«Будут 10 заповедей, только по-советски»

Министерство просвещения сообщило, что отныне в российских школах каждую неделю будут проходить патриотические уроки «Разговоры о важном». Из методических материалов следует, что с детьми будут обсуждать «спецоперацию» и пропагандировать службу в армии.

Узнав об этих нововведениях, многие родители поспешили забрать документы из государственных школ и перевести детей в частные. Кто-то решил и вовсе не отдавать детей в школу и перейти на онлайн-обучение. CEO онлайн-школы «Фоксфорд» Андрей Сизов в разговоре с «Вёрсткой» оценил рост рынка онлайн-образования на 35 – 40% всего за год.

Для кого-то переход из государственной школы в частную стал серьёзным ударом по бюджету. Некоторые признаются, что и вовсе не могут позволить себе частное образование, но готовы пойти на непомерные траты, чтобы детей не подвергали идеологическому воспитанию.

«Вёрстка» поговорила с мамами, которые забрали детей из государственных школ, и публикует их монологи. Имена героинь не раскрываются из соображений их безопасности.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Я слишком сильно люблю сына, чтобы отдавать его на растерзание замученным, выгоревшим людям»

Первого сентября мой сын должен был идти в первый класс в государственной школе. Плохих ожиданий от неё не было. В Москве после выпуска из детского сада детей автоматически зачисляют в привязанные к ним школы. Муниципальный детский сад, в который мы водили сына, казался нам приличным. На выпускном директор даже пожелала всем мирного неба над головой. Я рассчитывала, что школа, куда попадёт мой ребёнок, окажется такой же приличной, как и садик. Но потом я пришла на первое родительское собрание, и надежды рухнули.

Зайдя в кабинет, я поздоровалась с женщиной, которая стояла у доски. Она совсем не показалась мне приветливой. Молча, без каких-либо объяснений она запустила зум-звонок. На экране, висящем в кабинете, появилась педагог по воспитательной работе. Она в солдафонском стиле объяснила родителям первоклассников, зачем всем нужно носить школьную форму и почему рубашка обязательно должна быть белой.

Также она сказала, что на физкультуру нужно приходить в выглаженной спортивной одежде — белой футболке и чёрных шортах. Меня это немного удивило. Я подумала, что отглаживать футболки, в которых ребёнок будет бегать по спортивному залу, — это, мягко говоря, излишне.

Потом педагог упомянула новый федеральный стандарт и объявила, что каждый понедельник у детей будет начинаться с классного часа под названием «Разговоры о важном». «Наверное, вы сами понимаете, с чем это связано», — добавила она.

Потом слово взяла классная руководительница — та самая женщина, с которой я поздоровалась вначале. Она с гордостью рассказала, что преподаёт с 1983 года и её педагогические правила с тех пор не изменились.

Обычно в первом классе не ставят оценок и не дают домашних заданий. Но наша классная сказала, что планирует пренебрегать этим правилом. Иначе, как она считает, дети не будут учиться. Ещё она предупредила, что не отпускает учеников в буфет на перемене — мол, они не успевают вернуться оттуда к началу урока.

Рассуждая о важности точных наук, классная руководительница вдруг привела в пример Солженицына. Она напомнила, что первое образование у него было математическое, а не литературное, и заявила, что, если бы он не был математиком, он бы погиб — а так он просто попал «в шарашку». В чём была мораль этой истории, я так и не поняла.

Во время собрания я спросила, что будет происходить во время «Разговоров о важном». Классная руководительница к моему вопросу отнеслась настороженно, она отвечала резко и в то же время непонятно. Сказала, что детям будут рассказывать, «что такое хорошо, а что такое плохо». Я уточнила, какие именно ценности им собираются прививать. Учительница юлила, а потом всё же сформулировала: «Это 10 заповедей, только по-советски».

Когда я задавала вопросы, кто-то из родителей сказал: «Нормально воспитывать в детях патриотизм». Я ответила, что не хотела бы, чтобы мой ребёнок зиговал и выстраивался вместе с другими детьми в форме буквы Z. Учительница поспешила меня поправить: мол, на классных часах в виде буквы Z не выстраиваются, это делают только во время флешмоба.

Позже мы с моей партнёркой зашли на сайт Минобра и подробнее почитали про «Разговоры о важном». Оказалось, темы на весь год уже утверждены, а для сентябрьских уроков выложены методические материалы.

Мы заметили, что они свёрстаны на современном лендинге — государственная пропаганда вышла на новый уровень и научилась делать красивые кнопочки и вкладочки. Что касается самого контента, то нам показалось, что человек, который его составлял, в последний раз общался с детьми году в 1950‑м.

Там есть сценарии с наводящими вопросами и предположительными ответами детей. Так вот, автор методичек считает, что, когда первоклассников спросят, какие ассоциации у них вызывает слово «Родина», они могут ответить «образ матери» или «образ родного села».

Когда мы представили себе, как будут проходить уроки по этим сценариям, мы испугались. Наверное, небезразличный классный руководитель мог бы проводить «Уроки о важном» по-своему, не в таком стиле. Но нам показалось, что это не наш случай.

Комплект учебников, который нам дали в школе, меня тоже неприятно удивил. На первом развороте азбуки — рисунок, на котором одновременно изображены вертолёт, ракета, церковь и поля с колосьями. На каждой картинке, где присутствует девочка, она либо готовит щи-борщи, либо укачивает младенца. Мальчики же в азбуке лежат на диване и читают газеты. Я бы не хотела, чтобы мой ребёнок воспитывался так. Кажется, даже я в детстве училась на более продвинутых материалах.

В общем, ещё во время родительского собрания я начала гуглить другие школы в нашем районе. После всего, что я услышала, я очень расстроилась и готова была расплакаться. Главной проблемой для меня стали даже не классные часы. Их ведь можно проводить по-разному — в зависимости от воли и компетенций педагога. Куда больше меня огорчило то, что учительница — безнадёжно выгоревшая несчастная женщина, которой давно не интересна её работа.

В итоге мы выбрали альтернативную школу. Юридически, чтобы сделать это, нужно оформить ребёнка на домашнее обучение, а дальше водить в любое частное учреждение.

В школе, куда мы пойдём, все уроки с первого класса ведут предметники. Вместо физкультуры там занятия по джиу-джитсу. Обед — это целый ритуал, во время которого можно пообщаться, обсудить что-то интересное. Каждый день начинается и заканчивается тем, что ученики садятся в круг и рассказывают друг другу о своём настроении. Люди, которые там работают, разделяют мои взгляды — они тоже считают, что насилие недопустимо, а любой человек достоин уважения.

Всё это, конечно, стоит денег, и не каждый родитель может себе позволить частную школу. Но я поняла, что ребёнок у меня один. Я слишком сильно его люблю, чтобы отдавать на растерзание замученным, выгоревшим людям.

В конце концов, траты были бы и в государственной школе. В конце родительского собрания нам сообщили, что нужно обязательно скинуться на подарки учителям, а ещё на особые подставки для книг и тетради. Ещё там платные «пригожинские» обеды по 200 рублей в день — причём классная честно сказала нам, что есть их невозможно. В частной школе ты по крайней мере платишь за всё и сразу.

«Детей могли вдруг попросить нарисовать войну»

Моя дочь идёт в третий класс. Недавно мы забрали документы из государственной школы и перевелись в частную. В муниципальной школе в последний год меня напрягало слишком многое: пышное празднование девятого мая, кадетские классы, показы военных фильмов.

Два года назад, когда мы только поступали в первый класс, перед нами выступали дети, с которыми занималась наша учительница физкультуры в кружке хореографии. Они танцевали под песню «Русский парень в огне не горит». Я, как антимилитаристка, была в шоке.

Подобные звоночки меня тревожили, но были и плюсы. Например, сильное преподавание математики. Так что я решилась отдать туда дочь в надежде, что в некоторых активностях просто можно будет не участвовать — например, пропускать патриотические мероприятия и не записываться в кадетский класс. Ведь удавалось же нам в детском саду держаться подальше от фотосессий в пилотках и с муляжами оружия.

Первое время это получалось. В прошлом году на девятое мая мы сказали классной, что не придём на праздник, и вопросов ни у кого не возникло. Но теперь милитаризация стала заметнее. В этом году детей могли на обычном уроке вдруг попросить нарисовать войну. На физкультуре они, по моему впечатлению, только и делали, что маршировали.

Когда я приходила за дочкой после уроков, я часто видела, как детей из кадетских классов в военной форме строили на стадионе около школы. Военрук орал на них так, что ни о каком человеческом достоинстве там не было и речи. Несколько раз я чувствовала в себе порыв подойти к нему и сказать, что он не прав, но, видимо, во мне недостаточно смелости, чтобы спорить с мужиком в форме.

После 24 февраля атмосфера в классе в целом изменилась. Дети на переменах стали играть в Украину и Россию. Моя дочь рассказывала, что в школе ситуацию обсуждают совсем не так, как мы обсуждаем её дома. Она прекрасно знает, что у нас есть родственники в Украине, а у её дедушки — украинская фамилия. Ей было некомфортно отвечать на вопросы детей, почему она «не за Россию», и несколько раз дома после школы она даже плакала.

Более напряжённой стала обстановка и в родительских чатах. В конце февраля учитель прислала нам положение о неком районном «конкурсе памяти» на военную тематику. Я написала, что уместны были бы только работы с фразами «Нет войне», и другие родители на меня налетели и попросили держать своё мнение при себе. Они сказали, что политика их не касается, а в чате мы обсуждаем только детей и их будущее. Мне так и не удалось объяснить им, как связаны политика и этот конкурс.

Перед 9 мая в школе анонсировали сразу четыре праздничных мероприятия. Дочь сказала классной руководительнице, что останется дома, и после этого учительница физкультуры пришла на какой-то из уроков — русский или математику — и вызвала ребёнка в коридор «на разговор». Она стала спрашивать мою дочку, в чём дело, предположила, что та стесняется маршировать перед ветеранами. Та ответила, что просто не хочет идти, но ей дали понять, что это не аргумент. В итоге пришлось придумывать уважительную причину: 9 мая мы сказали, что едем к врачу.

Никто из других родителей в классе не разделял мою позицию — а может быть, те, кто разделял, просто молчали. Когда я пыталась обсудить идеологическое воспитание в чате, мои попытки жёстко пресекались. Родители писали: «Это ваши семейные представления, не надо нести их в класс». В итоге меня заблокировали.

В какой-то момент я стала видеть новости о том, что в новом учебном году ученики российских школ будут поднимать российский флаг перед началом уроков, петь гимн и «разговаривать о важном». Я решила, что моя дочь не будет в этом участвовать, и предложила ей перейти в другую школу. Она сразу же согласилась. Было понятно, что её по-настоящему беспокоили разговоры о войне в классе и тот диалог с учителем физкультуры.

Недавно мы вместе ходили забирать документы. Нас попросили пройти к секретарю, чьё имя и отчество совпало с именем и отчеством учительницы физкультуры. Моя дочь побледнела, покраснела, покрылась пятнами, а потом всю дорогу говорила: как хорошо, что это была просто её тёзка, а не она.

Теперь дочка пойдёт в частную школу. В классах там около десяти человек, есть дополнительные занятия и хорошо кормят. А главное — там к детям относятся как к личностям.

Я уверена, что психолог в новой школе будет действительно помогать ребёнку чувствовать себя комфортно. Когда в предыдущей школе в середине года мне сообщили, что я должна дать согласие на ведение детей психологом, я отказалась — не просто сдала пустой документ, а везде написала, что я против. Если бы я согласилась, мою дочь могли бы в любой момент повести в кабинет к педагогу и вести воспитательные беседы.

Я рассматривала разные варианты, и не все они оказались для меня финансово доступны. На школу, куда пойдёт моя дочь, я буду отдавать треть зарплаты. С логистикой всё тоже станет сложнее: прежняя школа была в трёх минутах от дома, а до новой нужно будет добираться час, а потом ехать на работу.

Рассчитывать на денежную помощь от бывшего мужа в данном случае я не могу. Он придерживается конформистских взглядов и вряд ли бы понял, зачем нужно переходить на платное обучение. Ему кажется, что важно не отрываться от коллектива и не высовываться, с ребёнком лучше поменьше обсуждать «взрослые темы». Но для меня важно, чтобы дочь понимала: любая война — плохо, потому что на ней умирают люди.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

«Стрелять надо по ногам»

В прошлом году дочка пошла в первый класс школы № 1101 на Юго-Западе Москвы — одного из высокорейтинговых учебных заведений нашего района. Первое, что меня там смутило — это классная руководительница, которая с гордостью объявила на родительском собрании, что она — жена военного.

Позже — 9 декабря 2021 года — дочка пришла из школы с горящими глазами и говорит: «Мама, мне нужен пластилин и картон. Будет конкурс поделок, я сделаю танк!». Я спрашиваю: «Доченька, а почему именно танк?». Оказалось, что на один из уроков приходили ученики из старшего кадетского класса в военной форме. Они рассказывали про войну, а потом объявили конкурс поделок. Меня вообще шокируют эти кадетские классы, где детей заставляют ходить в форме и разбирать автоматы.

Я поинтересовалась у классного руководителя, почему 9 декабря, во всемирный день борьбы с коррупцией, у нас в школе проходит милитаризированная акция? Выяснилось, что именно в этот день в России объявили военный праздник — День героев Отечества. Так вопрос коррупции прикрыли фиговым листом.

Я поговорила с дочкой, спросила, для чего всё-таки нужен танк. Она сказала, что для защиты Родины от тех, кто на неё нападает. Я спросила, нападает ли кто-то на Россию, она ответила, что нет. Тогда я спросила: «Зачем танки тому, на кого не нападают?».

Дальше мы обсудили, что танки не всегда используются для защиты — часто ещё и для нападения. Я рассказала дочери про Украину и Грузию. Посоветовала попросить учительницу рассказать про Афганистан, Чечню и Сирию. На следующий день меня вызвали в школу. Как оказалось, дочка спросила у учительницы, зачем Россия собирается напасть на Украину. У нас с классной был разговор, и конкурс военных поделок в итоге отменили.

Позже выяснилось, что в тот же самый день муж классной руководительницы привёл в школу фотографов. Они делали снимки детей для альбома «Я — патриот». Как и другие родители, я купила этот альбом, взглянула на фотографии и увидела, что детей без нашего согласия переодевали в военную форму.

Уже тогда я хотела забрать документы из школы, но муж был против. Ещё позже — 15 февраля — дочка вернулась домой в состоянии шока. Она спросила, правда ли это, что во время войны детей отправляли на трудовой фронт, где они целыми днями стояли у станка и спали в деревянных ящиках. Эту страшилку им рассказала учительница музыки.

Когда начались боевые действия в Украине, мы находились в Турции — в Паландокене — поехали покататься на лыжах на каникулах. Я не хотела возвращаться в Россию, но нужно было решить вопросы с документами и деньгами. Приехав, я первым делом забрала документы из школы и перевела дочку на семейную форму обучения. Мы и раньше рассматривали такой вариант, но дочь хотела ходить в обычную школу и мы шли ей навстречу.

Когда я приходила в школу забирать документы, я заметила там каких-то людей в военной форме. В администрации мне говорили, что если мы уйдём на семейную форму обучения, на меня пожалуются в органы опеки. Но у меня был пошаговый чеклист от «Фоксфорда», где говорилось, как сделать всё правильно и легально, так что я не волновалась.

Аттестацию за первый класс дочка прошла дистанционно — это можно делать на разных платформах, главное, чтобы они признавались Министерством образования. Мы воспользовались платформой «Тесториум».

Во втором классе мы продолжим семейное обучение — такой вариант даёт возможность эмигрировать. До того, как дочь закончит школу, мы хотим обеспечить ей паспорт цивилизованной страны.

Сейчас по нашему району ходят семилетки в военной форме с игрушечными автоматами. Подростки из кадетских классов уже знают, как надо стрелять во врага. Об этом мне рассказала моя мама — она работает в школе учительницей английского. Она всегда читала детям добрые сказки, которые учат дружить. А теперь видит, как её бывшие ученики поступают в кадетские классы и ходят в форме. Одна из бывших учениц как-то сказала ей: «Если враг убегает — стрелять надо по ногам, чтобы живого допросить».

«Про скрепы педагог говорить не будет»

Мы живём в Брянске. Старшему сыну в октябре будет 8 лет, а дочке в декабре исполнится 6. У меня ещё до начала «спецоперации» было много вопросов к государственной системе общего образования. Например, смущала юнармия, которая появилась далеко не вчера.

Ещё я не очень верю в то, что формат «30 человек на одного учителя» — рабочий. Я прочла книжку «Создавая организации будущего», и в ней говорится, что оптимальное количество человек в группе, которая может организоваться и что-то сотворить, — до десяти человек.

Ребёнка нужно научить учиться, важно не отбить его желание чем-то интересоваться. Читать и писать он в любом случае и сам научится, мой сын и так уже всё это умеет.

Когда началась война, моё нежелание вести ребёнка в госшколу многократно усилилось. Все эти новости про выстраивание детей в странные буквы — это ужасно. Это политическая педофилия. Ребёнок ведь не понимает, что происходит. А за его счёт решаются взрослые задачи, которые не должны его касаться никак, никогда и ни при каких обстоятельствах. Зачем это делать, мне ясно, поэтому я выбрала альтернативный вариант — «Русскую классическую школу».

Это система образования, построенная по классическим традициям. В Москве и Петербурге по этой методике преподают в официальных организациях с лицензией, а за учёбу можно заплатить материнским капиталом. В нашем городе такая школа существует на общественных началах. Родители скидываются на зарплату учителям. По сути, мы нанимаем репетитора для группы, а формально дети числятся на домашнем обучении.

Я сказала сыну, что у него будет небольшой класс — всего 7 человек. Школа расположена на территории православного собора, как это ни странно. Там есть просветительский центр с недорогой арендой. В нём и будут проходить занятия.
Наша учительница — светский человек. Она молодая женщина, которая пятнадцать лет проработала в государственной гимназии. Она чуть не ушла из профессии, когда на старой работе у неё случился конфликт с родителями, но потом узнала про альтернативное образование и перешла в эту сферу.

Для перехода на семейное образование обязательно надо прикрепиться к госшколе. Можно прикрепиться к школе в своём городе по прописке и там проходить очную аттестацию. Но это не лучший вариант: как правило, «семейников» не очень любят. Другой способ — сдавать экзамены онлайн в московской, краснодарской или самарской школе. Это вполне удобно и стоит приемлемых денег.

Когда я пришла оформлять заявление, чтобы перевести сына на домашнее обучение, женщина, которая принимала документы, была недовольна. Она сказала: «Что же это такое, недавно во всём городе на семейном образовании было буквально 20 человек». Выяснилось, что перед новым учебным годом таких людей стало гораздо больше — я оказалась 180‑й.

За частную школу мы будем платить около 6 – 7 тысяч рублей в месяц плюс около трёх тысяч за питание. Продлёнки там нет — нужно будет забирать ребёнка во время рабочего дня. Но, думаю, эта проблема решаема.

Кажется, само название «Русская классическая школа» предполагает, что детям будут рассказывать про духовно-нравственные ценности, величие России и прочее, но опасений у меня нет — думаю, там будет спокойно и адекватно. Про скрепы педагог говорить не будет, максимум какие-то притчи будут изучать, осмыслять. В нашей частной школе нет методичек, которые спускают на учителей и детей в государственной школе. Вся программа доступна на сайте, я могу посмотреть, что дети изучают на каждом уроке. Для меня это гораздо более приемлемая история, чем уроки православия в государственной школе.

Фото на обложке: Александр Петросян / Коммерсантъ

Анна Рыжкова, Елена Долженко