«Сейчас я возьму и умру, как последняя дура с шестилетней дочкой на руках»: как российские врачи отказывают женщинам с заболеваниями репродуктивных органов в праве решать, рожать или нет
Женщин с онкологией всё чаще призывают сначала рожать, а потом лечиться
Два года назад врач из липецкой частной клиники сообщил, что у меня рак тела матки. Тогда мои знания об онкологии заканчивались фильмами, где грустные лысые люди в конце обязательно умирают. Я спросила: «Я буду жить?». Врач ответил: «Не знаю, но я бы посоветовал вам в ближайшее время взять грудничка из приюта». В ответ на моё возмущение он хмыкнул. «Одна моя пациентка узнала о болезни беременной. Несмотря на мои уговоры, они с матерью решили, что надо делать аборт. В итоге она умерла, и от неё ничего не осталось», — объяснился он.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Когда я стала участницей чатов и групп женщин с гинекологическими заболеваниями, я узнала, что с таким отношением врачей сталкиваются многие из них. Этот текст о том, как врачи не позволяют нам распоряжаться своими репродуктивными органами самостоятельно.
«Замуж и ещё детей?»
В 2014 году 26-летняя Эрика рожала свою дочь. Роды были непростыми: пришлось делать экстренное кесарево сечение. «Когда это закончилось, я чувствовала себя ужасно. Шов на животе не срастался где-то полтора месяца. Позже стало понятно, что у меня был разрыв сосудов в родах, очень обильное кровотечение, и очаги эндометриоза разрослись по организму: они оказались в брюшине, где и был шов. Это объясняло, почему я чувствую себя так чудовищно», — рассказывает Эрика.
Девушка «пошла по врачам»: по её словам, они советовали «пригасить всё гормонами или просто выпить аспирина». От гормонов Эрике «было плохо»: говорит, что всё время «чувствовала себя больной и отравленной». Знакомые посоветовали ей обратиться в одну из платных московских клиник. «Хирург решил меня оперировать. Мне удалили очаги и сделали операцию на шейку матки. Этого хватило буквально на полгода, потом все процессы начались заново», — вспоминает Эрика. Операция стоила около миллиона рублей.
Эрике становилось всё хуже. Она рассказывает, что к 2020 году «начала слепнуть и не могла пройти больше пятисот метров: всё время было дико больно». Девушка тогда училась в магистратуре в Европейском университете: презентуя темы на семинарах, она могла стоять только на полусогнутых ногах. С дочкой Эрике помогала мама.
«Врачи в Петербурге говорили, что это психиатрическое и боли на самом деле нет. Я говорила, что знаю причины, есть весь анамнез, у меня уже есть ребёнок и я хочу просто удалить матку — мне отвечали, что я сумасшедшая. Начинаешь думать: может, правда со мной что-то не так. Но что делать, если я не могу разогнуться?» — рассказывает девушка. Эрике говорили, что начинается диабет, приписывали рак кишечника — ничего из этого не подтвердилось. Только на одном из УЗИ у неё нашли аденомиоз — заболевание, при котором эндометрий врастает в тело матки, а его очаги могут увеличиваться и поражать соседние органы. После этого Эрике дали направление в хирургию «НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии имени Отта».
«Там был очень милый молодой хирург кинематографической внешности. Он сказал: „Да, я вижу, как вам больно, кошмар. Давайте мы вас уложим и сделаем обследование. Скорее всего, вам действительно нужна операция“», — говорит девушка. Ей выделили квоту и назначили дату госпитализации через две недели. Но чтобы попасть на операцию, нужно было получить согласие заведующей гинекологическим отделением Анны Цыпурдеевой.
«Это выглядело так: коридор женской гинекологии-хирургии, в конце, в шикарном старинном зале у ее кабинета, в очереди стоят девушки. Все трясутся от страха, какой же вердикт она вынесет», — вспоминает Эрика. Когда очередь дошла до девушки, врач встретила её вопросом: «Скажите, как так может быть — ребёнок есть, а мужа нет?». После этого Эрика поняла, что её «ждёт что-то ужасное».
Осмотр прошёл для Эрики тяжело — ей было «очень больно», но Цыпурдеева сказала, что «не видит этого». Она спрашивала, как Эрике «даётся половой акт». Девушка пыталась объяснить, что в таком состоянии и с такой болью «не может дойти до магазина», о сексе «и речи нет». После осмотра, по её словам, врач начала злиться и спрашивать, пришла ли она, потому что хочет «замуж и ещё детей», или «что ей вообще надо». На этой теме, как рассказывает Эрика, врач «сильно акцентировала внимание». В итоге она порекомендовала девушке временно поставить внутриматочную спираль.
«Женщина не может решать ничего, что связано с её телом»
«Меня это поразило: при воспалённом органе уровень пытки этой спиралью невозможно представить», — говорит Эрика. Она не знала, что ей делать дальше, и тогда её мама позвонила на горячую линию Минздрава. «Что тут у вас творится? Мою дочь сначала положили официально, по квоте, а теперь ей отказывают в помощи. Ей очень плохо, и если что-то случится, это случится из-за халатности врачей», — пересказывает разговор девушка. Женщину попросили оформить официальное обращение. Она обратилась в клинику, чтобы узнать номер квоты, по которой госпитализировали Эрику. Ей отказались его предоставить, но успокоили: «мы всё проверим, не волнуйтесь, вашей дочери помощь окажут».
На следующий день Цыпурдеева начала говорить с Эрикой «ласковым, как в фильме ужасов, голосом». Она предложила сделать диагностическую лапароскопию — процедуру, при которой через небольшие надрезы врач может оценить состояние органов брюшной полости.
После операции девушка поговорила с хирургом, у которого начала лечение: он сказал, что увидел «очаги аденомиоза, воспалённую матку неправильного размера и неправильной формы», обещал скинуть Эрике снимки и согласился, «что с этим надо что-то решать». «Я знаю, что потом он пошёл к Цыпурдеевой, потому что работал под её началом. Уже после этого он отказался присылать мне снимки и стал просто бегать от меня по коридору», — вспоминает Эрика. В её выписке не оказалось почти ничего из описанного хирургом. В плане лечения стояла установка внутриматочной спирали, о которой говорила Цыпурдеева.
Цыпурдеева сказала «Вёрстке», что «серьёзно относиться к словам [Эрики] нельзя» — «обычные вопросы не вызывают у пациентов негатива, а здесь хаос мысли и неадекватность реакции». Как заведующая отделением, она осматривает всех пациенток, исходя из приказа Минздрава от 20.10.2020 № 1130н. Цыпурдеева говорит, что заданные ей вопросы — обычные при болезненном осмотре, а «вопрос о репродуктивных планах задаётся всегда, от этого зависит тактика лечения».
«Эндометриоз матки (аденомиоз) был поставлен [пациентке] как до операции, так и после проведения диагностической лапароскопии. Введение внутриматочной спирали с левоноргестрелом является методом, который определён в клинических рекомендациях по лечению эндометриоза», — сказала Цыпурдеева.
«Так меня выкинули из этой клиники, мне уже было очень плохо, и я поняла, что сейчас, как последняя дура, возьму и умру с шестилетней дочкой на руках. И это только потому, что никто не хочет вырезать эту дурацкую матку, в которой явно сейчас уже сепсис начнётся или что-то ещё», — говорит Эрика. У неё начались новые пугающие симптомы: тёплой весной девушка не могла водить машину даже в перчатках, потому что у неё «немели пальцы и отнимались руки».
Эрике удалось найти в одной из частных петербургских клиник врача, который впервые «просто выслушал её, посмотрел и ужаснулся». Девушке удалили матку. При этом она вспоминает, что на следующий день после операции к ней пришёл какой-то начальник и «тряс её за руки», убеждая «не приходить потом и не говорить, что это врачи лишили возможности иметь детей».
Когда пришли результаты гистологии, оказалось, что помочь Эрике действительно могла только операция: у неё развивался сепсис, матка была сильно воспалена из-за огромных очагов аденомиоза, а клетки эндометрия, по словам врачей, «уже начали перерастать в раковые». Тогда же девушка узнала, что у неё генетическая гиперплазия эндометрия — заболевание, которое при отсутствии лечения может вызвать последствия от тяжёлых кровотечений при менструациях до онкологии. До 32 лет никто не ставил Эрике этот диагноз.
Главным «шоковым впечатлением» от операции девушка называет то, что сразу смогла «увидеть в окошко происходящее на другом конце улицы». Восстановление заняло у Эрики полгода — она говорит, что не помнит никаких неприятных последствий операции, потому что «главное, что ушли все мучительные симптомы». Девушка уточняет, что сложным и болезненным может быть возвращение в половую жизнь, но разница «не катастрофична». Эрика считает, что «если игра действительно стоит свеч», удаление матки — это вариант, о котором «нужно хотя бы знать».
В 2022 году Эрика с дочерью из-за войны переехали в Израиль. Девушка говорит, что встречала в стране «и понимающих, либеральных врачей, для которых здоровье на первом месте, и людей, которые убежали из Союза — с соответствующими представлениями о медицине». При этом в Израиле Эрика «чувствует, что может себя защитить» — в стране работают «серьёзные этические комиссии». «В России у меня не было такого ощущения. Я чувствовала себя, как бесправный кусок мяса. Врачи могли позволить себе говорить со мной так, как говорили, потому что есть указка сверху: женщина не может решать ничего, что связано с её телом».
Акушер-гинеколог из клиники Доказательной медицины в Санкт-Петербурге Анна Барковская говорит, что в случае Эрики тактика врачей «была неадекватной»: по её словам, «при сепсисе очаг удаляется без раздумий, иначе есть риск потерять женщину». Врач считает, что удаление матки в случае, например, тяжёлого аденомиоза или очень болезненных менструаций — решение проблемы. В то же время она говорит, что сама «борется за орган до последнего», и считает правильным сначала попробовать терапию, «которая сейчас очень многогранна»: гормональные или другие препараты. При этом в работе, по мнению гинеколога, стоит исходить из разумности: если никакое другое лечение «невозможно, небезопасно или неэффективно» — нужно делать операцию.
Также врачу, как считает Барковская, важно понимать запрос пациентки: если женщина говорит, что фертильность ей не важна — стоит исходить из этого. По её мнению, когда врач поступает иначе, это зачастую связано с его «личностными особенностями».
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Врач не верил, что я не хочу ещё детей»
38-летняя Ольга из Кирова (имя и город изменены) болеет раком молочной железы. После того, как ей удалили одну грудь, она прошла 8 циклов химиотерапии. «Думала, выдохну», — говорит женщина. Но ей пришёл положительный анализ на мутацию BRCA1. «Я решила пойти к врачу в городскую поликлинику и попросить, чтобы мне превентивно удалили вторую грудь и яичники с маткой», — рассказывает Ольга. «У меня двое детей, больше я рожать не хочу. Тем более, у моей мамы тоже есть эта мутация, и она болела раком яичников».
Доктор, по словам Ольги, «сильно занервничал и начал пугать» её последствиями операции. «Он сказал, что если удалить матку, на её месте будет пустота, и из-за этого начнутся новые проблемы: недержание мочи, опущение других органов, даже проблемы с сердцем», — вспоминает женщина. По её словам, врач «не верил», что она не хочет ещё детей после того, как войдёт в ремиссию. Ольга говорит, что слова доктора её «не убедили». Другой специалист сказал ей, что нужно удалить яичники. Женщина хочет обратиться в одну из частных клиник в соседнем городе, но пока у неё нет на это средств.
Мутация BRCA1, по словам онкогинеколога Антона Ильина, связана с риском развития рака молочной железы в течение жизни до 70–80% и риском развития рака яичников около 40–50%. «Согласно рекомендациям Росминздрава, удаление второй молочной железы и придатков матки при уже имеющемся раке одной молочной железы оправдано и может быть рекомендовано после реализации репродуктивных планов», — говорит Ильин. Он отмечает, что удаление матки в таких случаях не всегда обязательно, так как мутация «не связана с повышенным риском рака тела матки напрямую».
При этом Ильин говорит, что комментарии врача Ольги о последствиях удаления матки «не имеют научного обоснования и являются мифом». По словам гинеколога Анны Барковской, матка в целом «имеет одну функцию: вынашивать и рожать ребёнка», поэтому её удаление «на здоровье женщины никак не влияет».
Тема заболеваний репродуктивных органов почти всегда травматична для женщин независимо от того, хотят ли они детей. 35-летняя москвичка Алла в 2018 году заболела раком молочной железы и вынужденно проходила курс химиотерапии. Она рассказывает, что с того момента хочет ребёнка. При этом весь процесс лечения Аллу «раздражали» вопросы докторов «от терапевта до невролога», успела ли она «родить деток».
Психолог Вероника Смаглюк объясняет поведение врачей гендерной социализацией, из-за которой общество по-прежнему присваивает женщинам в первую очередь роль матери. «В этой картине мира репродуктивные органы — символ состоятельности в „основной“ функции. Женщине старательно внушают, что, оставшись без них, она станет неполноценной», — говорит психолог.
По словам Смаглюк, общаясь с некомпетентным или грубым врачом, женщина «находится в уязвимом положении», и чтобы отстоять себя, ей «нужны огромные силы». Для того, чтобы их обрести, важно искать поддержку «среди понимающих, близких людей, в специальных группах, на психотерапии». При этом психолог напоминает, что если женщине тяжело отстаивать свои границы, не обязательно вступать в прямой конфликт: можно «без объяснений сменить клинику или сразу пойти к руководству».
«Он будто спасает не меня, а моё нерождённое потомство»
27-летняя москвичка Ирина рассказывает, что «всегда жаловалась на адские боли при месячных», из-за которых иногда приходилось вызывать скорую помощь. «Мне говорили, что пройдёт, когда начну вести половую жизнь, — не прошло. При этом я всегда относилась к этой ситуации как к должному: по материнской линии почти у всех была та же проблема, но все терпели и пили обезболивающие», — рассказывает Ирина.
Два года назад у девушки появилась возможность пойти к гинекологу по ДМС, и она решила ей воспользоваться. По словам Ирины, «впервые за всю жизнь» ей сделали трансвагинальное УЗИ. «Гинеколог показала две опухоли неизвестного происхождения и сразу грубо начала пугать меня раком. Она настаивала на срочной дорогостоящей операции, пока я была эмоционально нестабильна, поэтому я ушла из той клиники и больше туда не возвращалась», — вспоминает девушка.
Друзья и знакомые посоветовали Ирине гинеколога в другой клинике. Там у неё обнаружились уже три опухоли в матке и яичниках. Девушку «уверили», что опухоли могут рассосаться при лечении, и «торопиться с операцией не стоит, нужно попробовать гормональную терапию». «Я сильно набрала вес и заработала железодефицитную анемию. Месячные шли больше месяца — реакция была одна: „ну пейте кровоостанавливающие“», — говорит Ирина. «Позиция врача была в том, чтобы не навредить моим репродуктивным органам операцией, хотя я сразу предупредила, что не хочу детей.
Ирина говорит, что «к тому моменту была уже вымотана анализами, обследованиями и онкологическим диагнозом, которым все пугали, но никак не могли подтвердить». При этом больше всего её «сводило с ума», как «каждый врач, с которым приходилось взаимодействовать, причитал», что у Ирины «целый гинекологический атлас, детей будет завести сложно или вообще не получится». «Некоторые друзья и знакомые вели себя так же, но сразу получали от меня грубое возвращение в реальность», — говорит девушка.
Ирина снова решила сменить врача и попала к хирургу, «который имел опыт в очень сложных гинекологических операциях». В первую очередь врач собирался сделать девушке биопсию, чтобы уточнить её диагноз. «Я снова почувствовала холод при обсуждении моей ситуации, будто я инструмент-инкубатор. Спросила об опасностях операции и шансах на успех, услышала: „Постараемся провести операцию так, чтобы не задеть яичники, тебе же ещё рожать предстоит…“», — вспоминает Ирина. «Хирург рассуждал о моей ситуации, будто спасает не меня, а моё нерождённое потомство, будто перед ним какая-то тряпичная кукла». Девушка «не выдержала». Она «нагрубила хирургу» и предупредила, что её «не интересуют несуществующие дети».
Ирина говорит, что операция оказалась для неё «наибольшим потрясением». После неё она «не могла ходить», а врачи «забыли её покормить». «Утягивающие бинты с меня снимали уже с плачем. Ноги были синими, но врачи не верили, что мне больно. На следующий день из меня выдернули катетер со словами „захочешь в туалет, дойдёшь“, ходить пришлось с адскими болями, обезболивающее давали только через мольбы. Врач при осмотре с такой силой надавил на швы, что я рефлекторно его ударила, на что он сказал: „Не придумывай, не может быть так больно“. После этого я плакала около часа», — вспоминает девушка. Через полтора дня после операции её отпустили домой «толком не ходящей и с кровотечением». Дома за Ириной несколько недель ухаживала мама. Когда девушка «начала нормально ходить», пришли результаты биопсии.
Выяснилось, что у Ирины нет онкологии. В одном из яичников у неё были две кисты, одна из которых, тем не менее, могла перерасти в злокачественное образование. В матке образовалась миома размером почти десять сантиметров. Также оказалось, что менструации проходили у девушки тяжело из-за эндометриоза, который до биопсии ей никто не диагностировал.
Образования Ирина вскоре после биопсии удалила. Врачи говорят, что из-за шва «на всю матку» запланировать и сохранить возможную беременность может быть нелегко. Сама девушка допускает, что может захотеть детей, но если так случится — «детдома переполнены».
«Пространство для защиты традиционных ценностей»
После начала войны в России решили ещё активнее бороться «с тем, что снижает рождаемость». Описанная в этом материале позиция медиков при выборе операции на матке теперь будет находить ещё больше одобрения. Последовательная кампания по ограничению права женщин на аборт привела к тому, что уже двенадцать регионов ввели штрафы за «склонение к абортам», а более пятисот частных клиник, как утверждает РПЦ, отказались делать аборты у себя.
29 июня 2023 года Минздрав России выпустил письмо «О направлении речевых модулей для создания у женщин, находящихся в ситуации репродуктивного выбора, положительных установок на рождение детей, для внедрения в работу врачей женских консультаций». В нём указаны фразы, которые врачи должны говорить пациенткам, желающим прервать беременность. Например, женщин, считающих главным приоритетом образование и карьеру, предлагают переубеждать фразами «Беременность — это важнейший и естественный этап в развитии и жизни каждой женщины» и «Карьеру можно успеть сделать в любом возрасте, а ребёнка лучше родить в молодом возрасте, потом может быть уже поздно».
12 ноября Госдума приняла сразу во втором и третьем чтении законопроект о запрете «пропаганды чайлдфри», объяснив это созданием «единого правового пространства для защиты детей, семьи и традиционных ценностей». За «пропаганду отказа от деторождения» гражданам будут грозить штрафы до 400 тысяч рублей, юридическим лицам — до 5 миллионов.
Фото: Павла Степанова
Каждая история — это голос человека, который нуждается в том, чтобы его услышали. Верстка рассказывает истории людей из разных уголков России, давая возможность каждому быть услышанным. Подпишитесь на ежемесячную поддержку «Вёрстки» сейчас, чтобы продолжать читать нас завтра!