В конце ноября на встрече с «солдатскими матерями» Владимир Путин заявил одной из женщин, чей сын погиб в Луганской области, что «мы все когда-нибудь из этого мира уйдём» и что у её сына «цель достигнута» и «он из жизни не зря ушёл», ведь он умер «не от водки или ещё чего-то».
Подобные идеи стали озвучивать и российские пропагандисты. Например, Владимир Соловьёв в начале января во время эфира сказал, что не нужно бояться смерти, потому что «мы же в рай попадём», а артист Дмитрий Певцов заявил, что россияне как никто другой умеют «любить, дружить и умирать». На фоне этого политологи заговорили о том, в стране ведётся «пропаганда смерти».
Историк и социолог Дина Хапаева рассказывает, как «радости смерти» стали частью официальной пропаганды и почему такое развитие государственной идеологии закономерно.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
— Владимир Путин и сотрудники пропагандистских медиа стали часто говорить про некую «правильную», «хорошую» смерть. Насколько они это всерьёз?
— С одной стороны, можно рассматривать это просто как пропагандистский приём. С другой — идея «культа смерти» и «очистительного Апокалипсиса» давно и глубоко интегрированы в путинский дискурс. Это заметно, даже если почитать его речи из 2010–х годов: «Мы в рай, а они сдохнут», «Зачем нам мир без России?».
— В чём именно заключаются эти идеи? Что пропагандируется?
— Радость смерти. Вместо бессмысленной, бесперспективной, бедной жизни россиянину предлагается умереть «за Родину». Говорится, что главное — уничтожить врагов. А то, что при этом придётся самому погибнуть, — не так важно. При этом очевидно, что сам Путин себя и своё окружение из этой радости вычёркивает, рассчитывая катастрофу пережить.
Это простая и варварская идея, она идёт ещё из Средневековья. Из тех времён, когда человеческая жизнь не считалась ценностью, а в качестве главного блага подданным предлагалась смерть за своего повелителя.
Путину понятна эта идея, он взял её на вооружение и эксплуатирует. И ложится она на подготовленную почву.
— Подготовленную каким образом?
— Когда Путин пришёл к власти, ему нужна была какая-то идеология, чтобы на неё опираться. «Западничество» с его правами человека и ценностью каждой жизни не подходило. Идеи сменяемости власти и политической конкуренции, важные для западной идеологии, шли вразрез со стремлениями президента.
Коммунизм тоже не подходил, ведь коммунисты были его главными политическими противниками внутри страны. И тут на помощь пришли радикальные националисты и православные экстремисты. Для Путина они были понятны и органичны с их антизападническими и автократическими идеями.
— Это, например, кто?
— Например, бывший петербургский митрополит Иоанн Снычёв, основатель православной секты царебожников, ратующих за канонизацию всех российских царей, а то и вообще всех правителей страны.
В 1994 году была издана книга Снычёва «Самодержавие духа». В ней он писал, что террор — лучший способ управления русским народом. Он оправдывал Ивана Грозного, называл его «мягким и незлобливым по природе» правителем, который якобы страдал, когда приходилось кого-то жестоко карать. Снычёв отрицал многочисленные преступления опричнины, учрежденной этим царём — от расправы над Новгородом до убийства митрополита Филиппа Малютой Скуратовым.
Идеи Снычёва подхватил Александр Дугин. Он прямо говорит, что «очистительный Апокалипсис» — то есть всеобщая смерть — это не то, чего следует избегать. Наоборот, в своих публикациях он утверждает, что конец света может и не наступить сам собой, поэтому и задача русского народа — всеми силами его приближать.
— Действительно ли такие люди могут влиять на мировоззрение Путина и руководства страны? Многие считают их максимум «полезными идиотами».
— Это заблуждение. В 90–е тот же Дугин, действительно, был маргиналом. Но с начала нулевых, года примерно с 2004–го, националисты и имперцы активно добивались внимания администрации президента и делали это очень успешно.
Сейчас Дугин и его соратники вроде публициста-сталиниста Александра Проханова заседают в любимом Кремлём «Изборском клубе»i.
Есть слухи, что именно Дугин принёс Путину книжки философа-фашиста, активного сторонника Муссолини и Гитлера Ивана Ильина i. Также в публичных высказываниях президента есть прямые заимствования из Снычёва, а у Дмитрия Медведева — из того же Дугина. Кстати, Путин, как и Снычёв, высказывал сомнения в том, что Малюта Скуратов убил Митрополита Филиппа.
Я не утверждаю, что Путин читал все публикации русских ультраправых. Да и не важно, штудирует он их самостоятельно или кто-то подкидывает ему эти идеи. Важно, что он и кремлёвские идеологи систематически используют их и выдают за свои.
При Путине в российской политике исторической памяти сформировались два центральных направления: ресталинизация и неомедиевализм. Наглядно это прослеживается в том, как увековечивают память Ивана Грозного и Сталина.
На бюджетные деньги были сняты многочисленные фильмы, где эти персонажи показаны с положительной стороны. А разнообразные монументы — особенно те, что посвящены Сталину — уже с трудом поддаются подсчёту.
При этом было бы неправильно говорить, что президент хочет вернуться в сталинские времена или, тем более, Средние века. Прославление и русского Средневековья, и сталинизма — инструменты пропаганды антидемократических ценностей, общих для Путина и для этих мрачных периодов русской истории.
— Насколько россияне оказались восприимчивы к этой пропаганде?
— Чтобы ответить на вопрос, достаточно посмотреть на масштабы антивоенных протестов. По всей стране на улицы вышли всего несколько тысяч людей, и их легко подавили.
В тех же США после начала войны в Ираке протесты были в разы многочисленнее. И это не удивительно. В тоталитарном обществе, которым, с моей точки зрения, Россия является с 2014 года, люди гораздо меньше ценят свои жизни, чем в демократическом. Какие могут быть перспективы у граждан в обществе, отрицающем ценность человеческой индивидуальности? Подданный является собственностью тоталитарного государства, и он должен быть готов умереть по указу диктатора в любую минуту.
— Но как это приводит к войне?
— Есть такая книга — «Третья империя: Россия, какой она должна быть». Её написал член политсовета движения «Евразия», вице-спикер Госдумы второго созыва Михаил Юрьев, она была издана в 2006 году.
В этой книге буквально пошагово описывается восстановление Российской империи, которое начинается захватом Крыма, войнами против Грузии и Украины. А заканчивается всё захватом Америки и Западной Европы.
По мнению Юрьева, русская цивилизация несёт Западу сокровища — например, обязательные для всех в империи сословные застолья — «братчины», которые устраиваются в складчину и кончаются пьянством и драками, «но обычно без злобы».
Юрьев считает, что этот институт «братчин» является важнейшей скрепой русского общества и лучше других отражает особенности русского национального характера. Есть ещё одна традиция, которая, по мысли автора, создаёт неповторимый колорит русской цивилизации, — кулачные бои.
Кстати, Юрьев — автор книги — был тесно связан с путинским ближайшим окружением: Александром Волошиным, Романом Абрамовичем. Судя по всему, он был знаком и с Путиным ещё с середины 90–х.
Агрессивный милитаризм, который провозглашается в этой книге, стал основой государственной идеологии с самого начала путинского правления. Страну должны бояться, в этом её величие. Отсюда всё это размахивание ядерным оружием и «сверхновыми» ракетами. Когда президент называет подарком для страны новое атомное оружие, разве это не лучший пример того, как мало он ценит жизни своих соотечественников? Нынешняя война — следствие «культа смерти», а не его первопричина.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
— Россия — не первая страна, заражённая этим культом. В своей книге «Занимательная смерть» вы приводите пример Германии, где был такой же культ. Там же от него «вылечились»?
— Этот культ стоил только самим немцам не меньше 10 миллионов человеческих жизней. Правда, нынешнюю российскую идеологию некорректно сравнивать с немецким национал-социализмом или коммунизмом. Обе эти идеологии были устремлены в будущее, создавали его образ. В России этого нет, её неомедиевальная идеология смотрит в прошлое.
Но я бы сказала, что мы в целом живём в эпоху, когда антигуманизм превратился в ходовой товар на рынке индустрии развлечений. Дело в том, что тоталитарные режимы раз за разом эксплуатировали понятие «гуманизм». Особенно в этом преуспел коммунизм — помните пролетарский гуманизм Максима Горького?
Это привело к девальвации самого понятия. Наследие XX века — Холокост, ГУЛАГ — сильно поколебали веру в человека и человечество. Как следствие, и в философии, и в целом ряде общественных движений, и в массовой культуре произошёл отказ от представления о том, что всё должно быть «во имя человека». Зрелище смерти стало исключительно популярным.
Какие сюжеты пользуются успехом в массовой культуре? Апокалипсис и постапокалипсис. Кто любимые герои публики? Монстры. Те, кто отрицают высшую ценность человеческой жизни: маньяки-убийцы, каннибалы, зомби, вампиры.
— То есть Россия здесь не уникальна?
— На Западе всё-таки есть чёткое разделение между «смертельным поворотом», «апокалиптическим» дискурсом в массовой культуре и ценностью человеческой жизни в реальном мире, в государственной и правовой системе. Демократия не мешает смотреть фильмы про конец света тем, кто получает от этого удовольствие. Но демократическое общество уважает и максимально защищает индивидуальные права и свободы человека.
Уникальность российской ситуации в том, что смесь «православного экстремизма», имперской идеологии и апокалиптических настроений стала частью официального государственного дискурса.
— Насколько глубоко эта идеология проникла в сознание российских граждан?
— Им 20 лет рассказывали со всех сторон, что Сталин был молодец, а опричнина — прекрасна. Пропаганда террора стала частью повседневности для тех россиян, кто живёт при включенном телевизоре. Так что было бы наивно думать, что достаточно включить нормальное телевидение, и через две недели люди избавятся от этого морока.
Тем более, что в России нет принятого обществом проекта демократического будущего. Всё, что граждане слышали все эти годы, — про возвращение в славное авторитарное прошлое. Так что, если народ просто будет продолжать «безмолвствовать», как у Пушкина в «Борисе Годунове», политику, основанную на «культе смерти», будет не остановить.
— Тогда где лекарство?
— Видимо, только военное поражение и его страшные, радикальные последствия для страны могут привести к отрезвлению и переосмыслению россиянами своего места в мире. Вероятно, это единственный способ вылечить их от имперского вируса, от средневекового стремления гибнуть ради порабощения других народов. И тогда, вероятно, россиянам удастся по-новому задуматься о том, ради чего стоит жить и умирать.
Иллюстрации: Михаил Березин
Редакция «Вёрстки»