«Приходится нам просить и орать, чтобы нас услышали». В чём жители Курской области винят российские власти?
Родственники россиян, оставшихся в Судже, пытаются вызволить близких из оккупации
Жители Курской области, чьи родные живут на территории, оккупированной ВСУ, недовольны бездействием российских властей. Они считают, что Россия не делает ничего, чтобы эвакуировать своих граждан, а на днях произошло то, чего они больше всего боялись, — во время обстрелов на интернат в Судже, где жили мирные жители, упала авиабомба. «Вёрстка» поговорила с жителями области о том, как они пытаются спасти своих близких.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Авиаудар по Судже и неправильный список пропавших без вести
1 февраля на здание школы-интерната в городе Суджа упала авиабомба. Город на территории Курской области уже полгода находится под оккупацией ВСУ. Под завалами, по разным данным, оказались от 80 до 95 местных жителей — пожилые люди, которые постоянно жили в интернате. Украина заявила, что удар по своим гражданам нанесла Россия, российская сторона обвинила в сбросе бомбы Украину.
Произошедшее сильно напугало родных тех, кто жил в интернате, рассказала «Вёрстке» жительница Курска Валерияi. «Это ужасно. Мы, родственники тех, кто там, в трансе», — написала она.
Смерть во время обстрелов — то, чего больше всего боялись родные оставшихся в Судже россиян. За последние полгода с момента вторжения ВСУ в Курскую область родственники объединились и много раз пытались привлечь внимание власти: писали письма в администрацию президента, запускали акцию с лозунгом «Я/Мы нужные люди Суджа» в соцсетях. В январе, после того, как омбудсмен Татьяна Москалькова опубликовала список пропавших без вести в Курской области, местная жительница Любовь Прилуцкая записала видеообращение, в котором назвала документ «плевком в лицо людям». Прилуцкую, у которой в оккупации живут пожилые родители, как и других родственников пропавших без вести, возмутило качество списка — в нём одновременно не хватало фамилий и были лишние имена.
Возмущённые родственники начали составлять свой список и опубликовали его в открытом доступе. Сейчас в нём свыше 1100 человек, и ежедневно число фамилий растёт. Среди пропавших много пожилых, есть дети. Активисты из числа родственников, с которыми поговорила «Вёрстка», считают, что реальный список пропавших без вести в три раза больше — на оккупированной территории, по их данным, может находиться до 3 тысяч российских граждан.
Новый врио губернатора Курской области Александр Хинштейн пообещал, что совместно с родственниками, волонтёрами и полицией подготовят новый исчерпывающий перечень пропавших граждан России. Но эта работа — только часть того, чего хотят родные. Они рассчитывают на то, что Россия и Украина проведут переговоры и договорятся об открытии «зелёного коридора» — временной необстреливаемой зоны, по которой Россия сможет вывезти своих граждан.
«Если бы не эти видео, мы были бы в полном неведении и полном ужасе»
Валерия, уроженка посёлка Гончаровка Суджанского района, дважды видела свою 61-летнюю мать в украинских видеосюжетах. Уже полгода она не пропускает ни одного ролика на YouTube. Первый раз, когда Валерия узнала маму на видео, она мелькнула в кадре буквально на несколько секунд.
«Там показывали территорию интернета, людей, у которых были разрушены дома. Мама стояла возле ограждения, её мельком показали», — рассказывает женщина. Валерия оставила комментарий под видео и через некоторое время женщина появилась в новом ролике — на камеру подтвердила, что с ней всё в порядке.
Валерия с мужем, маленькой дочкой и матерью-пенсионеркой всю жизнь прожили в своём доме в пригороде Суджи. За два с половиной года войны семья привыкла к постоянным обстрелам. В подвале дома, по словам Валерии, у них всегда лежал небольшой запас продуктов и фонарики. В дни, когда обстрелы были особенно сильные, они вчетвером на машине уезжали в Курск и пережидали в собственной квартире. Переехать насовсем они не решались.
«Курск, как по мне, это не такой город, на который стоит променять жизнь в собственном доме, — объясняет свою логику Валерия. — У нас в Судже было многое из того, что есть в Курске и даже ничуть не хуже. Всё было в шаговой доступности. Тебе не надо было тратить час-полтора, чтобы съездить в магазин. Всё было хорошо. Так мы считали тогда».
В конце июля 2024 года Суджу стали обстреливать чаще, чем обычно. Ходили слухи, что ВСУ готовит вторжение, вспоминает женщина. К началу августа в Судже украинские дроны уже подбили автомобильные заправки и местные жители ездили заправлять машины в соседний Беловский район, старались без нужды не выезжать из дома — но вс§ ещё надеялись, что «обойдётся», говорит Валерия.
Семья Валерия и её соседи не верили, что будет обострение до тех пор, пока в ночь на 6 августа украинские войска не начали вторжение. Услышав первые выстрелы, Валерия с мужем и дочкой собрались немедленно уезжать. Мать-пенсионерка, несмотря на уговоры и слёзы дочери, ехать отказалась. Она читала телеграм и верила словам губернатора области Алексея Смирнова о том, что украинскую диверсию успешно пресекли. «Мама сказала, что всё нормально: написали же, что всё под контролем, не надо паниковать», — рассказывает Валерия.
Тогда переубеждать пенсионерку никто не стал — ребёнок и так был уже напуган, и Валерии «не хотелось ещё больших стычек». Но сейчас она понимает, что надо было попросить мужа насильно посадить маму в машину.
С собой Валерия взяла несколько детских вещей, самокат дочери и табуретку в квартиру. Семья рассчитывала, что уже вечером вернётся обратно.
«Мы все уезжали без ничего. Многие были в ночнушках, в летних тапках, в домашнем. Мы не думали, что больше не приедем. Раньше были обстрелы, мы выезжали, на подъезде к Судже стояли и возвратились благополучно. А в этот раз мы не вернулись», — говорит она.
Через несколько часов Валерия прочитала в новостях, что украинские войска вошли в Суджу. «С утра там уже не было света и воды, связь была местами, к обеду связь вообще перестала существовать. Я не могла дозвониться ни маме, ни знакомым», — вспоминает она. Несколько дней женщина пыталась найти людей, которые смогли бы вывезти её мать. От знакомого, которому в ночь с 7 на 8 августа удалось выбраться из Суджи, она узнала, что 7 августа мама была жива.
Через четыре дня Валерия нашла волонтёра, который, по её словам, был связан с российской армией. Он согласился бесплатно поехать в Суджу и вывезти её мать. «Он доехал до нашего кольца — заезда в Суджу, проехал до второго кольца, и началась стрельба с двух сторон. Перед ним машину подбили, он забрал с этой машины „трёхсотых“ и уехал. Потом позвонил и сказал: „Извини, я не смог доехать“».
На протяжении августа Валерия надеялась, что МЧС организует эвакуацию мирных жителей, но к осени ей стало ясно, что этого не будет. «С сентября я ходила как труп. Ты вроде делаешь какие-то манипуляции с обычной жизнью, но ты не понимаешь, зачем ты это делаешь».
Из украинских роликов Валерия знает, что в Судже нет электричества и воды, но раз в неделю жителям привозят гуманитарную помощь.
Валерия не считает, что украинские военные могут жестоко обращаться с её мамой, и не верит тем, кто говорит, что украинские видео — это постановка:
«Если бы они хотели делать постановку, они бы взяли группу из 30 человек и периодически бы её снимали. Но они на своих видео столько людей показали! Благодаря этим видео мы знаем, что люди остались там, мы их опознали, нашлись родственники. Если бы не эти видео, мы были бы в полном неведении и полном ужасе».
Через украинские ролики Валерия узнала, что её мама живёт на территории бывшей школы-интерната вместе с десятками других пенсионеров. В интервью, которое Валерия дала «Вёрстке» за два дня до того, как интернат был разрушен, женщина так описывала жизнь там:
«Пожилых людей, которые живут в интернате, кормят горячим питанием. Там у них стоит куб с водой, еду, газ, горелки всё это Украина привозит. Хотя им, наверное, это тоже не просто, они несут затраты на чужих людей. Пожилые люди находятся в тепле, как-то там приспособили им печки в комнатах. Как бы понятно, что это противоборствующая сторона, но нормальное отношение всё-таки оно есть. Неизвестно, конечно, что там на окраинах. Но там, где массово находятся люди, всё нормально».
1 февраля, когда появились сообщения о том, что на интернат упала авиабомба, Валерия написала, что пребывает в ужасе от новостей. В тот момент женщина не знала, была ли её мать в интернате. «И это не конец. Чего мы очень и боимся», — написала она, подразумевая, что обстрелы оккупированной территории продолжатся.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Если вдалеке бухало, то мы к этому были привыкшие»
82-летняя мама Надежды тоже жила в интернате в Судже. Но накануне Нового года Надежда узнала, что пенсионерку перевели жить в частный дом, где за ней начали ухаживать другие местные жители.
До вторжения ВСУ пожилая женщина, по словам Надежды, жила в центре Судже в однокомнатной квартире. У неё были проблемы с подвижностью рук, но она могла о себе позаботиться — подогреть еду, сходить в магазин возле дома. Для того, чтобы помыться, ей уже требовалась помощь. Поэтому в банные дни дочь забирала мать к себе.
По словам Надежды, за два с половиной года войны семья привыкла жить под регулярными обстрелами:
«Если совсем сильный обстрел, прятались. Если вдалеке бухало, то мы к этому были привыкшие. После того, как начали дронами бомбить заправки, это, конечно, всех насторожило, но всё равно никто не собирался уезжать.
5 августа Надежда вместе с мужем села на поезд до Краснодара и поехала в отпуск. Её мать осталась дома. По словам Надежды, отпуск был запланирован ещё за три месяца, никакого предчувствия, что домой они не вернутся, у неё не было. В ночь с 5 на 6 августа Надежда ехала в поезде и проснулась от звуков оповещений мобильного телефона. Взяв мобильный в руки, она увидела, что в курских телеграм-каналах начали выкладывать фотографии украинской техники. Но тогда, по словам Надежды, она ещё не поняла, что произошло вторжение.
«Позвонила маме, спросила, что происходит, — вспоминает Надежда. — Прилёт был около неё. Видимо, рядом с её домом были какие-то военные объекты, раз целились туда. Она жила на первом этаже многоквартирного двухэтажного дома. И там рядом стояли сараи какие-то. Мама сказала, что в этих сараях выбило стёкла, а сама она не пострадала».
В тот момент, по словам Надежды, у неё «и в мыслях не было» предложить маме эвакуироваться: «Потому что ну обстрелы и обстрелы. Прошёл обстрел, всё успокоилось, и дальше люди пошли на работу как обычно».
Когда через несколько часов дозвониться до мамы уже не удалось, а коллеги в рабочем чате выложили фотографии украинской техники на территории Суджи, Надежда поняла: нужно «бить во все колокола».
По её словам, она обратилась в МЧС, а через два дня — к местным жителям, которые под обстрелами вывозили оставшихся в Судже людей, но эвакуировать маму не удалось: «Мне сказали, что вывозят с окраин города, куда ещё ВСУ не дошло. Моя мама жила в центре города, и туда уже не ездили».
Спустя месяц, в сентябре, Надежда увидела мать на одном из украинских видео. Из сюжета она узнала, что её мама вместе с другими пенсионерами живёт в здании бывшей школы-интерната. Через два месяца из Суджи вывезли первую и, на данный момент, единственную группу людей — по итогам российско-украинских переговоров из зоны боевых действий эвакуировали 46 человек. Надежда узнала, что среди выехавших есть женщина по имени Ольга, которая жила в интернате:
«И она рассказала мне, что помнит мою маму, и помогала ей. Кормила её, ухаживала. Сказала, что мама жива-здорова и какие-то лекарства Украина предоставляет».
Спустя ещё месяц, накануне Нового года, Надежда узнала, что её мать распределили жить в частный дом — подселили к семье, которой поручили за ней ухаживать. Надежда говорит, что это известие её успокоило, но она бы хотела, чтобы мама поскорее оказалась вне зоны боевых действий.
«Они патриоты своей страны»
«Естественно, решение о каких-то реальных гуманитарных коридорах принимается на уровне выше губернатора. Поэтому мы хотим, чтобы наши мысли были донесены до самого верха», — объясняет в разговоре с «Вёрсткой» Любовь Прилуцкая. До начала полномасштабного вторжения в Украину она занималась провластным активизмом и политикой — участвовала в праймериз «Единой России», состояла в «Общероссийском народном фронте» и была соорганизатором местного политического клуба «Точка зрения». В последние три года Прилуцкая занимается детьми и даёт финансовые консультации. Решение уйти из политического активизма сама она объясняет двумя причинами — недавно она родила четвёртого ребёнка и ушла в декрет, а ещё в стране «поменялась ситуация с гласностью и открытостью».
В Суджанском районе у Прилуцкой остались родители — 71-летняя мать и 66-летний отец. Они жили в селе Заолешенка в пригороде Суджи и оказались в оккупации уже в первые часы после вторжения ВСУ. Любовь рассказывает, что много раз пыталась убедить родителей переехать, но они, прожившие на одном месте 40 лет, отказывались.
«Мои родители очень доверяют своему государству. Поэтому они мне сказали: „Чего ты переживаешь? У нас ничего не будет, здесь всё будет хорошо, мы никуда не поедем“, — рассказывает Прилуцкая. — Когда обстрелы участились, мы с сестрой настаивали, чтобы родители переезжали, но они не захотели».
Когда началось вторжение ВСУ, жители Суджанского района не понимали, что украинские войска зашли на территорию Курской области, и думали, что просто начался очередной обстрел, говорит Любовь: «Мы с родители созвонились по видеосвязи. И мама с папой сказали: „Ну стреляют, ну посидим, ничего страшного“. А областная власть [в это время] публиковала посты о том, что вооружённые силы России не допустили прорыва государственной границы и не надо поддаваться провокациям».
С тех пор Прилуцкая ни разу не говорила с родителями, но от местного журналиста, которому удалось попасть на оккупированную территорию, она узнала, что они живы, но в посёлке нет электричества, воды и газа. На видеозаписях из Суджанского района, которые публикуют ВСУ и украинские СМИ, Любовь родителей ни разу не видела.
«Скорее всего, мои родители никак не взаимодействуют с оккупантами, — говорит Любовь. — Они патриоты своей страны. Хорошо, если они просто украинцев развернут и не будут с ними общаться, потому что если будут общаться, это будет тяжёлый разговор».
В Судже у Любови, по её словам, живёт ещё одна пожилая родственница — жена брата её отца. Любовь видела её на украинских роликах из интерната, но не знает, жила ли она там и была ли в здании в момент обстрела. «Первое время полагали, что раз она снялась на видео, то живёт в интернате, — рассказывает Любовь. — Но я пересмотрела видео на днях и сообразила, что она могла там и не жить: к этому моменту я уже знала, что в интернате выдавали гуманитарную помощь и люди туда за ней приходили».
«Счёт идёт не на месяцы и даже не на недели»
Организация гуманитарного коридора — единственный способ спасти мирных жителей от гибели под обстрелами, считают родственники оставшихся в Судже россиян. Для того, чтобы это произошло, нужно, чтобы Россия и Украина договорились о временном прекращении огня и организовали вывоз мирных жителей с оккупированной территории.
«Москалькова говорит, что она работает. Конечно, она не будет раскрывать деликатные вещи, но уже шесть месяцев прошло, — рассуждает Надежда. — Я не знаю, сколько ещё нужно договариваться? Счёт идёт не на месяцы и даже не на недели. Там люди гибнут и умирают даже своей смертью, не выдерживают».
Любовь Прилуцкая рассуждает о том, что большинство россиян не понимают, что происходит в Судже:
«Люди не знают о масштабе трагедии, не знают, что там 3 тысячи человек. Какие-то серьёзные теракты или, например, „Зимняя вишня“ вызывают формирование стихийных мемориалов, сочувствие людей. Но поскольку о Судже и о том, что там три тысячи человек, никто по телевизору не говорит, и приходится нам самим просить и орать, чтобы нас услышали, то и отношение россиян соответствующее. Они могут об этом узнать только от нас в интернете».
Валерия, с которой мы разговаривали за несколько дней того, как на интернат в Судже была сброшена авиабомба, признавалась, что больше всего боится активных боевых действий на оккупированной территории:
«Говорят, что наши применяют ФАБыi, от ФАБов живого места не остаётся. Лучше даже не думать о таком. Но очень страшно, если начнутся сильные бои, сколько может пострадать мирного населения?»
Через два дня после разрушения интерната Валерия сказала «Вёрстке», что в момент обстрела её мамы в здании не было.
2 февраля российский оппозиционный политик Лев Шлосберг опубликовал обращение родственников людей, оставшихся в Судже. В нём говорится, что накануне авиаудара по интернату жители Суджи «собирались пешком идти на границу с белыми тряпками, лишь бы спастись». По данным авторов обращения, в Судже нет людей и специальной техники, чтобы разбирать завалы разрушенного интерната и вытаскивать людей. «Мы 7 месяцев бьёмся, чтобы вывезти людей, вернуть их, добиваемся переговоров и соглашений. И что в итоге?» — говорится в обращении.
Любовь Прилуцкая говорит «Вёрстке», что родственники остающихся в Судже россиян разочарованы тем, как государственные СМИ и пропагандистские telegram-каналы освещают ситуацию:
«Люди спрашивают, почему Суджу не показывают по ТВ. Теперь показали, и никто не сказал о том, что там столько людей и их надо вывозить. Мы в глубоком шоке, никто не думал, что нас настолько не хотят слышать».
Обложка: Дмитрий Осинников
Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →