­зна­ча­лись не мест­ным.

«Два­жды взры­ва­ми сно­си­ло внутрь все со стой­ки и раз­би­ва­ло кофей­ный аппа­рат. Купи­ли новый — мы тут все рав­но будем рабо­тать! Вы к маме еде­те? Купи­те хоть чего ей с собой, я мясо любое со скид­кой дам! Нет кли­ен­тов, наших ребят отсю­да отпра­ви­ли», — сдер­жан­но объ­яс­ня­ет пусто­ту сво­е­го заве­де­ния Оле­на. Ее «при­корм­лен­ные» круг­ло­су­точ­ным интер­не­том, вкус­ным кофе и домаш­ней стряп­ней воен­ные уже где-то в дру­гом месте, но она при­выч­но не гово­рит ни направ­ле­ния, куда они уеха­ли, ни номе­ра их бри­га­ды. Ей пред­сто­ят слож­ные неде­ли без наплы­ва кли­ен­тов — после наме­тив­ше­го­ся успе­ха под Оче­ре­ти­но рос­си­яне выве­ли из окрест­но­стей Лима­на часть сво­их сил, отпра­вив на более пер­спек­тив­ный уча­сток донец­ко­го фрон­та. Теперь часть войск на более важ­ное направ­ле­ние отве­ли и укра­ин­цы.

Дети возвращаются в область

Семья Оле­ны Батрак выез­жа­ла в 2022 году вме­сте со все­ми в эва­ку­а­цию, про­жи­ли семь меся­цев в Мир­го­ро­де и вер­ну­лась — боль­ше из дому уез­жать никто не хочет.

В кафе «Оле­на» в крес­ле сидит доч­ка хозяй­ки, девоч­ка лет две­на­дца­ти. На мой вопрос об уче­бе отве­ча­ет, как ино­пла­не­тя­ни­ну: «В нашу шко­лу два боль­ших при­ле­та было, ее отре­мон­ти­ро­вать сна­ча­ла надо — для офлай­на!». Все шко­лы здесь рабо­та­ют онлайн.

В при­фрон­то­вой зоне ста­ра­ют­ся сле­дить в первую оче­редь за детьми, в часто про­стре­ли­ва­е­мых город­ках и селах гла­вы воен­ных адми­ни­стра­ций зна­ют сво­их детей и бере­мен­ных напе­ре­чет — обыч­но по паль­цам одной руки. Подаль­ше от фрон­та наро­да чуть боль­ше, но шко­лы, лиф­ты, заво­ды, бом­бо­убе­жи­ща, как пра­ви­ло, не рабо­та­ют — область офи­ци­аль­но вто­рой год живет в режи­ме эва­ку­а­ции насе­ле­ния. Регу­ляр­но вклю­ча­ет­ся тут толь­ко сире­на воз­душ­ной тре­во­ги, но в Кра­ма­тор­ске люди на ули­цах на нее не реа­ги­ру­ют, даже не при­бав­ля­ют шаг.

Боль­ни­цы при­ни­ма­ют частич­но, вра­чи при­ез­жа­ют вах­то­вым мето­дом — тот же Кра­ма­тор­ский город­ской онко­ло­ги­че­ский центр, напри­мер, эва­ку­и­ро­вал­ся в 2022 году во Львов­скую область и теперь там кон­ку­ри­ру­ют меж­ду собой сра­зу две про­филь­ных кли­ни­ки.

Но в послед­нее вре­мя в Донец­кую область все чаще воз­вра­ща­ют­ся семьи с детьми. «У нас совсем недав­но на город 13 детей было, а теперь толь­ко в послед­ние выход­ные с семья­ми трид­цать детей вер­ну­лись», — гово­рил мне в мае 2024 года началь­ник управ­ле­ния ЖКХ Торец­кой город­ской адми­ни­стра­ции Рус­лан Билен­ко. Мы друг дру­га хоро­шо пони­ма­ем — пра­ви­тель­ство Укра­и­ны в мар­те 2024 года отме­ни­ло выпла­ту помо­щи тем ВПО (внут­ренне пере­ме­щен­ным лицам, такой аббре­ви­а­ту­рой опре­де­ля­ют бежен­цев с окку­пи­ро­ван­ных и при­фрон­то­вых тер­ри­то­рий), «чье мате­ри­аль­ное состо­я­ние поз­во­ля­ет осу­ществ­лять суще­ствен­ные рас­хо­ды без помо­щи госу­дар­ства». Прин­цип отме­ны был прост — отме­ни­ли боль­шин­ству, а те, кто име­ет пра­во на выпла­ты, долж­ны были до кон­ца апре­ля подать заяв­ле­ния в мест­ные цен­тры предо­став­ле­ния адми­ни­стра­тив­ных услуг и вос­ста­но­вить посо­бие.

Пла­ти­ли вро­де немно­го — напри­мер, моей семье как ВПО была поло­же­на помощь на арен­ду жилья — 3000 гри­вен (око­ло 70 евро) супру­ге и по 2000 гри­вен (око­ло 46 евро) на каж­до­го ребен­ка. Полу­ча­лось на семью 7000 гри­вен (око­ло 160 евро), кото­рые в прин­ци­пе покры­ва­ли бы арен­ду дома где нибудь в селе, газ и свет. Прав­да, я на помощь с 2014 года нико­гда не пода­вал — себе доро­же. Но для мно­гих бежен­цев эти день­ги были соло­мин­кой, удер­жи­ва­ю­щей людей в чужих город­ках и селах. Теперь помощь поло­же­на толь­ко тем, кто зара­ба­ты­ва­ет мень­ше 9444 грив­ны (око­ло 215 евро) на чле­на семьи в месяц, а еще пен­си­о­не­рам и инва­ли­дам.

Все сталь­ные и те, кто в льгот­ные кате­го­рии попа­да­ет, но не силен в борь­бе с бюро­кра­ти­ей, потя­ну­лись обрат­но — в свои дома в при­фрон­то­вую зону. Жить не дома вооб­ще слож­но, а что­бы вер­нуть­ся доста­точ­но неболь­шо­го толч­ка.

В Торец­ке вме­сте с ближ­ни­ми посел­ка­ми было 18 школ, закры­ва­лись они посте­пен­но. Со вре­ме­нем сло­жил­ся осо­бый риту­ал, когда после при­ле­та раке­ты в оче­ред­ную шко­лу при­ез­жа­ла «лик­ви­да­ци­он­ная» бри­га­да из шести муж­чин-учи­те­лей. Они затя­ги­ва­ли раз­би­тое про­стран­ство поли­эти­ле­ном, соби­ра­ли в целые поме­ще­ния весь школь­ный инвен­тарь, кото­рый еще, может, полу­чит­ся исполь­зо­вать. Летом 2023 года я при­е­хал в одну из таких школ после уда­ра, смот­рел, как раке­та раз­ме­та­ла вер­ста­ки, молот­ки и отверт­ки в каби­не­тах тру­да.

Запы­лен­ные био­лог и мате­ма­тик в пере­ры­ве меж­ду раз­бо­ром зава­лов рас­ска­зы­ва­ли о сво­их онлайн-уро­ках с уче­ни­ка­ми, боль­шин­ство из кото­рых тогда были поче­му-то в Нидер­лан­дах. Я слу­шал с инте­ре­сом: моя дочь из Кие­ва учит­ся онлайн в шко­ле род­ной окку­пи­ро­ван­ной Вол­но­ва­хи, ее учи­тель­ни­ца ведет уро­ки для вто­ро­кла­шек из Гер­ма­нии, из них три чело­ве­ка — в Кие­ве, осталь­ные — кто-где. В шко­ле недав­но про­во­ди­ли опрос роди­те­лей — иска­ли воз­мож­ное место, где мож­но было бы ино­гда соби­рать детей, у кото­рых даже ссо­ры друг с дру­гом слу­ча­ют­ся толь­ко онлайн. Пока идея завис­ла в воз­ду­хе — нет тако­го обще­го места у детей Вол­но­ва­хи. Реши­ли ждать деок­ку­па­ции.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

«Мы б еще с солдатиками договорились, но они же на города убийц бросают!»

Четы­ре боль­ших горо­да — Сла­вянск, Кра­ма­торск, Друж­ков­ку и Кон­стан­ти­нов­ку — объ­еди­ня­ет одно шос­се. Вдоль него идет одна общая сквоз­ная ули­ца име­ни мест­но­го учи­те­ля и поэта Олек­сы Тихо­го. Тут, в боль­шой город­ской агло­ме­ра­ции, все, что рабо­та­ет, живет толь­ко с воен­ных денег — сол­да­ты сво­и­ми зар­пла­та­ми кор­мят мно­го­чис­лен­ные кафе и ресто­ра­ны, СТО, шино­мон­таж­ки и, разу­ме­ет­ся, авто­мой­ки с само­об­слу­жи­ва­ни­ем. Тут каж­дый рабо­та­ю­щий «име­ет кон­такт со сво­и­ми сол­да­та­ми» и «зна­ет при­мер­ный рас­клад».

«Если рус­ские про­рвут­ся через Часов Яр, то мини­мум на пол­го­да загруз­нут в мин­ных полях и наших пози­ци­ях после горо­да. Но Кра­ма­торск же так может попасть под рабо­ту пушек!» — гово­рит мне в Кра­ма­тор­ске мой дядь­ка Эдик. Во дво­ре дома у дядь­ки сто­ит гру­зо­вик с кузо­вом на пять тонн. До пол­но­мас­штаб­но­го рос­сий­ско­го втор­же­ния он на нем каж­дый день раз­во­зил про­дук­ты. Сей­час в кузо­ве сто­ят бето­но­ме­шал­ка, мото­блок и сло­же­ны пять кубо­мет­ров дров. «Я ж их уже купил, чего мне их остав­лять? Рус­ские если про­рвут­ся, поеду в село на пра­вый берег Дне­пра, куда нибудь в Чер­кас­скую область, сни­му домик — отси­жусь там с мамой!» — пояс­ня­ет мне свои пла­ны дядь­ка.

В 2022 году он, гото­вясь к при­хо­ду рос­сий­ских сол­дат, разо­брал зад­ний мост на сво­ей рабо­чей машине и хит­ро сло­мал ста­рень­кий лег­ко­вой дизель­ный «Фиат» — так, что­бы он заво­дил­ся и сра­зу глох. Всю доро­гую быто­вую тех­ни­ку семьи сло­жил акку­рат­но упа­ко­ван­ной в яму в гара­же и так же акку­рат­но запод­ли­цо все засы­пал под­су­шен­ным песоч­ком — гото­вил­ся к маро­дер­ству «а‑сва-боди­те­лей», тут так иро­нич­но зовут рос­сий­ских сол­дат. Гру­зо­вик сто­ял в бетон­ном бок­се на тер­ри­то­рии одно­го из мест­ных скла­дов — все защи­та от оскол­ков. Колес­ную рабо­чую тех­ни­ку дядь­ка не выво­зил, соби­рал­ся после при­хо­да рус­ских кор­мить с ее помо­щью мать и себя.

Настро­е­ния в моем родо­вом посел­ке поме­ня­лись кар­ди­наль­но к лету 2023 года — до людей дошла инфор­ма­ция о том, что рос­сий­ская армия при «осво­бож­де­нии» пре­вра­ща­ет близ­ле­жа­щий Бахмут в щебень и, глав­ное, вол­на­ми пус­ка­ет в ата­ки на горо­да быв­ших заклю­чен­ных.

«Что ж с Рос­си­ей слу­чи­лось, Дима? — спра­ши­ва­ла тогда моя 80-лет­няя тет­ка Лора. — Мы б еще как-то, навер­ное, с сол­да­ти­ка­ми дого­во­ри­лись, но они же на горо­да убийц, гра­би­те­лей вся­ких бро­са­ют! Как же так?». Как к ста­ри­кам про­би­ва­лась эта инфор­ма­ция — фено­мен, достой­ный отдель­но­го изу­че­ния. Год назад, напри­мер, в посел­ке, бла­го­да­ря стан­дарт­ной спут­ни­ко­вой при­став­ке, в теле­ви­зо­рах был нестан­дарт­ный набор: про­па­ган­дист­ские рос­сий­ские кана­лы меж­ду­на­род­но­го веща­ния, забло­ки­ро­ван­ное в Рос­сии «Насто­я­щее вре­мя» из Пра­ги и част­ный рус­ско­языч­ный канал из Гер­ма­нии «Новый мир».

Перемирие у озер с химическими отходами

Про­рыв рос­сий­ской армии на Оче­ре­ти­но гро­зит укра­ин­цам захва­том Покров­ска, совсем недав­но само­го тыло­во­го горо­да в под­кон­троль­ной Укра­ине части Донец­кой обла­сти. Через Покровск шла глав­ная доро­га из Кие­ва в Кра­ма­торск, но сей­час как гово­рят в Торец­ке и Кон­стан­ти­нов­ке 12-ть ее кило­мет­ров нахо­дят­ся в дося­га­е­мо­сти рос­сий­ской артил­ле­рии. Через блок­по­сты воен­ные колон­ны на эту доро­гу уже не пус­ка­ют, граж­дан­ские пока на свой страх и риск едут — бояз­ли­вые из этих мест дав­но выеха­ли, оста­лись толь­ко фата­ли­сты.

Бои под Часов Яром — это угро­за Кон­стан­ти­нов­ке, Друж­ков­ке, Кра­ма­тор­ску и Сла­вян­ску. Но, глав­ное, и Оче­ре­ти­но, и Часов Яр — это угро­за окру­же­ния круп­но­го горо­да Торец­ка, в кото­ром даже сей­час жили 11 тысяч чело­век. Сколь­ко сей­час живут ска­зать труд­но — к 21 июня 2024 года части рос­сий­ской армии вне­зап­но смог­ли прой­ти на четы­ре кило­мет­ра вглубь пози­ций ВСУ и вой­ти в посе­лок Шумы, это совсем рядом с Торец­ком. Это сло­ма­ло в жиз­ни горо­да все. С нача­ла 2024 года жизнь там под­дер­жи­ва­ли ком­му­наль­щи­ки, кото­рые раз­во­зи­ли по мик­ро­рай­о­нам тех­ни­че­скую воду, обес­пе­чи­ва­ли раз­да­чу гума­ни­тар­ной помо­щи, един­ствен­ная бри­га­да РЭС чини­ла поры­вы линий элек­тро­пе­ре­дач.

Сей­час вся ком­му­наль­ная тех­ни­ка эва­ку­и­ро­ва­на, элек­три­ки выеха­ли, ком­му­наль­щи­ки из-за плот­ных обстре­лов не напол­ня­ют водой рас­став­лен­ные по горо­ду боч­ки по 5 тонн. Любым лиш­ним в бою волон­те­рам, жур­на­ли­стам и про­чим гостям въезд закрыт — доро­ги откры­ты толь­ко на эва­ку­а­цию.

Я был в Торец­ке в мае, а до того — в апре­ле и авгу­сте 2023, и в декаб­ре 2022. Каж­дый раз от горо­да оста­ва­лись «суве­ни­ры». В декаб­ре 2022 всех еще удив­ля­ли обстре­лы улиц совет­ски­ми зажи­га­тель­ны­ми раке­та­ми. Они начи­не­ны таки­ми малень­ки­ми эбо­ни­то­вы­ми ста­кан­чи­ка­ми с зажи­га­тель­ной сме­сью — на зем­ле их сле­ды вид­ны как яркие жел­то­ва­тые оча­ги хими­че­ско­го воз­го­ра­ния, а сами зажи­га­тель­ные эле­мен­ты раз­ме­ром в фалан­гу паль­ца мож­но раз­да­вать при­ез­жа­ю­щей на свой страх и риск прес­се. В мае в адми­ни­стра­ции мне пода­ри­ли зна­чок «Торецк».

Ком­му­наль­щи­ки Торец­ка тогда сме­ня­ли уже пятое место рас­по­ло­же­ния в горо­де — все преды­ду­щие были раз­би­ты, рав­но как и обще­ствен­ные про­стран­ства от церк­вей до всех восем­на­дца­ти школ с Домом куль­ту­ры. Вес­ной здесь еже­днев­но счи­та­ли бом­бы — рос­сий­ские ФАБ 250 часто, ухо­дя в мок­рую зем­лю, не раз­ры­ва­лись, и ком­му­наль­щи­ки — не сапе­ры — закла­ды­ва­ли их свер­ху меш­ка­ми с пес­ком.

Объ­еди­нен­ная тер­ри­то­ри­аль­ная гро­ма­да Торецк — слож­ное место, что­бы в него воз­вра­щать­ся. В горо­де есть, напри­мер, такие углуб­лен­ные во фронт места, как Нью-Йорк, посе­ле­ние, осно­ван­ное мен­но­ни­та­ми, при­гла­шен­ны­ми в Рос­сию Ека­те­ри­ной II, и посе­лок Север­ный. Там бои и око­пы и так рас­по­ла­га­лись про­сто на окра­ине, рядом с дома­ми. А вода кана­ла Север­ский Донец — Дон­басс сна­ча­ла попа­да­ла в окку­пи­ро­ван­ную Гор­лов­ку, а потом воз­вра­ща­лась в Торецк. В фев­ра­ле 2022 года рос­сий­ские вой­ска при пер­вых штур­мах раз­ру­ши­ли энер­го­снаб­же­ние насос­ных стан­ций кана­ла, а потом и его рус­ло вме­сте с насо­са­ми — воды с тех пор нет как в Гор­лов­ке, Донец­ке и Маке­ев­ке, так и в под­кон­троль­ном Укра­ине Торец­ке. При­чем в Торец­ке нет и резерв­ных водо­хра­ни­лищ — нечем было запол­нить систе­му отоп­ле­ния, поэто­му город тре­тий год жил без воды, теп­ла и газа. Элек­три­че­ство как раз было, но линии элек­тро­пе­ре­дач вре­мя от вре­ме­ни рва­ло пря­мы­ми попа­да­ни­я­ми и оскол­ка­ми, сей­час эти поры­вы чинить боль­ше неко­му.

Непо­би­тых зда­ний здесь почти не оста­лось. При этом деся­ти­ле­ти­я­ми в Двор­це куль­ту­ры Торец­ка сохра­ня­лась гор­дость шах­тер­ско­го город­ка — зим­ний сад с боль­ши­ми паль­ма­ми. Несмот­ря на обстре­лы, ком­му­наль­щи­ки уку­ты­ва­ли поли­эти­ле­ном поме­ще­ния для каж­до­го дере­ва, умуд­ря­лись дер­жать плю­со­вую тем­пе­ра­ту­ру и нахо­дить чистую воду для поли­ва.

От пяти­эта­жек Торец­ка на окра­и­нах вид­ны пози­ции ВСУ и пер­вые руко­твор­ные горы, зна­ме­ни­тые дон­бас­ские тер­ри­ко­ны Гор­лов­ки. Еще в первую миро­вую вой­ну для про­из­вод­ства взрыв­чат­ки в посел­ке Нью-Йор­ке постро­и­ли хими­че­ский ком­би­нат, что про­ра­бо­тал боль­ше ста лет. До кон­ца 20 века, до модер­ни­за­ции, он сли­вал отхо­ды в два огром­ных хими­че­ских озе­ра — щелоч­ное и кис­лот­ное, каж­дое при­мер­но по 400 тысяч тонн.

Сей­час озе­ра лежат акку­рат рядом с пози­ци­я­ми воен­ных, карьер с гли­ной для укреп­ле­ния их дамб остал­ся в Гор­лов­ке. Но и рус­ские, и укра­ин­цы, в прин­ци­пе, пони­ма­ли, чем гро­зит раз­ру­ше­ние этих руко­твор­ных морей. Для нагляд­но­сти про­ект­ный офис ОБСЕ в Кие­ве даже опла­чи­вал услу­ги спе­ци­а­ли­стов из Бела­ру­си (ну, чтоб на рос­сий­ской сто­роне тоже все­рьез при­ни­ма­ли выво­ды комис­сии) и те пыта­лись спро­гно­зи­ро­вать послед­ствия про­ры­ва этих дамб. Полу­ча­лось, что в тече­нии пары недель смер­тель­ная хими­че­ская жид­кость мог­ла вый­ти как на водо­за­бо­ры на Север­ском Дон­це укра­ин­ско­го Сла­вян­ска, так и рос­сий­ско­го Каменск-Шах­тин­ска Ростов­ской обла­сти.

В ито­ге все зна­ме­ни­тые про­па­ган­дист­ские «восемь лет, когда бом­би­ли Дон­басс», каж­дую неде­лю здесь тихо обо­зна­ча­лось тех­но­ло­ги­че­ское пере­ми­рие и под при­смот­ром пат­ру­ля мис­сии ОБСЕ маши­ны ком­би­на­та под­сы­па­ли дам­бы вокруг хими­че­ских хра­ни­лищ — нетех­но­ло­гич­ным суглин­ком, гли­на оста­лась в Гор­лов­ке. До такой коопе­ра­ции, что­бы еще и гру­зо­ви­ки ката­лись туда-сюда через мин­ные поля, все же не дошло.

Сей­час рядом с озе­ра­ми, мет­рах в семи­стах — пози­ции укра­ин­цев. Вооб­ще вокруг Торец­ка ВСУ удер­жа­лись в основ­ном в обо­ру­до­ван­ных еще до 2022 года укреп­ле­ни­ях. А теперь мест­ная власть помо­га­ла инже­не­ру и офи­це­ру Саше из сто­яв­шей здесь отдель­ной меха­ни­зи­ро­ван­ной бри­га­ды ВСУ гото­вить укреп­ле­ния для улич­ных боев. Имен­но когда ее сме­ня­ли в кон­це дежур­ства, слу­чил­ся про­рыв рос­си­ян к окра­и­нам. Но ДОТы и ДЗО­Ты уже при­кры­ва­ют все пере­крёст­ки Торец­ка, клю­че­вые участ­ки дорог, важ­ные раз­ва­ли­ны адми­ни­стра­тив­ных и обще­ствен­ных зда­ний. Ком­му­наль­щи­ки с гор­до­стью пока­зы­ва­ли обо­ру­до­ван­ные в ДЗО­Тах удоб­ные лав­ки и лежа­ки для сол­дат — драть­ся за город в слу­чае чего здесь соби­ра­ют­ся со все­ми удоб­ства­ми.

Люди цепки, как чертополох

Мы с заме­сти­те­лем гла­вы воен­ной адми­ни­стра­ции Торец­ка по ЖКХ Рус­ла­ном Билен­ко заез­жа­ем на раз­ва­ли­ны заправ­ки. Рань­ше здесь было милое кафе с един­ствен­ным во всей Донец­кой обла­сти непри­тя­за­тель­ным поле­вым суп­чи­ком с пше­ном — я толь­ко за ним ста­рал­ся все годы после 2014 напро­сить­ся сюда в коман­ди­ров­ку. Послед­ний раз в апре­ле 2023 года мы тут пили толь­ко кофе, суп­чи­ка не было, кафе было един­ствен­ной точ­кой, где в горо­де еще кор­ми­ли за день­ги, поэто­му обед надо было зака­зы­вать по теле­фо­ну и подъ­е­хать на назна­чен­ное вре­мя в закры­тый меш­ка­ми с пес­ком и заме­нив­шей стек­ла све­то­мас­ки­ров­кой пави­льон. Нам надо было ждать сво­ей оче­ре­ди на борщ два часа, и мы реши­ли огра­ни­чить­ся кофе. Пом­ню, что зна­ко­мая девуш­ка на выда­че спо­кой­но ска­за­ла: «Мы будем рабо­тать до послед­не­го! Где еще тут рабо­ту най­дешь?»

«Силь­но наших дев­чо­нок помя­ло…», — спу­стя год после это­го кофе гово­рит Рус­лан, гля­дя на неузна­ва­е­мые раз­ва­ли­ны АЗС и тор­го­во­го пави­льо­на. Рос­сий­ская бом­ба ФАБ-250 при­ле­те­ла в заправ­ку и кафе в кон­це мая 2023 года, про­ку­ра­ту­ра по горя­чим сле­дам сооб­ща­ла об одном уби­том и девя­ти ране­ных.

К маю 2024 года в Торец­ке из точек обще­пи­та оста­вал­ся один ларек, где вари­ли кофе и прин­ци­пи­аль­но не ста­ви­ли ни одно­го даже ящи­ка, чтоб при­сесть рядом — ника­ко­го скоп­ле­ния людей созда­вать не сто­и­ло, город про­смат­ри­ва­ет­ся от Гор­лов­ки любым бес­пи­лот­ни­ком в небе над тер­ри­ко­на­ми в сте­пи, ему не обя­за­тель­но лететь бли­же, все вид­но и так.

В Торец­ке в 2024 году закры­ли отде­ле­ния «Ощад­банк» и «При­ват­бан­ка», но в горо­де с гор­до­стью гово­ри­ли, что три их бан­ко­ма­та все же оста­лись и их регу­ляр­но загру­жа­ли налич­но­стью при­ез­жие бан­ков­ские бро­не­вич­ки. В оче­ред­ной раз вос­ста­нов­лен­ный после бом­беж­ки свет, два еще дей­ство­вав­шие марш­ру­та обще­ствен­но­го транс­пор­та, рабо­та­ю­щие (и жив­шие тут же!) спа­са­те­ли и пожар­ные от укра­ин­ской ДСНСi госу­дар­ствен­ной служ­бы чрез­вы­чай­ных ситу­а­ций (укр.)× — все это было зри­мы­ми при­зна­ка­ми для мест­ных, что опе­ра­тив­но­го окру­же­ния Торец­ка нет и жизнь про­дол­жа­лась.

Но, на слу­чай если окру­же­ние все же будет, мест­ные уже под­сы­па­ли толь­ко им ведо­мую доро­гу щеб­нем. Если рус­ская артил­ле­рия будет про­стре­ли­вать основ­ную доро­гу на Кон­стан­ти­нов­ку, уже есть запас­ная для эва­ку­а­ци­он­но­го транс­пор­та. Тут люди цеп­кие, как чер­то­по­лох, и прак­тич­ные, как жите­ли Торец­ка — срав­нить их про­сто не с кем.

Здесь года­ми не было воды, теп­ла и не рабо­та­ет кана­ли­за­ция, но в горо­де над кана­ли­за­ци­он­ны­ми люка­ми уста­но­ви­ли десят­ки дере­вян­ных туа­ле­тов. Про­би­ли 6 сква­жин для тех­ни­че­ской воды, рас­ста­ви­ли по ули­цам пла­сти­ко­вые емко­сти по 5 тонн, куда вози­ли воду ком­му­наль­ные цистер­ны и с утра соби­ра­лись люди с тележ­ка­ми — после 15.00 жизнь в горо­де посте­пен­но зами­ра­ла.

Еще в Торец­ке поста­ви­ли 25 бетон­ных защит­ных соору­же­ний — по идее в них долж­ны пря­тать­ся при обстре­лах люди из оче­ре­дей, на авто­бус­ных оста­нов­ках и воз­ле вре­мен­ной амбу­ла­то­рии. «Есть уже поби­тые оскол­ка­ми убе­жи­ща — опро­бо­ва­ны делом, защи­ща­ют!» — рас­ска­зы­ва­ет мне Рус­лан воз­ле постав­лен­ных ООН моду­лей меди­цин­ско­го пунк­та, где обыч­но при­ни­ма­ют два вра­ча. К пунк­ту из двух белых вагон­чи­ков акку­рат­но про­ло­же­на бетон­ная дорож­ка, а рядом сто­ит не мест­ное, а «меж­ду­на­род­ное» от ООН бетон­ное убе­жи­ще — немно­го вычур­ное, в фор­ме зави­той ракуш­ки.

Бом­бар­ди­ров­ки рвут элек­три­че­ские сети, но в РЭС оста­ва­лась одна бри­га­да ремонт­ни­ков, и она лата­ла все поры­вы в режи­ме нон-стоп. РЭС друж­но хва­ли­ли и немно­го оби­жа­лись — не берут новых людей на рабо­ту, на вто­рую бри­га­ду, напри­мер. Здесь каж­дое рабо­чее место, где пла­тят зар­пла­ту на бан­ков­ский счет, само по себе еще и явля­лось свое­об­раз­ным сиг­наль­ным поплав­ком о том, что эва­ку­а­ция не гото­вит­ся, окру­же­ния не будет, «они» не прой­дут.

«На Пасху для своих закрылись и всю ночь службу вели»

Из «живых» мест в Торец­ке в мае оста­ва­лись рынок, мага­зи­ны, пунк­ты раз­да­чи гума­ни­тар­ки, остат­ки боль­ни­цы и цер­ковь.

С отцом Геор­ги­ем из мест­ной церк­ви мы не встре­ти­лись, он еще не при­е­хал на служ­бу, но в сто­рож­ке воз­ле хра­ма на кухне суе­ти­лись жен­щи­ны. Здесь и еще в мест­ном «Цен­тре незлам­но­сти» кор­мят горя­чи­ми обе­да­ми нуж­да­ю­щих­ся.

«Сей­час в 12 часов будет соци­аль­ный обед — пер­вое, вто­рое, борщ, мака­ро­ны, пост уже закон­чил­ся, так что мы зажар­ку из сала дела­ем, тушен­ку в мака­ро­ны добав­ля­ем — это все из гума­ни­тар­ной помо­щи, — рас­ска­зы­ва­ет при­хо­жан­ка Мари­на. — Чело­век 40 сего­дня при­дут». Марине 60 лет, она, мож­но ска­зать, воен­ный пен­си­о­нер, мно­го лет рабо­та­ла в мест­ной испра­ви­тель­ной коло­нии, кото­рая не раз меня­ла свой ста­тус и одно вре­мя ее работ­ни­ки даже чис­ли­лись воен­но­слу­жа­щи­ми внут­рен­них войск. Рус­лан Билен­ко тоже рабо­тал до пен­сии в систе­ме испол­не­ния нака­за­ний, он хоро­шо зна­ет Мари­ну. Люди, года­ми рабо­тав­шие вме­сте в мест­ной, уже закры­той коло­нии — свое­об­раз­ное спло­чен­ное зем­ля­че­ство.

«Види­те, плен­кой и оцин­ков­кой закры­ли алтарь, ребя­та пыта­ют­ся кры­шу латать — наши, при­хо­жане, — Мари­на пока­зы­ва­ет на поби­тые купо­ла и кры­шу хра­ма. — В цер­ковь ходят люди, чело­век 30 сей­час в сред­нем, рань­ше, конеч­но, пол­ный храм наби­ва­лось — на Пас­ху, на верб­ное вос­кре­се­нье! Сей­час же на Пас­ху для сво­их закры­лись и всю ночь служ­бу в хра­ме вели, а в пять утра откры­лись и уже после комен­дант­ско­го часа всем свя­тить нача­ли, поли­ция тоже тут была…»

К хра­му не спе­ша идут, катят­ся на вело­си­пе­дах пер­вые посе­ти­те­ли — под­жа­рый креп­кий дед, бабуш­ка с палоч­кой и пожи­лая жен­щи­на в огром­ных, сва­ли­ва­ю­щих­ся с носа пла­сти­ко­вых солн­це­за­щит­ных очках. Она горя­чо и не очень связ­но сра­зу начи­на­ет рас­ска­зы­вать Марине, что в Кон­стан­ти­нов­ке ей поче­му-то на этот раз не выда­ли какие-то доку­мен­ты в Пен­си­он­ном фон­де, но она обя­за­тель­но еще поедет и най­дет на кого-то упра­ву. Мари­на дири­жи­ру­ет под­го­тов­кой еды, спо­кой­но кива­ет пер­вой гостье, с готов­но­стью вни­ка­ет в ее рас­сказ и одно­вре­мен­но про­во­жа­ет меня.

«Там дальше до позиций россиян где-то метров 800»

Мы езди­ли по горо­ду мимо мест­ных досто­при­ме­ча­тель­но­стей: чер­но-крас­ной рас­тяж­ки «Сла­ва добу­ваєть­ся лише в бою» (сла­ва добы­ва­ет­ся толь­ко в бою), памят­ни­ку шах­те­ру и, разу­ме­ет­ся, мимо «Тита­ни­ка». Так в Торец­ке назы­ва­ют девя­ти­этаж­ку в горо­де, где с момен­та построй­ки в 70‑х годах про­шло­го века неис­пра­ви­мо текут тру­бы в под­ва­ле, дом вро­де все вре­мя «тонет», но все рав­но оста­ет­ся на поверх­но­сти памят­ни­ком мест­ным суро­вым юмо­ри­стам. «Тита­ник» послед­ний на окра­ине дом, обра­щен­ный к сте­пи и Гор­лов­ке — по мно­го­чис­лен­ным отме­ти­нам от сна­ря­дов на нем мож­но писать лето­пись жиз­ни горо­да за послед­ние десять лет.

Выез­жа­ем на еще одну ухо­дя­щую вдаль ули­цу, со спря­тав­ши­ми­ся впе­ре­ди око­па­ми. В неболь­шом горо­де все доступ­но для обстре­ла или шаль­но­го FPV дро­на, ком­му­наль­щи­ки здесь очень не любят пика­пы и любые маши­ны зеле­но­го цве­та — при­вле­ка­ют ненуж­ное вни­ма­ние! Сами ездят на сугу­бо граж­дан­ских раз­но­цвет­ных вро­де как непрак­тич­ных мик­ро­ав­то­бу­сах с низ­ким кли­рен­сом — для мест­ных битых-пере­би­тых дорог тех­ни­ка нена­деж­ная, но луч­ше лиш­ний раз отре­мон­ти­ро­вать ходов­ку, чем сло­вить шаль­ной дрон или мину с неба.

Нелов­ко выхо­дить к людям в бро­не­жи­ле­те, когда они, при­кры­тые от оскол­ков толь­ко спор­тив­ны­ми костю­ма­ми, с мет­ла­ми и лопа­та­ми чистят от мусо­ра обо­чи­ны доро­ги. Трас­са вдоль домов вро­де без ям и ухо­дит куда-то вдаль от памят­но­го зна­ка «Торец­ку­голь, шах­та Север­ная, год осно­ва­ния 1901».

«Там даль­ше до пози­ций рос­си­ян где-то мет­ров 800», — машет вдоль доро­ги мой спут­ник Билен­ко, и я пони­маю, что мы как-то неза­мет­но ока­за­лись в зна­ме­ни­том посел­ке Север­ном, самой обстре­ли­ва­е­мой окра­ине Торец­ка. При этом рядом с нами чело­век два­дцать муж­чин и жен­щин друж­но при­би­ра­ют обо­чи­ны, солн­це све­тит, суб­бот­ник поче­му-то про­ис­хо­дит в чет­верг.

«Я всем ска­за­ла на выда­че гума­ни­тар­ки, что хотим убрать­ся, и кто может, пусть при­хо­дит», — гово­рит мне Вик­то­рия Кото­ва, долж­ность кото­рой здесь назы­ва­ют немно­го вычур­но, «началь­ник участ­ка раз­ви­тия», рань­ше ее бы назы­ва­ли про­ще — «ста­ро­ста». Рефор­ма мест­но­го само­управ­ле­ния созда­ла отно­си­тель­но боль­шие Объ­еди­нен­ные тер­ри­то­ри­аль­ные гро­ма­ды (ОТГ), в кото­рых, как пра­ви­ло, объ­еди­не­ны до десят­ка неболь­ших сел или посел­ков. Эти посел­ки теперь после стар­та тер­ри­то­ри­аль­но-адми­ни­стра­тив­ной рефор­мы не выби­ра­ют посел­ко­вых сове­тов и голо­ву, но какую-то адми­ни­стра­цию все же име­ют и ста­рые зда­ния для нее, как пра­ви­ло, сохра­ни­лись.

«Лишь бы нас не окружили!»

Зда­ние адми­ни­стра­ции Север­но­го тоже есть, но силь­но поби­то — боль­шая бом­ба упа­ла где-то в пар­ке по сосед­ству, в мет­рах в 150–200. «Я слы­шу, оно сви­стит так, бегу со все­ми в зда­ние — и тиши­на! Думаю, может, ошиб­лась моя инту­и­ция? А оно через пару секунд как даст!» — с улыб­кой рас­ска­зы­ва­ет Вик­то­рия.

«Все дела­ем, дро­ва людям раз­во­зим от адми­ни­стра­ции, бри­ке­ты — пона­ча­лу страш­но было, а потом ком­му­наль­щи­ки, с кото­ры­ми ездим, мне гово­рят: «Мы ж бла­го­род­ное дело дела­ем, нас Бог дол­жен обе­ре­гать! — гово­рит Вик­то­рия. — Наши всю гума­ни­тар­ку с бла­го­дар­но­стью берут, но боль­ше набо­ры от World Central Kitchen ООН попу­ляр­ны — там кон­сер­вы мяс­ные, пара кило­грам­мов риса, рас­ти­тель­ное мас­ло, сгу­щен­ное моло­ко…»

Рядом с пар­ком я в оди­ноч­ку зани­ма­юсь без­на­деж­ным делом — пыта­юсь в бро­не­жи­ле­те с над­пи­сью «Прес­са» пого­во­рить с наби­ра­ю­щи­ми воду из пла­сти­ко­вой боч­ки пожи­лы­ми жен­щи­на­ми. У каж­дой неболь­шая тач­ка, что вме­ща­ет мини­мум 6 шести­лит­ро­вых баклаг с водой, что­бы все это было по силам тащить к дому. Пока одна подру­га сосре­до­то­чен­но наби­ра­ет воду, вто­рая пояс­ня­ет «рас­клад» при­ез­же­му жур­на­ли­сту, кото­рый прак­тич­ным дамам, к сча­стью, кажет­ся полез­ным кон­так­том.

«Это тех­ни­че­ская вода, для той же стир­ки — машин­ка у меня берет до 100 лит­ров, сти­раю я по суб­бо­там, толь­ко на одну стир­ку я долж­на схо­дить с таким гру­зом три раза! — пояс­ня­ет Еле­на, еще не ста­рая жен­щи­на, кото­рая соби­ра­ет­ся с сила­ми перед оче­ред­ным рыв­ком с гру­зом к дому, и вдруг гово­рит глав­ное для нее. — Вы там напи­ши­те, чтоб на посел­ке тут в рай­оне нашей ули­цы еще одну боч­ку побли­же поста­ви­ли».

Ей лаем вто­рят соба­ки, то ли живут воз­ле боч­ки, то ли сопро­вож­да­ют сво­их хозя­ек в глав­ный, стерж­не­вой поход дня — набор воды на бли­жай­шие сут­ки ожи­да­ния ново­стей. Сти­раль­ные маши­ны мест­ные Кули­би­ны тут дора­ба­ты­ва­ют для экс­плу­а­та­ции без про­точ­ной воды, рабо­та­ет про­грам­ма «от баклаг», шутит мужик рядом. Люди с тач­ка­ми охот­но под­дер­жи­ва­ют бесе­ду, дела их сде­ла­ны — ско­ро стем­не­ет и все, пора ожи­дать новую бом­беж­ку.

Тут все мест­ные пыта­лись пере­дать сло­ва­ми, как силь­но отли­ча­ют­ся «выхо­ды» и «при­ле­ты». Полу­ча­ет­ся, что при­лет бое­при­па­са про­тяж­нее выстре­ла от горо­да и вооб­ще: «Зад­ни­цей, если рядом летит, все почув­ству­ешь и сра­зу пой­мешь!»

Вик­то­рия Кото­ва, несмот­ря на при­ли­че­ству­ю­щий суб­бот­ни­ку спор­тив­ный костюм, кра­си­вая жен­щи­на с «адре­на­ли­но­вым» взгля­дом, зрач­ки широ­кие, фор­му не меня­ют. Все вокруг ей понят­но — вон в пар­ке новая дет­ская пло­щад­ка зеле­нью зарас­та­ет, это перед втор­же­ни­ем грант выиг­ра­ли и успе­ли поста­вить, вот окна сза­ди ее адми­ни­стра­ции все заши­ты дос­ка­ми — это бом­бой вынес­ло. Вон спра­ва по доро­ге боч­ка с водой сто­ит, тон­ны две-три там еще есть, и наро­ду с бакла­га­ми в оче­ре­ди немно­го — там тоже все понят­но, все под кон­тро­лем. И мага­зин напро­тив открыт, рабо­та­ет. До рус­ских при­мер­но кило­метр, но так ведь уже деся­тый год, почти ста­биль­ность.

Муж у нее не на суб­бот­ни­ке, в доме сидит — слов­но изви­ня­ясь, она гово­рит, что ее муж­чи­на очень уж нерв­но при­ле­ты вос­при­ни­ма­ет, боит­ся. А доч­ка 16-ти лет с семьей сест­ры в Нидер­лан­ды уеха­ла, зво­нит отту­да часто, спра­ши­ва­ет, когда мама при­е­дет.

«Мне эти вопро­сы как, помни­те, над­пи­си рань­ше на сте­нах писа­ли, когда ребят в армию про­во­жа­ли. «Ждем Мишу в 2024 году!» — с горе­чью при­зна­ет­ся вдруг Вик­то­рия. И добав­ля­ет: «Лишь бы нас не окру­жи­ли!»

Их не окру­жи­ли. Но часть посел­ка Север­но­го с при­бран­ной доро­гой и баком с водой теперь серая зона, рус­ские в кон­це июня туда не дошли, но при­дви­ну­лись вплот­ную. На этот раз Вик­то­рия Кото­ва руко­во­ди­ла не суб­бот­ни­ком, а эва­ку­а­ци­ей. Но уез­жать из Торец­ка гото­вы не все.

«Поеха­ли в посе­лок Север­ный, когда насту­пи­ло отно­си­тель­ное зати­шье. А люди в тишине отка­за­лись ехать — посла­ли на каме­ру подаль­ше, из деся­ти поеха­ло двое, а спа­са­те­ли рис­ко­ва­ли жиз­нью, чтоб туда про­ехать, — рас­ска­зы­ва­ет заме­сти­тель гла­вы воен­ной адми­ни­стра­ции по ЖКХ Рус­лан Билен­ко. — Моя субъ­ек­тив­ная точ­ка зре­ния — воз­мож­но, силь­ная забо­та о насе­ле­нии, когда в нашей самой край­ней ситу­а­ции мы о всех так забо­ти­лись, воду раз­во­зи­ли, гума­ни­тар­ку, стро­го все поры­вы элек­три­ки чини­ли сра­зу, сыг­ра­ло сей­час злую шут­ку, люди все это ста­ли счи­тать за нор­му, почув­ство­ва­ли себя в неко­то­рой без­опас­но­сти рядом с фрон­том!»

Рос­сий­ские воен­ные бом­ба­ми, раке­та­ми и бес­пи­лот­ни­ка­ми сей­час «ров­ня­ют» центр Торец­ка, гово­рит Билен­ко: «Пом­нишь защит­ные соору­же­ния наши? В один при­ле­те­ла бом­ба ФАБ-250 — выдер­жал достой­но! Столь­ко рабо­ты для горо­да сде­ла­но было — жал­ко все это…»

В горо­де све­та нет, свя­зи нет, но рабо­та­ют и ДСНС, и поли­ция, и воен­ная адми­ни­стра­ция — все ста­ра­ют­ся выво­зить людей на бро­не­ви­ках.

Облож­ка: Лида Кур­но­со­ва

Под­дер­жать «Вёрст­ку» мож­но из любой стра­ны мира — это всё ещё без­опас­но и очень важ­но. Нам очень нуж­на ваша под­держ­ка сей­час. Как нам помочь →