«Последствия войны сводят на нет наши многолетние усилия»

Как нападение России на Украину изменило российскую благотворительность

Полтора года войны после вторжения России в Украину втянули в благотворительность людей, которые никогда в ней не участвовали. «Спецоперация» также добавила работы профильным НКО, потому что нуждающихся в помощи стало больше. Одни руководители фондов покинули страну и создали новые — антивоенные — инициативы. Другие остаются работать в России — несмотря на кризис смыслов, эмоциональную нестабильность и уменьшение финансирования. «Вёрстка» разбирается, почему они продолжают делать своё дело и всё ещё надеются на изменения к лучшему.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Скажут, что самолёт или танк нужен, мы купим и отправим»

«От Неба до земли Низкий низкий поклон всем кто активно помогает нашим бойцам приблизить День Победы ‼️» — написала утром 8 ноября в чате «🇷🇺Во имя Веры и Победы ОМСК ПОМОЖЕМ БРАТЬЯ» омичка Вика Марчевская (орфография и пунктуация сохранены).

Марчевская — руководительница фонда «Мир, в котором нет чужих. Мир равных возможностей» и одна из немногих в Омске, кто занимается правами детей-сирот и взрослых в закрытых учреждениях для людей с инвалидностью (ДДИ и ПНИ).

Марчевская помогает выпускникам детских домов-интернатов и омичам, живущим в психоневрологических интернатах, снять квартиру, начать учиться, найти работу, получить юридическую и медицинскую помощь. Российское общество всё ещё не очень готово принимать людей с особенными потребностями, нуждающихся в сопровождаемом проживании, поэтому поддержка, которую оказывает им Марчевская, крайне важна.

У её подопечных — трагические истории жизни. Серика Отынчинова, по его словам, в детском доме в качестве наказания топили в ведре с горячей водой, а сопротивляться ему было сложно — у Серика нет рук. Олю Черепанову в ДДИ «закалывали» нейролептиком аминазином рассказывала она, а у Марины Литвиновой педагог украла со счёта деньги.

Самостоятельная жизнь даётся им с трудом — что неудивительно, учитывая отсутствие семьи, длительный опыт изоляции в учреждениях и пережитого там насилия. Но Марчевская поддерживает их, а они, в свою очередь, по мере сил вовлекаются в благотворительность и общественную деятельность.

Оля, например, рассказывает на своей странице «Вконтакте» о том, как помочь российским военным и адресует им добрые пожелания: «Дорогие наши солдаты молимся за вас низкий вам поклон что вы охраняете нашу матушку Россию храни вас Господи помилуй нас грешных и прости все прегрешения и вольные и невольные возвращайтесь только живыми возвращайтесь» (орфография и пунктуация сохранены). Серик помогает как волонтёр в группе «Во имя веры и победы», которую Марчевская создала осенью 2022 года.

Серик Отынчинов переносил табурет на кухню и остановился, чтобы поговорить с двумя друзьями из интерната, с которыми он арендует квартиру в Омске, январь 2022. Фото: Вадим Брайдов.
Серик Отынчинов переносил табурет на кухню и остановился, чтобы поговорить с двумя друзьями из интерната, с которыми он арендует квартиру в Омске, январь 2022. Фото: Вадим Брайдов.

Участники этой группы собирают деньги и материалы для покупки и изготовления печей «бойцам на передовую». Такие печи не дымят и не дают искру, объясняет подписчикам Марчевская, поэтому украинцы «не могут засечь их с коптера».

На странице Марчевской «Вконтакте» просьбы о помощи выпусникам детских домов чередуются с материалами о психологии, профилактике травли и кибербуллинга, репостами на тему православия, ювенальной юстиции и молитвами (Вика — горячо верующая). С началом войны России с Украиной она активно включилась ещё и в снабжение фронта.

Корреспондентке «Вёрстки» Марчевская в октябре 2022-го пересылала сообщения от человека по имени Сергей Бунка, представившегося командиром противотанкового взвода ВС РФ. Он просил Марчевскую о «любой помощи»: «Я перечислю, что хотел бы иметь в своём взводе, а вы сами там порешайте, чем сможете помочь: необходимы стельки тёплые войлочные, накладки химические на руки греющие; можно ноутбук; перчатки тактические; одеяла с алюминиевой прокладкой. Хотелось бы и тепловизоры, но это нереально. Буду рад, если смогу обеспечить бойцов хоть чем-то из этого. Не откажусь и от вашей печи».

Позже в чате «Во имя веры и победы» он благодарил Марчевскую за радиостанции, на покупку которых она собрала 18,5 тысяч рублей. Отчитываясь об этой покупке, Марчевская говорила: «Мне пишут в личку: „Гранату тоже покупать будете?“. Отвечаю сразу всем публично уже не первый раз: скажут, самолёт или танк нужен, купим и отправим! Главное, чтобы возвращались домой живые и здоровые ребята! И скорей бы уже мирное небо во всей вселенной!»

«Российской газете» Марчевская сообщала, что у неё «братья на передовой», поэтому она не может «остаться в стороне».

Остаться в стороне от войны оказалось невозможно не только руководительнице этого омского благотворительного фонда — она так или иначе затронула весь некоммерческий сектор в России.

Подопечные кризисного центра «Надежда» благотворительного фонда «Солнечный город» на кухне во время чаепития, Новосибирск. Здесь проживают до 10 мам, пострадавших от домашнего насилия или столкнувшихся с трудной жизненной ситуацией. Фото: Антон Уницын.
Подопечные кризисного центра «Надежда» благотворительного фонда «Солнечный город» на кухне во время чаепития, Новосибирск. Здесь проживают до 10 мам, пострадавших от домашнего насилия или столкнувшихся с трудной жизненной ситуацией. Фото: Антон Уницын.

Но пока одни представители благотворительных организаций подписывали обращения к президенту Путину с требованием остановить войну, другие, как Марчевская, бросились помогать «нашим бойцам на передовой» и вписывать патриотическую и провоенную работу, а также помощь жителям «новых территорий» в грантовые заявки на финансирование своих проектов.

Как (анти)военная позиция НКО влияет на получение государственного финансирования

Открытое письмо российских некоммерческих организаций к президенту Путину о прекращении войны, опубликованное в ночь на 26 февраля 2022 года, через два дня после ввода войск ВС РФ в Украину, было коротким.

«Господин президент,
Мы выступаем против военных действий, которые наша страна осуществляет на территории Украины.

Вся наша работа — это борьба за достоинство человека, спасение жизней. Война несовместима ни с жизнью, ни с достоинством, ни с базовыми принципами человечности. Война — это гуманитарная катастрофа, которая множит боль и страдания. Её последствия сводят на нет наши многолетние усилия.

Мы считаем бесчеловечными силовые методы решения политических конфликтов и призываем вас к прекращению огня и началу переговоров».

Под этим обращением успели подписаться сотни человек, включая известных представителей крупных организаций (Нюта Федермессер, Фонд помощи хосписам «Вера», Авдотья Смирнова, «Выход», Чулпан Хаматова, «Подари жизнь», Лида Мониава, «Дом с маяком», Марина Аксёнова, «Солнечный город» и другие) и менее медийных персон из небольших региональных АНО и фондов.

Специалисты центра «Вместе» фонда «Солнечный город» Ольга и Светлана общаются с подопечными семьями и оказывают им круглосуточную поддержку. Их главная задача — научить самостоятельно справляться с трудностями и помочь выйти из созависимых отношений. Фото: Михаил Пучков.
Специалисты центра «Вместе» фонда «Солнечный город» Ольга и Светлана общаются с подопечными семьями и оказывают им круглосуточную поддержку. Их главная задача — научить самостоятельно справляться с трудностями и помочь выйти из созависимых отношений. Фото: Михаил Пучков.

Всего было собрано 576 подписей от руководителей, учредителей, членов попечительских советов, координаторов и председателей правлений российских НКО. В начале марта 2022 года сбор подписей остановили из-за вступления в силу законодательства о распространении «фейков» о действиях российских военных и «дискредитации» армии. Война не кончилась ни после этого письма, ни после десятков других коллективных писем.

Зато некоторые НКО, подписавшие обращение к президенту, не выиграли во втором конкурсе Фонда президентских грантовi, результаты которого объявили уже после начала войны. В том числе без гранта «на несколько ключевых проектов» остался крупный благотворительный фонд «Вера» — старейшая организация, продвигающая развитие паллиативной и хосписной помощи в России. До этого господдержку от ФПГ фонд «Вера» получал несколько лет подряд.

«Пять лет проекты работали во многом благодаря этим грантам, — написала тогда учредитель „Веры“ Нюта Федермессер в фейсбуке. — Продолжать без них очень сложно».

Из 136 организаций-подписантов, подавших заявки на второй конкурс ФПГ в 2022 году, по подсчётам «Коммерсанта», 106 не получили грант. При этом генеральный директор Фонда президентских грантов Илья Чукалин заверял, что антивоенное письмо НКО не могло повлиять на результаты конкурса.

«Не буду лукавить, я считаю, что кто-то попал под сокращениеi именно из-за подписанного письма, — говорила в интервью Forbes Федермессер. — Потому что нам и не только нам были звонки: отзовите свою подпись <…> Но всё-таки это единичные случаи».

По информации «Коммерсанта», некоторые представители НКО всё же отозвали подписи под антивоенным обращением к Путину. Представители «Веры» этого делать не стали — в итоге с момента начала войны ни один проект фонда не получил финансирования ФПГ, в том числе не выиграл проект по оказанию комплексной помощи семьям с тяжелобольными детьми и взрослыми.

Надежда пришла в гости в кризисный центр «Надежда» с сыном Артемом, Новосибирск. Они попали в центр, когда сыну было 9 месяцев и прожили почти два года. Кураторы помогли Надежде устроить Артема в детский сад, доучиться и накопить денег для самостоятельной жизни. Сейчас Артёму 5 лет, и у них с мамой всё хорошо. Фото: Дмитрий Яцюк.
Надежда пришла в гости в кризисный центр «Надежда» с сыном Артёмом, Новосибирск. Они попали в центр, когда сыну было 9 месяцев и прожили почти два года. Кураторы помогли Надежде устроить Артёма в детский сад, доучиться и накопить денег для самостоятельной жизни. Сейчас Артёму 5 лет, и у них с мамой всё хорошо. Фото: Дмитрий Яцюк.

Получать госфинансирование, занимая выраженную антивоенную позицию, в России скорее невозможно, считают руководители НКО, опрошенные «Вёрсткой». «Могут и в дискредитации ВС РФ обвинить, какие уж тут гранты», — объясняет президент фонда «Предание» Владимир Берхин (фонд помогает больным и бедным, независимо от возраста, гражданства и вероисповедания).

Зато если выразить поддержку «спецоперации» или жителям «новых территорий», то шансы получить от государства финансирование на работу увеличиваются.

«Периодически госы предлагают поучаствовать в том или ином мероприятии, которое очевидно направлено на поддержку военных или условно патриотических штук, — рассказала „Вёрстке“ директор одного из фондов, помогающих детям-сиротам. — От того можно отказаться, и пока нет за это никаких репрессий. Другое дело, что некоторые НКО и сами в таком довольно активно участвуют. Но не из-за того, что их могут прижучить — просто люди видят в этом возможность <к бюджетам> пролезть, <к власти ближе> подвинуться». Об рвении коллег по НКО в деле поддержки околовоенных и патриотических проектов говорили «Вёрстке» и сотрудники нескольких других региональных фондов.

В первом конкурсе ФПГ в 2023 году в направлении «Поддержка семьи, материнства, отцовства и детства» даже появилась тематика «по поддержке семей участников специальной военной операции и мобилизованных граждан». По итогам конкурса, как писали «Ведомости», поддержку получили 111 таких проектов на общую сумму 231 млн руб. Ещё 23 инициативы на сумму 68 млн руб. были направлены на реабилитацию участников «спецоперации». Всего на этом конкурсе получили гранты на общую сумму 4 млрд 291 млн рублей 1 845 некоммерческих организаций.

«Вёрстка» также анализировала все заявки победителей того конкурса и подсчитала, что примерно 11% грантового фонда в 4,3 млрд рублей — то есть более 478 млн рублей — получили 210 проектов, связанных с «патриотизмом», военным делом и непосредственно войной в Украине.

Маша Чукавина в своём дворе в селе Мочище, Новосибирская область. Её мама Оксана воспитывает шестерых детей, у одного ребёнка паллиативный диагноз и денег не хватает. Центр «Вместе» приобрели для семьи уголь и дрова на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.
Маша Чукавина в своём дворе в селе Мочище, Новосибирская область. Её мама Оксана воспитывает шестерых детей, у одного ребёнка паллиативный диагноз и денег не хватает. Центр «Вместе» приобрели для семьи уголь и дрова на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.

А 47 поддержанных ФПГ проектов с общим бюджетом 500 млн рублей реализуются на территориях оккупированных Луганской, Донецкой, Запорожской и Херсонской областей. Проекты на «новых» территориях связаны с помощью людям, оказавшимся в трудной ситуации, детям, оставшимся без попечения взрослых, раненым гражданам и военнослужащим. Например, фонд «Галчонок», который помогает детям с ДЦП, получил 22 млн рублей на «улучшение условий жизни семей с детьми-инвалидами с новых территорий». «Вёрстка» обратилась в «Галчонок» с вопросами о причинах расширения работы фонда на «новые» территории, но на момент публикации статьи ответа не получила.

Кому и как жертвует во время войны

По данным исследования российской благотворительности фонда «Нужна помощь», опубликованного в августе 2023 года, за предшествующие 12 месяцев россияне охотнее всего жертвовали на лечение детей (39% респондентов жертвовали на это направление за последний год), на втором месте, тоже традиционно, была помощь бездомным животным (24%). А вот третье место разделили поддержка малоимущих и новой группы — «российские военные, добровольцы СВО и члены их семей» (их поддерживает по 18% интернет-пользователей). Причём последним, считают опрошенные «Вёрсткой» руководители НКО, с энтузиазмом переводят деньги на помощь военным те, кто раньше не был замечен в благотворительности.

«Огромное количество людей никогда никакие свои деньги не жертвовали в фонды, потому что, по их мнению, фонды „воруют и обналичивают“, — рассказала „Вёрстке“ Светлана Строганова, программный директор фонда „Дети наши“ (помогает детям-сиротам и семьям в трудной ситуации). — Но когда зазвучал призыв сплотиться ради фронта, они понесли свои денежки на берцы, трусы и носки».

Эта страта жертвователей, по мнению Строгановой, огромна, и, переводя деньги на обеспечение военных, люди «чувствуют свою сопричастность к защите Родины». Но когда военные действия закончится, то эти люди перестанут включаться в решение социальных проблем, которыми занимаются как раз профессиональные НКО, говорит Строганова. Проблема, которую решает фонд «Дети наши», например, — это социальное сиротство, а миссия — менять систему защиты детства в стране, чтобы дети росли в семье, не попадали в детские дома и становились благополучными взрослыми.

В интервью «Вёрстке» весной 2023 года Светлана Строганова объясняла, что «спецоперация» пока не привела к резкому ухудшению проблемы сиротства, но это только пока.

«Потому что есть посттравматический синдром, ему будут подвержены не только те люди, которые вернутся с фронта, и не только их семьи, — объясняла Строганова. — Это может стать фактором, который приведёт к увеличению количества детей в сиротской системе или к увеличению количества неблагополучных семей».

Исследованиеi говорит, что в 2022 году больше трети некоммерческих организаций начали оказывать поддержку тем, кто так или иначе оказался в зоне влияния войны (39%). При этом смена фокуса в сторону новых категорий благополучателей сопровождалась осложнением в оказании помощи другим социально уязвимым категориям.

НКО начали работать с беженцами, семьями военнослужащих и мобилизованных и жителями Луганской, Донецкой, Запорожской и Херсонской областей. Помощь военнообязанным, военнослужащим и их семьям оказывали 24% НКО, и их работа чаще всего включала психологическую поддержку (59%), помощь вещами, одеждой (57%), продуктами питания (43%), средствами гигиены и медикаментами (39%), а также юридическую помощь (35%).

Маша с братом Артём Чукавиным забегают в свой дом после прогулки, село Мочище, Новосибирская область. Их мама Оксана воспитывает шестерых детей, у одного ребёнка паллиативный диагноз. Центр «Вместе» приобрели для семьи уголь и дрова на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.
Маша с братом Артём Чукавиным забегают в свой дом после прогулки, село Мочище, Новосибирская область. Их мама Оксана воспитывает шестерых детей, у одного ребёнка паллиативный диагноз. Центр «Вместе» приобрели для семьи уголь и дрова на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.

Но если в 2022 году, по данным проекта «Если быть точным», жертвователи помогали беженцам и мигрантам заметно больше, чем в 2021‑м, то на второй год войны им снова стали помогать реже. Такая же ситуация и с пострадавшими от стихийных бедствий и военных конфликтов. Не исключено, заключают исследователи, что пожертвования этим категориям «перетекли» в направление помощи «российским военным, добровольцам СВО и членам их семей». Руководитель проекта «Если быть точным» Арнольд Хачатуров пояснил «Вёрстке», что точных подтверждений этому нет, «просто есть две тенденции, может быть, они связаны, может — нет»: «Просто в целом в России есть НКО другого профиля, которые переориентировались на военных, поэтому это „не исключено“».

Круг благополучателей НКО в военное время расширился за счёт людей, которые раньше за помощью не обращались, потому что она им и не требовалась.

«Вот есть семья: мама, папа, несколько детей. Если с выплатами мобилизованному папе проблемы, то мама, оставшаяся одна с детьми, может перестать справляться — и семья может стать клиентом благотворительного фонда. Мужчинам, вернувшимся с фронта, бывает нужна юридическая или медицинская помощь, ампутантам — физическая реабилитация, — перечисляет возможные новые запросы благополучателей Светлана Строганова из фонда „Дети наши“. — Правда, например, 90% запросов в Единый центр поддержки мобилизованных и их семей в Москве, насколько мне известно, связаны с получением выплат. А хотелось бы, чтобы люди обращались за психологической помощью, потому что состояние общества этого требует».

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Карточные» сборы

Рост «военной» благотворительности совпал с падением доверия к благотворительным фондам: в 2021 году о недоверии НКО говорили 39% тех, кто не жертвует организациям, в 2022 — 56%, в 2023 — 55%.

Одновременно с этим опрошенные «Вёрсткой» представители НКО говорят о снижении культуры благотворительности, имея в виду популярность сборов на личные банковские карточки активистов и лидеров инициативных групп помощи фронту.

«Какая уж сегодня культура благотворительности, если всё, за что мы боролись последние 15 лет, — прозрачность расходов, отчёты — просто уничтожено, — рассказал „Вёрстке“ руководитель самарской общественной организации „Домик детства“ Антон Рубин. — Это всё сравняли с землёй, настал опять каменный век».

Мама Оксана Чукавина встаёт в полшестого утра и даёт дочке Полине с паллиативным диагнозом лекарства. Семья получает пособие по инвалидности, но специальное питание выходит дороже. Центр «Вместе» приобрели для семьи уголь и дрова на зиму, чтобы дети не оказались в учреждении. Фото: Дмитрий Яцюк.
Мама Оксана Чукавина встаёт в полшестого утра и даёт дочке Полине с паллиативным диагнозом лекарства. Семья получает пособие по инвалидности, но специальное питание выходит дороже. Центр «Вместе» приобрели для семьи уголь и дрова на зиму, чтобы дети не оказались в учреждении. Фото: Дмитрий Яцюк.

Президент благотворительного фонда «Предание» Владимир Берхин с Рубиным отчасти согласен.

«С точки зрения стандартов давно работающих НКО, с отчётностью там полный привет. Основная форма отчёта — фотографии или видео, на которых каким-то людям в балаклавах что-то передаётся, плюс, поскольку это для фронта, всё это полусекретно, — делится наблюдениями Берхин. — Конечно, есть те, кто работает более цивилизованно, публикует подробные финансовые отчёты, но делают это далеко не все. А стихийных волонтёрских групп — огромное количество, буквально в каждом населённом пункте, откуда людей мобилизовали».

Впрочем, если война затянется, то частные инициативные группы, собирающие деньги на карточки, «неизбежно будут вливаться в цивилизованное русло», считает Берхин.

На личные карточки много собирали и собирают и активисты, помогающие украинским беженцам, кроме того, «беженские» направления открылись в давно работающих благотворительных организациях.

Одна из активисток помощи беженцам, экс-главред издания «Такие дела» журналистка Анастасия Лотарёва, которая много сил вложила в построение системной благотворительности в стране, сейчас собирает сотни тысяч рублей на помощь пострадавшим от войны, пленным, жителям деревень возле разрушенной Каховской ГЭС — на свою банковскую карточку.

«Мне тоже раньше не вполне правильным казалось собирать помощь людям на личные карточки, но до первого вывезенного из подвала человека с гангреной ноги, — рассказала она „Вёрстке“. — Потом стало совершенно всё равно на системную благотворительность и на правила. Мы находимся в экстремальной ситуации войны. Мне хочется жить с чувством, что я где-то хоть немножко помогла».

Лотарёва всегда была сторонником прозрачной и системной работы НКО, но в ситуации, когда показывать расходы и доходы на спасение людей в зоне боевых действий стало попросту небезопасно для активистов и организаций в России, она готова пренебрегать правилами системной благотворительности.

«Старая благотворительность, которую мы потеряли (надеюсь, что не безвозвратно), была как раз хороша тем, что можно было все расходы и доходы техничненько и красиво посмотреть, включая зарплату сотрудников, — отмечает Лотарева. — Я глубоко топлю за историю, чтобы зарплата сотрудников и деньги, которые шли на них из благотворительных сборов, тоже были освещены в отчётах. Сейчас это уже не имеет никакого значения».

Если надо спасти из затопленных Каховской ГЭС Олешек бабушку с крыши, то Лотарёва, как и многие другие волонтёры, «готова собирать деньги на карточку хоть чёрту лысому», лишь бы эвакуировать человека в безопасное место.

Анна Козырева воспитывает пятерых детей в Болотном, трое из них — своей сестры. Женщина не смогла их воспитывать из-за проблем со здоровьем. Пока дочка Настя была маленькой, Анна таксовала вместе с ней, чтобы заработать деньги. Фото: Дмитрий Яцюк.
Анна Козырева воспитывает пятерых детей в Болотном, трое из них — своей сестры. Женщина не смогла их воспитывать из-за проблем со здоровьем. Пока дочка Настя была маленькой, Анна таксовала вместе с ней, чтобы заработать деньги. Фото: Дмитрий Яцюк.

«Я действительно считаю, что системная благотворительность в России была классной последние года-три перед войной. Я почти поверила, что у нас что-то получается изменить — да, на последнем издыхании, но мы помогали эффективно и правильно. Но у меня было много вопросов к государству ещё в мирное время: почему люди живут в ПНИ без права выхода, почему мы на лекарства ребёнку собираем всем миром? — спрашивает Лотарёва. — Но теперь хочется спросить всех „патриотов“: вот случился весь этот пиздец, и вы не хотите задать вопрос государству, почему вашего ребёнка послали на войну без бронника, почему вы деньги на обмундирование на карту собираете? Меня поражает, что эти люди не задумываются и благостно собирают на фронт носочки».

Уехавшие и оставшиеся: усталость и разочарование

Опрошенные «Вёрсткой» руководители российских НКО рассказали, что не чувствуют усиления кадровых проблем из-за войны.

«Безусловно, отъезд ряда знаковых фигур, директоров, учредителей фондов был заметен, но большая часть рядового персонала, которая делает всю работу, никуда не уехала из страны», — говорит Светлана Строганова («Дети наши»). «Знаковые фигуры» для российской благотворительности, по мнению собеседников «Вёрстки» — это Григорий Свердлинi, Митя Алешковскийi, Чулпан Хаматоваi, Илья Фоминцевi и другие.

«Кадровая проблема не стала сильнее, чем раньше, — соглашается со Строгановой Владимир Берхин («Предание»). — Высококвалифицированные специалисты на наши НКОшные деньги работать не пойдут, если не накопили себе подушку безопасности».

Директор самарского «Домика детства» Антон Рубин говорит, что организация продолжает работать — другое дело, что фонд давно «отрезан» от госфинансирования и работы в сиротских учреждениях непосредственно, потому что у самого Рубина была репутация «неблагонадёжного оппозиционера».

Для иллюстрации Рубин приводит такие данные: «Ну один из способов оценить объём нашей работы — доходы организации. В 2021 году доходы в виде пожертвований и грантов составили 8,175 млн. рублей. В 2022 году — 2,687 миллионов».

Опросы подтверждают наблюдения собеседников «Вёрстки»: в 2022 году сокращения произошли практически у каждой пятой организации, однако доли организаций, у кого увеличилось число сотрудников (27%) и волонтёров (34%), оказались выше. Тотального изменения в числе сотрудников у опрошенных НКО не произошло и в 2023 году. Наоборот, у 41% число штатных единиц не изменилось, у 32% оно выросло, а упало — у 27%.

С чем действительно проблемы у российских благотворительных организаций, отмечают авторы исследования «НКО в новом времени», так это с эмоциональной стабильностью сотрудников и солидарностью внутри сектора, следует из интервью и изученных «Вёрсткой» опросов.

О том, что проблема эмоциональной нестабильности сотрудников стала в 2022 году более актуальной для НКО, заявила каждая вторая организация. В качестве иллюстраций «НКО в новом времени» приводит такие реплики опрошенных: «Общее депрессивное состояние сотрудников снизило работоспособность, стало причиной не-участия в конкурсах президентских фондов»; «Эмоциональная подавленность, сложность планирования, необходимость контролировать публичные выступления и тексты, напряжения с коллегами по сектору, придерживающимися иных взглядов».

«Нет никакой консолидации, люди боятся говорить о том, какой позиции они придерживаются. Отношение к войне — тема табуированная, — говорит Антон Рубин. — Все знают мою позицию, потому что я пишу об этом в фейсбуке, но спросить у другого человека его позицию я боюсь, потому что боюсь услышать, что он за войну».

Поляризацию мнений отмечает и Светлана Строганова: «Многие люди как будто сошли с ума, причём как антивоенно настроенные, так и активно поддерживающие войну».

«Те, кто за войну, и те, кто против, они рядом даже находиться не могут, — говорит Владимир Берхин. — То есть и раньше было понятно, что мы стилистически очень разные, но было ощущение, что мы всё-таки делаем какое-то общее дело. Сейчас нет такого ощущения. Через некоторое время это, наверное, пройдёт, потому что выбора не будет, но вот сейчас так».

Артём Чукавин кувыркается на своей кровати, село Мочище, Новосибирская область. У него есть пять братьев и сестёр. Центр поддержки семей и детей «Вместе» закупил для Чукавиных дрова и уголь на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.
Артём Чукавин кувыркается на своей кровати, село Мочище, Новосибирская область. У него есть пять братьев и сестёр. Центр поддержки семей и детей «Вместе» закупил для Чукавиных дрова и уголь на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.

Некоммерческим организациям, которых российские власти признают иностранными агентами или нежелательными, коллеги кулуарно сочувствую, но сделать что-то действенное в поддержку всё равно не могут, констатирует Берхин.

Чувствуется напряжение и между уехавшими представителями НКО, и их остающимися в стране коллегами. Первые могут не осторожничать в оценке ситуации в отрасли, вторые — ищут новые смыслы в работе или укрепляются в старых, выслушивая обвинения в «сотрудничестве с режимом» и мнения, что «в России осталось выжженное поле».

Руководитель «Теплицы социальных технологий» (независимый просветительский и развивающий проект, миссия которого — усилить российское гражданское общество с помощью информационных технологий) Алексей Сидоренко (уехал из России) на вопрос о перспективах развития НКО и социальной сферы отвечает: «Ситуация плохая». Он вспоминает, как с горечью понял в начале войны, что российские некоммерческие организации «не станут значимым элементом антивоенной деятельности».

Люди в некоммерческих организациях, и не только в России, часто не выходят на системный уровень анализа и занимаются «заплаточной» благотворительностью, то есть помогают людям или группе людей точечно, не в силах повлиять на то, чтобы в стране произошли изменения, повышающие качество жизни населения, говорит Сидоренко:

«С одной стороны, неправильно обесценивать такую помощь: если человеку плохо, то верная моральная позиция — снизить его страдания и боль. С другой стороны, для подготовки скоординированного солидарного ответа на войну, нужно было предпринимать стратегические усилия ещё пять лет назад. На мой взгляд, нам стоит воспринимать это всё как урок: когда есть окно возможностей, оттепели, нужно пользоваться ими, чтобы формировать структуры стратегического ответа на наступление авторитаризма и войны».

Война отбрасывает российский НКО-сектор назад, к ситуации примерно как в 90‑х годах, считает Сидоренко.

Директор по фандрайзингу фонда «Нужна помощь» Майя Соероваi соглашается, что сектор переживает непростые времена, но ей удаётся видеть и некоторые положительные тенденции.

«По нашим опросам видно, что те жертвователи, кто сейчас продолжают участвовать в благотворительности, хотят изменить мир к лучшему, — рассказала Соерова „Вёрстке“. — Но самый высокий рост показала такая мотивация „Считаю это своим гражданским долгом“. То есть в контексте войны как будто бы растёт такое понимание гражданского долга, про который всему населению постоянно твердят».

Другая обнадеживающая тенденция, по наблюдениям Соеровой, — это социальная активность российского бизнеса.

«Если посмотреть на рынок корпоративной благотворительности в России, то очевидно, что основными драйверами раньше всегда были компании, у которых зарубежные корни вроде „Икеи“ и „Кока-колы“. И когда они все ушли в 22‑м году, эта ниша осталась практически свободной, — вспоминает Соерова. — Но сейчас уже российские бизнесы активно в этом направлении двигаются. Я могу судить по нашему фонду, что к нам приходят новые и новые партнёры. Не все публично эту деятельность ведут, но положительная тенденция есть. Для них это пиар-инструмент и способ показать, что они не просто зарабатывают деньги, а ещё и добрыми делами занимаются. Это на самом деле классно».

Экс-директор фонда «Нужна помощь» Софья Жукова после начала войны переехала в Вильнюс и уволилась из фонда в 2023 году. Сейчас она директор по благотворительности проекта «Служба поддержки», который собирает деньги в том числе на помощь украинцам в Украине. В системную благотворительность, приводящим к значимым социальным изменениям, которую много лет развивал фонд «Нужна помощь», она больше не верит — по крайней мере в России военного времени. «Мне вообще больше не интересно никакую систему выстраивать, — говорит она. — Мне жутко от страданий людей. Я хочу их преуменьшать и сама собрала на свою карточку 8 миллионов на украинцев, поэтому думаю, у меня нет никакого морального права осуждать тех, кто так делает».

Даша и Полина Фельхле бегут по селу Корнилово в 150 км от Новосибирска. Их папа Юрий работал слесарем, потом перешел в местный сельский свинокомплекс, который в 2022 году закрыли из-за долгов. Чтобы содержать семью, Юрий берется за любую подработку. Его семье помог центр поддержки семей и детей «Вместе». Фото: Дмитрий Яцюк.
Даша и Полина Фельхле бегут по селу Корнилово в 150 км от Новосибирска. Их папа Юрий работал слесарем, потом перешёл в местный сельский свинокомплекс, который в 2022 году закрыли из-за долгов. Чтобы содержать семью, Юрий берётся за любую подработку. Его семье помог центр поддержки семей и детей «Вместе». Фото: Дмитрий Яцюк.

Хорошая некоммерческая организация, по мнению Жуковой, имеет стратегию развития, вовлекает как можно больше людей в решение социальных проблем, взаимодействует с государством, работает с бизнесом, помогая ему стать более социально ответственным. Но в России в 2023‑м всем этим трудно, а порой и страшно заниматься, считает она: «Сейчас я не вижу ничего, что говорило бы о развитии социальной сферы. Все решают точечные проблемы. Мое личное представление <о некоммерческом секторе> звучит так: мы катимся в пизду. Нам нечего восстанавливать, всё умерло».

Среди самых больших разочарований Жуковой — бизнес, который «дует на воду» и отказывается поддерживать некоммерческие организации и людей, признанных в российским минюстом иностранными агентами. Другое разочарование — фонды, которые начинают поддерживать участников войны или заходят с проектами на оккупированные украинские территории просто потому, что на такие проекты дают госфинансирование.

«Фонд „Подарок ангелу“ помогал детям с ДЦП, а теперь помогает и бойцам СВО. Фонд „Галчонок“ тоже помогал детям с ДЦП в России, и причём здесь ДНР и ЛНР? Новосибирский „Дом милосердия“ даёт приют одиноким бездомным старикам — и привлекает их к вязанию носков бойцам СВО, — вспоминает она. — Я не понимаю, зачем они это делают. Потому что на это дают деньги, а в других местах деньги закончились? Меня беспокоит, когда фонды переобуваются, а не делают то, ради чего они созданы».

Жукова оговаривается, что, несмотря на свой пессимистичный взгляд («из глубины депрессии») на «третий сектор», она всё же готова помогать консультациями небольшим инициативам, которые продолжают делать своё дело, оставаясь в России.

«Я точно больше не готова говорить про всероссийские кампании и про создание какой-то „правильной“ благотворительности. Но мне кажется полезной точечная работа с теми, кто находится на местах, кто выбрал оставаться, неважно, по каким причинам», — говорит собеседница «Вёрстки»

Экс-директор «Нужна помощь» также отмечает несколько московских, питерских и региональных НКО, которые продолжают работать на качественные системные изменения жизни в стране, потому что верят в свою миссию, «видят цель и не видят препятствий».

Один из таких фондов — новосибирский «Солнечный город».

«Несмотря на всё происходящее, нам есть чем позаниматься»

«Солнечный город» более 15 лет помогает детям, их мамам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, и сиротам. За годы работы директору фонда Марине Аксёновой и её команде стало понятно, что помогать детям в государственных учреждениях для сирот — это вычерпывать колодец ложкой. То есть, безусловно, поддерживать детей, оставшимся без попечения родителей, нужно, уверены в фонде, но главной задачей должна быть профилактика семейного неблагополучия, которое и приводит детей в учреждения.

В 2021 году на встрече представителей НКО с замглавы Администрации Президента Сергеем Кириенко Аксёнова озвучила «революционную идею» — «дать, так сказать, государственную волю и принять решение о том, чтобы с 2027 года не размещать детей до четырёх лет в госсистему воспитания совсем».

В конечном итоге, считает Аксёнова, надо стремиться к тому, чтобы детских домов в России не существовало вовсе, потому что жизнь в этой системе калечит детей настолько, что из них практически всегда вырастают несчастные, социально неуспешные взрослые. Эти идеи ещё несколько лет назад казались даже многим её коллегам по цеху фантастическими и невозможными к реализации, а сама она думала, что деинститулизация сиротских учреждений займёт лет десять, не меньше.

Но, по словам Аксёновой, в марте 2022 года детский омбудсмен Мария Львова-Белова, прислушавшись к профессионалам НКО, ознакомила с их предложениями администрация президента и получила оттуда указания «попробовать деинституализацию для детей от 0 до четырёх лет».

Через пару лет, утверждает она, пилотные регионы (их четырнадцать), которые перенимают опыт профилактики неблагополучия у Новосибирска, хотят «увидеть, что случится, если детей младшего возраста вообще не будут помещать в учреждения».

Семья Фельхле у себя дома в селе Корнилово, Новосибирская область: Даша, Вика и Илья с мамой Юлией. Она воспитывает шестерых детей, совсем недавно у них родился брат. Чтобы дети не оказались в приюте, им помог центр поддержки семей и детей «Вместе». Фото: Дмитрий Яцюк.
Семья Фельхле у себя дома в селе Корнилово, Новосибирская область: Даша, Вика и Илья с мамой Юлией. Она воспитывает шестерых детей, совсем недавно у них родился брат. Чтобы дети не оказались в приюте, им помог центр поддержки семей и детей «Вместе». Фото: Дмитрий Яцюк.

«Ну не охренеть ли? — восклицает Аксёнова. — То есть мы планировали, что через десять лет может быть удастся создать прецеденты ранней профилактики сиротства. А в 2022 году получили государственную волю на это, что ускоряет все процессы в разы. И я вижу, как разворачиваются эти процессы прямо сейчас. И язык, которым власть говорит об этом, даёт мне понять, что всё, что мы делали с таким трудом, прорастает, и детей младше четырёх лет перестанут помещать в институции».

При должной поддержке семьи, объясняет Аксёнова, детей удаётся возвращать к кровным родителям, а если это невозможно — передавать на попечение временных приёмных семей, а затем и постоянным. Для этого нужны механизмы и ресурсы, чтобы оплачивать работу нянь и тьюторов, реабилитацию для родителей с зависимостями, деньги на ремонт ветхого жилья, где живут семьи с детьми, на дрова, чтобы отапливать дома зимой, на подготовку профессиональных замещающих семей, на психологов, которые могут помогать родителям справляться с подростковыми кризисам, — то есть на социальные услуги, которые позволяют семье оставаться функциональной. Всё это больше не кажется чем-то невозможным в ближайшей перспективе.

«Несмотря на всё происходящее, именно сейчас созданы условия, чтобы деинституализация домов ребёнка произошла. Новосибирск и Тюмень — флагманы в этом процессе, а остальные перенимают опыт», — уверяет Аксёнова.

Кроме работы со случаем, «Солнечный город» занимается и академическим изучением причин того, как дети оказываются в детских домах. Осенью 2023 года фонд представил результаты исследования «Семейное неблагополучие. Точки профессиональной помощи», проведённого при поддержке благотворительного фонда «Абсолют-Помощь».

«Нам было важно понять: почему одни семьи „ломаются“, а другие становятся сильнее перед неблагоприятными внешними или внутренними факторами. В какой момент мы можем поддержать семью, а когда стоит не вмешиваться?» — рассказала Аксёнова «Вёрстке».

Оказалось, есть три группы поводов, когда социальные службы обращают внимание на семью: материальное положение и нужды ребёнка (34%), правонарушения (30,4%), а также аддиктивное поведение (32,8%), где 28,2% — злоупотребление родителями (попечителями) алкоголя. Реже службы включаются в работу с семьёй при проблемах с жильём (11%) или состоянием здоровья детей и родителей (6,5%).

И чаще всего службы приходят в семью на этапе так называемого «громкого кризиса», когда семья попала в поле зрения нескольких ведомств. Помогать на этом этапе приходится много, а ресурсов для поддержки семей недостаточно, поэтому эффективность такой помощи низкая. Исследование таким образом может позволить профильным организациям предупреждать кризис, а не решать его, когда ребёнок уже фактически оказывается в детском доме.

Изучив исследование, корреспондентка «Вёрстки» задала Аксёновой вопрос: можно ли прогнозировать, что ребёнок, выросший в любящей семье, которой помогли преодолеть кризис, станет взрослым, участвующим в построении гражданского общества, лучшего мира вокруг себя — и не будет иметь потребности воевать?

Даша и Вика Фельхле недалеко от своего дома в селе Корнилово. Центр поддержки семей и детей «Вместе» помог семье приобрести дрова на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.
Даша и Вика Фельхле недалеко от своего дома в селе Корнилово. Центр поддержки семей и детей «Вместе» помог семье приобрести дрова на зиму, чтобы дети не оказались в приюте. Фото: Дмитрий Яцюк.

«Я говорю об этом в терминах „счастливых людей“. Потому что, на мой взгляд, связка „счастливое детство — счастливые взрослые“ очевидная, — ответила Аксёнова. — Здесь и про осознанность, и понимание ценности жизни, и про неконфликтное общение как максимально эффективное. Для меня счастливые дети — это счастливые взрослые. И до тех пор, пока не будет счастливого детства для максимального количества людей, у нас в стране будет то, что есть сейчас».

С началом «спецоперации» многие НКО и отдельные сотрудники сферы столкнулись с «жесточайшим кризисом» ценностей. Все понимали (и писали об этом президенту), что «война — это гуманитарная катастрофа, которая множит боль и страдания, что «её последствия сводят на нет многолетние усилия» фондов в борьбе за благополучие россиян. Аксёнова не была исключением.

«Для меня 2022 год был, наверное, самым кризисным за всю жизнь, — признаётся в интервью „Вёрстке“ директор „Солнечного города“. — С переоценкой, переосмыслением, зачем я всё это делаю, если всё движется понятно куда. Но я осталась в этой теме, потому что считаю, что даже несмотря на всё происходящее, нам есть чем позаниматься. И в этом можно добиваться результата».

«Россия будет во всём мире процветать»

За благополучие детей и взрослых, которые были лишены семьи, борется и Вика Марчевская из Омска. Она обращает внимание региональных властей на то, что выпускникам детских домов- интернатов негде жить, и поэтому они переезжают в закрытые от общества ПНИ. Она громко заявляет о том, что молодым людям с инвалидностью недоступно образование. Она защищает их право быть родителями.

Но ещё она пишет стихи, обращённые к российским солдатам в Украине. Приводим их с некоторыми сокращениями.

Ты где-то там — на передовой,
Ты защищаешь мой покой.
А я в тылу, что я могу?
Я печки мастерить начну.
Сама я, правда, не умею,
Но я людей объединю
И с Божьей помощью
Отправлю Вам печки -
Вы сейчас в бою…
Пускай они Вас согревают,
И вспомните свой Отчий дом,
Жену, невесту, Мамку с Батей,
И хлеб горячий с молоком.
Согрелись, Братцы, Слава Богу!
Победа с нами на века!
Мы ждём здоровыми домой Вас,
Мы молимся за Вас, друзья!!!!

А другой её текст прославляет мобилизацию.

А мы мобилизацию объявим
И запад вздрогнет и начнёт рыдать!
Победа будет как всегда за нами!!!
РОССИЯ БУДЕТ ВО ВСЕМ МИРЕ — ПРОЦВЕТАТЬ!!!

Идёмте братья, на врага с ПОБЕДОЙ!
Гоните нечесть в преисподнюю пора.
Настало время жить ДОСТОЙНО
во ВСЕЛЕННОЙ!!!
Не бойтесь все СВЯТЫЕ с Вами в ряд

Алексей Сидоренко из «Теплицы» на вопрос корреспондентки «Вёрстки», становятся ли такие НКО, как у Марчевской, милитаристскими от души или сообразно конъюнктуре, отвечает:

«Я поставил бы под сомнение сам вопрос, потому что, на мой взгляд, он ведёт к такому выводу: раз люди делают это от души, значит, это снимает с них общественное осуждение. На мой взгляд, абсолютно не имеет значения, делают они это от души или конъюнктурно. Их мотивация — абсолютно их дело, мне наплевать, если честно, что является их драйвером. Почему? Потому что это всё равно, что спрашивать: ну вот нацисты — они делали это от души, потому что ненавидели евреев, или потому что они хотели выслужиться? Здесь та же ситуация».

Обложка: Дмитрий Осинников
Для обложки использована фотография Дмитрия Яцюка

Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →