Фонящее наследие СССР

Середина прошлого века ознаменовалась масштабной гонкой вооружений. Человек, казалось, приручил атом, создавая всё более мощное ядерное оружие. Чиновники, учёные, военные и рабочие руководствовались девизом «Догоним и перегоним Америку!» и часто не обращали внимания на такие «мелочи», как условия хранения ядерных отходов. Аварии были неизбежны. В итоге мы получили мощнейшее ядерное оружие, которое сегодня тихо убивает россиян в челябинских деревнях, на улицах Москвы, на побережье Вятки и в других местах. «Вёрстка» совместно с проектом «Кедр» публикует материал о том, как гонка вооружений отравила страну.

Часть 1. Маяк и Теча

У Натальи (имя изменено. — Прим. ред.) из деревни Татарская Караболка Челябинской области сегодня радость. Её годовалой внучке наконец-то удалили шестой пальчик на руке. Также врачи смогли убрать и непонятный отросток на голове. О том, что ещё может появиться у малышки в будущем, Наталья старается не думать. Единственное, в чём она уверена на сто процентов: её дети и внуки были бы здоровы, если бы не авария на «Маяке».

29 сентября 1957 года в закрытом городе Челябинск-40 прогремел взрыв. На комбинате № 817 (который позднее получит название «Маяк» и войдёт в состав «Росатома») разорвалась подземная ёмкость с высокоактивными радиоактивными отходами. Челябинскую область накрыло ядовитое облако. Последствия от его воздействия местные жители и потомки тех, кто жил в регионе, ощущают до сих пор.

В 2007 году, к 50-летию аварии на «Маяке», экологи из российского отделения Green­peace провели опрос среди жителей посёлка Муслюмово, расположенного неподалёку от комбината. Оказалось, что они страдают от злокачественных образований в 2,6 раза чаще, чем жители других регионов. По официальным данным, на онкологическом учёте в Муслюмове тогда стояло в 3,6 раза больше людей, чем в среднем по стране.

Начало

«”Маяк” — это производственный комплекс, на котором производятся компоненты ядерного оружия. Он также занимается переработкой отработавшего ядерного топлива и хранением радиоактивных отходов», — рассказывает Надежда Кутепова, правозащитница, специализирующаяся на защите жертв радиации. 

В то время, когда «Маяк» только построили, мало кто в стране понимал, как правильно хранить радиоактивные отходы, и это привело к печальным последствиям.

«Комбинат появился, когда Сталин поручил Курчатову создать ядерное оружие, — говорит Кутепова. — Плутоний был создан в лабораторных условиях, но для производства ядерной бомбы требовались большие мощности. Где их разместить? Выбор пал на Челябинскую область».

Южный Урал идеально подходил для реализации глобальной задачи — самолёт-шпион не мог сюда долететь даже гипотетически. Для охлаждения и работы реакторов требовалось большое количество воды — рядом как раз была река Теча. В 1945 году первые военные и заключённые ГУЛАГа (последних на объекте насчитывалось до 10 тысяч человек) прибыли на территорию будущего Озёрска, чтобы копать котлован и строить реактор. 

 «Вся история “Маяка” омрачена экологическими катастрофами, — говорит Кутепова. — Когда планировали производить плутоний, не представляли, в каких объёмах будут появляться жидкие радиоактивные отходы. Для их сброса нужно было много пресной воды. И куда их стали сбрасывать? В имеющиеся водоёмы». 

Первой пострадала река Теча. На её берегах располагалось 39 населенных пунктов, где жили несколько тысяч человек. Никто не сказал им о том, что вода, которой они поливают огороды, поят скотину, в которой стирают, содержит жидкие радиоактивные отходы. Завод, который построили в верховье реки, был секретным.

Часть населения (около восьми тысяч человек) эвакуировали с берегов. Но некоторые деревни — Муслюмово, Бродокалмак, Русская Теча и другие — остались на месте.

Всё это не могло долго продолжаться без последствий для людей. В 49–50‑е годы, когда «Маяк» сбросил в воду отходы активностью 3 миллиона кюри, 75 % населения села Мюслюмова заболели лучевой болезнью.

С марта 1949-го по ноябрь 1951-го, когда комбинат сливал радиоактивные отходы в реку (за это время в водоём сбросили не менее 2,8 миллиона кюри), облучению подверглись 124 тысячи человек в 41 населённом пункте. 

На здоровье людей в прибрежных деревнях обратили внимание лишь в 1952 году — тогда для них организовали стационар на десять коек. Когда стало понятно, из-за чего селяне массово болеют и умирают, власти решили запретить деревенским жителям пользоваться рекой. Объясняли, что вода отравлена.

«В речке купаться запретили, нас постоянно гоняли патрули, — вспоминает Рафаил Нигаматьянов, житель Муслюмова. — Но во многих местах доступ к воде всё равно был открыт. Мы купались, рыбу ловили, скотина пила, сами воду пили. Тогда всех стали отселять из домов, которые прямо на берегу Течи стоят. Нам говорили: ничего не берите с собой, всё ломайте. А почему нельзя брать, толком не объясняли. Ну как ты своё нажитое оставишь?».

В 1951‑м было принято решение прекратить сброс высокоактивных отходов в Течу и начать хранить их в подземных железобетонных ёмкостях. Среднеактивные отходы тоже прекратили сбрасывать в реку, теперь их сливали в озеро Карачай. Но низкоактивные отходы продолжили сливать в Течу, хотя на берегах всё ещё жили люди.

В течение следующих десяти лет 35 населенных пунктов на берегу реки полностью эвакуировали и ликвидировали до состояния чистой лужайки. Эвакуация происходила жёстко: люди не хотели покидать свои дома, порой их практически выгоняли.

Впрочем, переселить всех жителей так и не удалось. Некоторые люди до сих пор живут на побережье. И дело тут не в их упрямстве, а в том, что денег на переселение хватило не всем.

Катастрофа

Вечером 29 сентября 1957 года, пока жители закрытого города Озёрск смотрели на стадионе футбольный матч, в одном из подземных контейнеров вышла из строя система охлаждения. Отходы стали быстро нагреваться, и в результате произошёл взрыв — настолько сильный, что бетонная крышка толщиной в метр вылетела как пробка из бутылки. Радиоактивные вещества, в основном стронций-90 выбросило вверх примерно на километр, а дальше их стал разносить ветер.

В результате облучению подверглись 272 тысячи человек в 217 населённых пунктах. Радиоактивный след шириной 30–50 километров протянулся на 300 километров. Тысяча квадратных километров была изъята из хозяйственного оборота. Территория, загрязнённая опасными радионуклидами, сегодня известна как ВУРС (Восточно-Уральский радиоактивный след). 

Зона ВУРС частично накрыла Челябинскую, Свердловскую и Курганскую области. С загрязнённой территории было эвакуировано более 100 тысяч человек. По некоторым данным, выброс оценивается в 1 миллиард 200 миллионов кюри, что превышает показатели Чернобыльской катастрофы более чем в 20 раз. Авария получила имя Кыштымской по названию близлежащего города, ведь тогда Озёрск был «секретным». 

На этом мучения местных жителей не закончились. Весной 1967-го обмельчало озеро Карачай, которое «Маяк» использовал в качестве хранилища для среднеактивных радиационных отходов со своего производства. Дно обнажилось, и ветер разнёс радиоактивную пыль, которая там находилась. Она распространилась по территории в 2,7 тысячи квадратных километров, там проживало 42 тысячи человек. В атмосферу вынесло 0,6 миллионов кюри радиоактивности.

Что касается самого озера Карачай, то под ним образовалась подземная линза, содержащая около пяти миллионов кубометров жидких радиоактивных отходов. По словам Надежды Кутеповой, эта проблема была известна ещё в конце 90‑х годов. В своих публикациях специалисты «Маяка» утверждали, что линза движется в сторону Челябинска со скоростью 90 метров в год.

Сегодня таких точных формулировок ядерщики избегают. В интернете на площадках торгов есть данные о закупке «Обеспечения поддержания в безопасном состоянии пункта хранения радиоактивных отходов водоема № 9 ФГУП ПО «Маяк» на 2022–2023 годы» — это и есть Карачай.

«В аналогичном прошлогоднем контракте говорилось “о сформировавшемся ореоле загрязнённых подземных вод площадью более 20 квадратных километров”, — рассказывает Надежда Кутепова. — И о том, что “существует опасность разгрузки этих загрязнённых вод в открытую гидрографическую систему”. Стоимость программы в прошлом году для государственного бюджета — 130,5 миллионов рублей. Граждане России всё это оплачивают своими налогами, но если прорыв линзы произойдёт, как думаете, нас об этом предупредят?».

Наши дни

Проблема вредоносного воздействия радиации на людей, живущих в зоне действия «Маяка», никуда не ушла и сегодня. По данным российского отделения Green­peace, радиоактивное загрязнение по-прежнему представляет угрозу. Удельная активность стронция-90 в пробах воды и рыбы, взятых в 2017 году, оказалась выше российских официальных нормативов.

Несмотря на имеющиеся радиационные проблемы, в последнее время «Росатом» увеличивает объёмы переработки отработавшего ядерного топлива (в том числе иностранного) на комбинате «Маяк», в результате чего образуются всё новые радиоактивные отходы, что ещё больше повышает риски, связанные с уже загрязнённой окружающей средой.

В период с 2001 по 2005 год постоянно повышался радиационный фон на берегу Течи, а в 2004 году ПО «Маяк» произвело незаконный сброс более 60 миллионов кубометров промышленных отходов в многострадальную реку, который привёл к ущербу окружающей среды на сумму 30 миллионов рублей. Тогда, после проверки, инициированной Генеральной прокуратурой РФ, было возбуждено уголовное дело в отношении генерального директора «Маяка» Виталия Садовникова. Результатом судебного разбирательства в 2006 году стало прекращение дела в связи с амнистией, объявленной в честь 100-летия Госдумы.

Согласно сообщению Green­peace, в 2017 году «Маяк» был связан с громким скандалом по выбросу в атмосферу рутения-106. Этот радиоактивный изотоп содержится в отработавшем ядерном топливе и при нарушении технологии переработки может попадать в окружающую среду. Сначала высокие концентрации обнаружили в нескольких европейских странах, а потом выяснилось, что ещё раньше значительные концентрации рутения-106 были обнаружены в населённых пунктах вблизи комбината «Маяк», однако «Росатом» скрыл эту информацию.

Что касается людей, проживающих в загрязнённой радиацией зоне, то наиболее показательны в этой ситуации истории с переселением жителей Муслюмова.

«Из Муслюмова людей отселяли двумя способами, — рассказывает Надежда Кутепова. — Кому-то выдавали жилищный сертификат по федеральной целевой программе “Жилище”. Но право на его получение было не у всех, только у нуждающихся. Другой способ — это программа 2005–2010‑х годов, которая была принята «Росатомом» под давлением экологических организаций. «Росатом» выделил 600 миллионов рублей и заключил договор с «Маяком», чтобы тот провёл добровольное отселение жителей. В свою очередь «Маяк», который должен был выдать людям деньги взамен на дома, не хотел этого делать по юридическим соображениям, ведь сдаваемые дома тогда числились бы как собственность на его балансе».

В результате был создан Фонд содействия отселению Муслюмова, через который и проводились деньги для отселяемых жителей. Впрочем, деньги быстро закончились ёще до того, как всех переселили. А самым заметным результатом программы стало возбуждение уголовного дела по ст. 159 УК РФ (мошенничество) в отношении руководства Фонда.

«Государство нас просто кинуло, — считает Венера Нигаматьянова, жительница Муслюмова. — Когда мы пытались хоть как-то решить вопрос с переселением, нам каждый раз предлагали это сделать за откат: два миллиона дадим, но вы полмиллиона назад верните. Но почему так? Где наша вина, что эту землю облучили?».

Как было установлено следствием, председатель Фонда Александр Родионов и его персональный водитель Александр Губанов действительно заставляли переселенцев делиться деньгами: из каждого положенного им миллиона 550 тысяч рублей уходили ООО «Ресурс-Плюс», фирме-однодневке. Потом деньги исчезли, Родионов скрылся в неизвестном направлении, а виновным суд признал Губанова, приговорив его к четырём годам заключения условно.

В декабре 2011 года «Росатом» официально завершил работу по отселению в Челябинской области. Муслюмовцев признали пересёленными. При этом большинство из них переехали в дома в двух километрах от своих предыдущих жилищ, а некоторые и вовсе остались на старом месте.

Но если муслюмовцев хотя бы куда-то переселяли, то жителей, например, Татарской Караболки, попавшей в зону Восточно-Уральского радиоактивного следа, и вовсе не стали беспокоить. Почему — местные жители до сих пор не знают.

«Каких только предположений не звучало. Говорили даже, что местные селяне с вилами военных встретили. Ерунда, конечно, — говорит жительница Татарской Караболки Светлана Абдрахимова. — В Русскую Караболку, что в двух километрах отсюда, когда пришли переселять, военные с людей просто срывали одежду до нижнего белья, закидывали всех в грузовые машины, ничего не разрешали брать. У местных на глазах расстреливали собак, коров… А тут якобы пришли, а им не дали ничего делать. По документам должны были переселить в 1958 году. Думаю, обсчитали, в какую сумму это государству обойдётся, и всё на этом».

Чаще всего жители деревень в зоне Восточно-Уральского радиоактивного следа страдают онкологией и сосудистыми заболеваниями — как и те, кто жил или живёт на берегах Течи и озера Карачай. По словам местных, в каждом доме есть тот, кто болеет или уже умер от рака.

Официально считается, что территория села пригодна к жизни, и в целом уровень радиации здесь якобы ниже, чем в некоторых городах. Но, по словам местной предпринимательницы Лилии Сулеймановой, её сыну даже не дали кредит в банке, узнав, что он хочет строить дом в Татарской Караболке. Объяснили: «В другом месте — пожалуйста, только не здесь».

Согласно отчёту Green­peace, уже 15 лет назад уровень загрязнения данной территории по стронцию-90 не превышал 3 кюри на квадратный километр, и местные жители утратили возможность для переселения, так как по закону «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» отселение возможно только при загрязнении стронцием-90 свыше 3 кюри на квадратный километр.

Можно предположить, что за десятилетия земля действительно частично очистилась от радиации, но на здоровье людей она явно всё ещё сказывается. В их организмах смертельные элементы продолжают накапливаться, проявляясь генетическими поломками и страшными болезнями в каждом последующем поколении.

Часть 2. Хорда

В конце апреля 2022 года в Москве по адресу Каширское шоссе, 78А был обнаружен подозрительный «камушек» — плоский предмет излучал радиацию свыше семи микрозиверт в час (700 мкР/ч) при средних значениях, характерных для Москвы, в 0,1–0,3 мкЗв/ч. На место были вызваны сотрудники полиции и МЧС. Последние, правда, так и не приехали. 

Андрей Ожаровский, инженер-физик, эксперт программы «Безопасность радиоактивных отходов» говорит, что подобные находки встречаются в этом районе Москвы нередко. Всему виной расположенный на берегу Москвы-реки могильник химических и радиоактивных отходов Московского завода полиметаллов, который разворошили при строительстве новой дороги.

Московский завод полиметаллов (МЗП) появился в 1932 году. До Второй мировой войны там было налажено производство редких минералов и их соединений. В конце 40‑х годов завод передали Министерству среднего машиностроения, ответственному за ядерные проекты, после чего объект стал засекреченным.

Теперь там производили редкие элементы и торий для атомной отрасли. У 46 людей, работавших на заводе в 1947–1959‑х годах, развилась хроническая лучевая болезнь.

Начиная с 30‑х завод полиметаллов хоронил на своей и прилегающей территории отходы, иной раз создавая стихийные свалки. Отходы пересыпали глиной, которая выступила в роли пластичного саркофага для могильника. По словам Сергея Власова, муниципального депутата района Печатники, на берегу Москвы осталось лежать 60 тысяч тонн (32 тысячи кубометров) радиоактивных отходов. 

МЗП перестал работать с радиационными материалами только в семидесятые. Сейчас он входит в состав топливной компании «ТВЭЛ», принадлежащей «Росатому», и, как заявляется, обеспечивает системами управления и защиты 42 реактора на шестнадцати АЭС.

В 2006–2007‑х годах, когда нынешний мэр Москвы Сергей Собянин возглавлял топливную компанию «ТВЭЛ», в состав которой входит завод полиметаллов, он работал в одном из её административных зданий, которые находились рядом с заводом. Тогда вокруг территории и хвостового хозяйства был забор и охрана. «Пусть всё это было ветхим, но у отходов, по крайней мере, был хозяин», — говорит Ожаровский. В 2008 году Собянин ушёл работать в правительство России. Одновременно исчез и забор, а загрязнённая территория и могильник были переведены на баланс Москвы.

Давняя история с радиоактивными отходами всплыла на поверхность, когда в районе Москворечье-Сабурово началось строительство Юго-Восточной хорды, которая, по задумке властей, позволит разгрузить транспортные потоки в столице.

Против выступили местные жители, экологи и общественные активисты, которые были уверены, что строительные работы нанесут непоправимый вред экологии и людям, живущим в этом районе. По их мнению, из разворошённого холма с радиоактивными отходами на берегу реки Москвы радиоактивный мусор и пыль попадают в воду и воздух.

Андрей Бочкарёв, заместитель мэра Москвы по вопросам градостроительной политики, в интервью «Редакции» рассказал, что строительство хорды идёт на территории рядом с полосой железной дороги — мол, там нет никаких захоронений радиоактивных веществ и фон не превышает нормального промышленного уровня.

Алексей Лужецкий, генеральный директор ФГУП «Радон», утверждает, что радиоактивные загрязнения в месте строительства хорды есть, но не в таком объёме, чтобы мешать стройке. По словам Лужецкого, там также есть радиационно-загрязнённый грунт, который имеет повышенную мощность дозы, но он не относится к классу радиоактивных отходов. Грунт замеряют, и тот, который превышает допустимое значение в 0,3 мкЗв/ч, пакуют в специальные мешки и вывозят в специальное место хранения.

В 2020 году Сергей Собянин опубликовал на своем сайте сообщение о том, что руководство столицы столкнулось «с уникальной, из ряда вон выходящей проблемой – радиоактивными отходами, которые в 50–60‑е годы Московский завод полиметаллов складировал на своём заднем дворе». 

«Позднее эта загрязнённая территория была возвращена городу, — писал мэр. — На склоне Москвы-реки, за территорией завода полиметаллов действительно имеются пятна радиоактивного заражения, доставшиеся по наследству от деятельности завода ещё в советские времена. К сожалению, сам Московский завод полиметаллов не предпринимает никаких усилий для ликвидации экологического ущерба, так как формально теперь это не его территория. Поэтому мы взяли эту задачу на себя. <…> Когда сталкиваешься с радиацией, первой реакцией бывает желание бежать без оглядки. В нашем случае — бросить эту хорду и склон вместе со всеми порождёнными ими проблемами. Но что это значит? Оставить радиоактивную помойку в наследство детям и внукам. Я считаю, что ответственные родители так не поступают. Раз уж мы столкнулись с этой проблемой, нам её и решать. Сколько бы это ни стоило, и сколько бы времени ни заняло. В результате этой работы мы одновременно решим сразу две задачи — построим хорду, радикально улучшив транспортную ситуацию, и ликвидируем радиоактивную помойку».

Это сообщение особенно удивительно, если учесть, что Московский завод полиметаллов входил в компанию «ТВЭЛ», которой раньше руководил Собянин. Мог ли он не знать, что у него за окном радиоактивная свалка?

Противников хорды выступление мэра не убедило. Если сначала и возникла надежда, что вопрос с захоронением решат, то она быстро развеялась. Холм радиационных отходов просто оградили забором, а всю территорию за ним, которая нужна для застройки, посчитали условно чистой.

Активисты вновь начали протестовать, и тогда в их адрес начались преследования. У несогласных под разными предлогами стали проходить обыски. «Два года назад, в марте 2020 года, была разогнана “Оборона склона” — мирный круглосуточный протест жителей Москвы против строительства Юго-восточной хорды на территории могильника радиоактивных отходов, — рассказывает Сергей Власов. — Были задержаны 63 человека. С той поры стройка перешла в активную фазу».

Протестовали не только активисты. В 2011 году о загрязнении на территории строительства сообщало российское представительство Green­peace. Экологи отправили письма в МЧС, правительство Москвы и в НПО «Радон». Они указали точные координаты опасных мест и потребовали незамедлительно принять меры:  ограничить доступ к опасным участкам и приступить к дезактивации территории. 

В октябре 2019 года российский Green­peace совместно с организацией «ТехноТерра» провёл измерения на участке могильника, где сегодня идёт стройка. Лабораторный анализ проб выявил, что часть грунта у МЗП по российскому законодательству относится к радиоактивным отходам. Ранее был сделан анализ грунта с другого склона могильника, обращённого к Москве-реке — там также обнаружили залежи радиоактивных отходов, содержащие торий, радий и уран.

По данным Green­peace, «при попадании радионуклидов в организм человека с дыханием и пищей происходит внутреннее облучение, которое повышает риски онкологических и других заболеваний. Строительные работы на этой территории могут привести к подвижкам грунта, оползням, обнажению радиоактивных отходов, их вымыванию и выветриванию».

По словам Сергея Власова, правительство Москвы выделило 80 миллионов рублей на выемку 450 кубометров радиоактивного грунта. «Радон» вывез ровно это количество, а всё остальное смешали с песком. Площадку сдали как «чистую».

«Когда “Радон” закончил работы, в мае 2020 года мы обнаружили на месте котлована огромную лужу ядовито-зелёного цвета, — вспоминает Власов. — Мы туда ночью пробрались, взяли пробы и отдали в лаборатории Москвы и Петербурга. В воде было выявлено многократное превышение предельно допустимых концентраций мышьяка, кадмия, свинца и многих других опасных веществ, а также присутствовали радиоактивные вещества. Застройщик не знал, что делать с этой лужей, поэтому решил вырыть траншею и слить воду просто на землю. Когда мы это увидели, сразу вызвали МЧС и полицию».

В отделении полиции активисты написали заявление с требованием привлечь «виновных в экологическом преступлении» к ответственности. Обращение к правоохранителям дало противоположный результат: через какое-то время на всех заявителей были составлены протоколы об административном правонарушении — якобы они не подчинились законным требованиям полиции. Так началось дело «Зелёной лужи», которое продолжается до сих пор.

«У нас полностью “нарисованное” дело, — говорит Власов. — Сейчас, после двух лет жалоб и судов, справедливость наконец-то восторжествовала. По делу «Зелёной лужи» возбуждено уголовное дело по факту подделки наших подписей, а нас признали потерпевшими. Экспертиза, которая есть у нас на руках, показала, что подписи других полицейских и наши подписи в протоколах подделаны капитаном полиции Злобиной Е. В., сотрудницей ОВД “Москворечье-Сабурово”. Теперь я повторно пойду в кассацию, чтобы отменить решение по делу о неповиновении требованиям сотрудников полиции в отношении меня. Мы вызвали МЧС на место событий и поехали в ОВД для написания заявления об экологическом преступлении, никакого неповиновения не было. Кто бы ещё привлёк к ответственности сотрудников “Радона” и строителей Ротенберга, сдавших площадку под строительство хорды с огромной зелёной, загаженной химией и радиоактивными элементами лужей?».

В августе 2020 года началось активное строительство дороги. Сегодня мост почти построен. Строители переворошили очень много грунта. Основное тело могильника по-прежнему остаётся на территории завода и на склоне реки Москвы.

«Поднятые на поверхность радиоактивные вещества смываются в реку, — уверен Сергей Власов. — Дно Москвы давно загрязнено, и это официально зафиксировано нами с МЧС. Но власти всё равно не хотят реагировать».

Часть 3. Могильник на Вятке

Кирово-Чепецкий химкомбинат (КЧХК) был гигантом промышленности в СССР. 

Он был основан в Кирово-Чепецке в 1938 году для выпуска фосфора и его соединений. В 1946 году на заводе запустили производство по наработке гексафторида и тетрафторида урана. В 1951‑м предприятие подключили к созданию термоядерного оружия, поручив наработку лёгкого изотопа лития. Когда гонка вооружений сошла на нет, завод в основном занимался производством пластмассы и минеральных удобрений.

После того, как с развалом Союза предприятие разделилось на более мелкие, остались поля отходов: около 440 тысяч тонн радиоактивных и около двух миллионов тонн ртутьсодержащих химотходов.

Часть отходов размещена в глиняных траншеях в пойме реки Вятки. Хранилища заливают дожди, размывают грунтовые воды, опасные радионуклиды попадают в окружающую среду.

Но здесь, в отличие от ситуации с могильником МЗП, власти признали проблему, и у опасных отходов появился хозяин. Были проведены работы по снижению опасности брошенных радиоактивных отходов.

Кировский губернатор (в тот момент Никита Белых. — Прим. ред.) написал заявку в «Росатом» и попросил решить проблему с этим «наследием». Тогда регион попал в федеральную целевую программу «Обеспечение ядерной и радиационной безопасности». 

Сейчас могильники прикрыты глиной, ограждены колючей проволокой, поставлена охрана. Перевезти такой объём отходов или упаковать невозможно, но, по крайней мере, их опасность снижена.

«Решение по свалке с радиоактивными отходами химического комбината в Кирово-Чепецке Кировской области можно рассматривать как пример хоть какого-то решения проблемы бесхозных могильников», — считает эколог и физик-ядерщик Андрей Ожаровский. 

«Перестанут ли эти отходы когда-нибудь “фонить”, зависит от изотопного состава, — говорит эколог. — Если брать цезий, то у него период полураспада 30 лет, но десять периодов полураспада должно пройти, чтобы вещество распалось почти полностью. К слову, на комбинате “Маяк” в Озёрске строят могильники сроком службы в 300 лет. А вот на химкомбинате Кирово-Чепецка и Московском заводе полиметаллов другая история. Там природные радионуклиды (торий и уран), и у них период полураспада миллиарды лет: у тория-232 более 14 миллиардов лет, у урана-238 — около 4,5 миллиарда лет. И эта радиация с нами точно навечно».

В природе уран и торий тоже существуют, но там они не представляют опасности. Это не только редкие, но и рассеянные металлы, они содержатся в глубине месторождений с очень низкой концентрацией (примерно 1:1000).

«Что сделал человек? — рассуждает Ожаровский. — Их оттуда выковырял, сложил, например, в Москве и в Кирово-Чепецке. И это навсегда. Чем опасен объект в Кирово-Чепецке? Могильник на берегу Вятки, а это питьевая река. И он находится выше по течению, чем город Киров. Все эти поля-отстойники расположились в месте слияния рек. Если вдруг будет лето сильно водное, то возможно затопление самих могильников. Пока такого, к счастью, не было, но опасность остается».

Эколог говорит, что не существует способа решить все эти проблемы окончательно. Именно поэтому в большинстве стран правительства постепенно отказываются от атомной энергетики. Они поняли, что отходы серьёзно влияют на качество жизни людей на много поколений вперёд.

Что можно сделать, чтобы уменьшить вред от российских объектов, в каждом случае стоит обсуждать отдельно. «Но программа минимум и для “Маяка”, и для Московского завода полиметаллов такая же, как в Кирово-Чепецке: признание проблемы региональными властями, — объясняет Ожаровский. — Они должны вслух заявить: да, у нас есть могильник, есть неблагоприятные природные объекты, фактически — хранилище радиоактивных отходов».

По словам эколога, региональным властям стоит просить помощи у федеральных, ведь захоронения — наследие федеральных проектов. «И конечно, на всех этапах необходимо полноценное участие общественности, — считает Ожаровский. — Люди, живущие рядом с опасными объектами, с местами размещения радиоактивных отходов, имеют право не только обладать информацией о воздействии этих объектов на окружающую среду и их здоровье, но и участвовать в принятии решений о том, как опасное влияние уменьшить». 

Как облучение влияет на здоровье

Есть внешнее и внутреннее облучение. Они совершенно по-разному влияют на человеческий организм. Внешнее облучение — это то, чему человек подвергается в самолёте или на рентгене. Он получает некоторую дозу радиации, и для здоровья это не полезно. Поэтому существуют санитарные нормы, согласно которым нельзя делать флюорографию чаще раза в год. 

«Если часто делать, вред превысит пользу, — говорит Андрей Ожаровский. — Флюорографию мы делаем, осознавая вред для здоровья, вызываемый этим облучением. Но недиагностированный туберкулёз хуже, а других способов быстрой и надёжной диагностики нет. Поэтому все согласны, что мы будем иметь небольшой риск радиационно-индуцированных заболеваний, но за это человек получает гарантию, что у него нет лёгочных заболеваний. Это бухгалтерская вещь: баланс пользы и вреда. И это всё же внешнее воздействие».

Куда большая опасность возникает, если радионуклиды попадают внутрь организма. Это может произойти, например, при вдыхании радиоактивной пыли. Тогда человек начинает постоянно облучаться изнутри.

«Кроме того, внешнее альфа-облучение человеку обычно не опасно, если только не нанести его прямо на кожу, — объясняет эколог. — Потому что пробег альфа-частиц в воздухе — несколько сантиметров, они не проходят сквозь лист газетной бумаги и одежду. А когда у человека радиоактивные частицы распадаются внутри и нет никакого барьера? Те же альфа-частицы очень энергичные, они начинают разрушительную работу внутри организма человека».

Он рассказывает, что у жителей Чернобыля, которые вдохнули пыль и гарь с ураном и плутонием, она осела в лёгких. После этого на флюорографии они выглядели размытыми. Излучение внутри органов было настолько сильным, что мешало сделать снимок. Иногда даже возникал эффект «звёздного неба» — отдельные осевшие в лёгких радиоактивные частицы засвечивали рентгеновский снимок.

По данным Всемирной организации здравоохранения, превышение допустимой дозы радиационного облучения в долгосрочной перспективе может привести к повышению риска развития онкологических заболеваний. Во время ядерных аварий может происходить выброс радиоактивного йода, который при вдыхании или попадании внутрь организма накапливается в щитовидной железе, что повышает вероятность развития рака.

При воздействии радиации на организм человека деформируется ДНК клеток, что приводит к мутациям и генетическим повреждениям. Деструктивный процесс может запустить всего одна частица радиоактивного вещества.

«Внутреннее облучение — это то, чего нужно избегать, — говорит Андрей Ожаровский. — Именно поэтому атомщикам говорят, что они на сто процентов не должны допускать попадания опасных радионуклидов в окружающую среду ни из протекающих могильников, ни при авариях. В противном случае на столе оказывается и рыбка с радионуклидами, и овощи, и грибы».

Фото на обложке: Фёдор Телков

Изольда Дробина