«Ваши дети вас ждут»
Как россияне вызволяли своих сыновей из центра для отказников в Брянке и из-за чего они поругались в процессе
В июле стало известно, что сотни российских военных, отказавшихся от участия в боевых действиях в Украине, свозят в так называемый центр отказников в городе Брянке Луганской области. Там их держат взаперти и убеждают вернуться на фронт. Родители некоторых контрактников решили вступиться за сыновей и отправились их вызволять. Большинство военных, оказавшихся в плену у собственной армии, удалось вернуть на территорию России. Но в процессе у родителей возникло много разногласий, а закончилось всё спорами о том, кто на самом деле вызволил военных из лагеря. Некоторые даже намекали, что ожидают денег за помощь.
«Вёрстка» рассказывает, как родные российских контрактников объединились для их спасения, на какие компромиссы они готовы были пойти, чтобы помочь сыновьям, и какие конфликты им пришлось улаживать между собой.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
1. Родители отправляются в путь
Восьмого июля Василий (имя изменено) — житель небольшого города на юге России — получил SMS-сообщение от сына Саши (имя изменено), который служил по контракту в Украине. Он рассказал, что его силой удерживают в подвале.
Дело в том, что Саша решил не участвовать в боевых действиях в Украине и написал рапорт об отказе от службы. Документ не приняли, а Сашу сначала вызвали на беседу к генералу, а потом вместе с другими отказниками отправили в город Брянку Луганской области и там посадили в подвал. Вместе с ним там оказались сотни других военных, которые пытались избежать отправки в Украину.
Василий говорит, что он с самого начала переживал за сына, отговаривал его от участия в войне и даже заявил ему: «Если поедешь туда, тебя для меня нет». Теперь, когда выяснилось, что Сашу удерживают в Брянке, Василий понял, что ситуация для его сына сложилась не менее опасная, чем на фронте. Он решил, что должен его вызволить. Василий написал Саше: «Завтра буду у тебя».
«Я представил себя на месте сына: получается, он один, и никто ему не поможет, — вспоминает Василий. — Я думал, не дай бог с ним что-то случится. Я себе этого просто не прощу».
Василий узнал, что есть ещё две женщины из приграничных регионов, которые переживают за судьбу своих родных в Брянке. Инна (имя изменено) хотела вызволить оттуда своего сына, а Валерия (имя изменено) — племянника. Василий попросил у Саши их контакты, чтобы действовать сообща. Они связались и договорились встретиться в Ростове-на-Дону, подать обращение в местную прокуратуру, а затем отправиться в Луганскую область за сыновьями.
Вместе с Василием в Ростов-на-Дону отправилась Наталья (имя изменено) — мать Саши. Также он позвал в дорогу жену своего брата, чтобы группа выглядела внушительнее.
2. Сомнительные юристы предлагают помощь
В Ростове-на-Дону Василий и Наталья, как и договаривались, встретились с Инной и Валерией. Все вместе они пошли в прокуратуру. Подполковник, ответственный за обращения, выслушал их и сообщил, что вопрос будет рассматриваться в течение месяца. Тем не менее они подали документ. «А ещё подполковник сказал нам: „Там война“, — вспоминает Василий. — Я очень удивился, подумал: как это война? Разве не „военная спецоперация“?»
Через несколько часов Валерии позвонил незнакомый человек и представился сотрудником некой службы юридической поддержки. «У вас есть проблема, мы можем вам помочь», — сказал он и пригласил женщину встретиться. Василий говорит, что не знает, откуда у «юридической службы» контакт Валерии, но предполагает, что его каким-то образом добыли с помощью прокуратуры.
В тот момент, по его словам, родные отказников чувствовали себя совершенно растерянными и готовы были общаться с любым, кто предложит им какую-либо помощь. Поэтому они согласились на встречу.
«Мы приехали к юристу, я описал ему нашу проблему, — вспоминает Василий. — Периодически в ходе разговора он выходил из кабинета и совещался с начальством. В итоге он сказал, что попробует вытащить наших детей и попросил 80 000 рублей за каждого. Я спросил, есть ли гарантии, и сотрудники ответили мне, что кровью поклясться не могут. Артисты, ростовские жулики…»
Он вспоминает, что Инна — мама другого контрактника — была готова согласиться на помощь этой «компании» и предложила «скинуться». Но Василий убедил её, что этим людям не стоит доверять, и они решили, как и планировали изначально, самостоятельно поехать в Луганск и обратиться в местную прокуратуру. К этому моменту Валерия — тётя одного из отказников — узнала, что её племяннику удалось выбраться из Брянки домой под предлогом временного отпуска. Она отказалась ехать дальше: её близкий уже был в безопасности. Остальные отправились в путь без неё.
3. Прокуратура в Луганске
Они доехали до города Донецка в Ростовской области — он находится в 170 километрах от Ростова-на-Дону и в 70 километрах от Луганска. Там они на несколько дней поселились в хостеле. Из Донецка они каждый день ездили в Луганск: в шесть утра шли к ближайшей остановке, садились в маршрутку и за 25 рублей доезжали до границы с Украиной. Переходили границу, садились в другой автобус и с пересадкой добирались до прокуратуры.
В первую поездку они пошли в луганскую прокуратуру, чтобы рассказать там об отказниках, которых насильно удерживают в Брянке. Сначала на улицу к ним вышел, по словам Василия, «какой-то элэнэровец»: он стал говорить про американцев, которые «наступают», и сказал, что военнослужащие ОРДЛО «сражаются за всех».
Родственники отказников попросили «элэнэровца», чтобы он позвал представителя российской прокуратуры (в здании прокуратуры находились представители прокуратур «ЛНР» и РФ). Василий считал, что обращаться к сотрудникам из «ЛНР» — это трата времени, потому что они всё равно не подчиняются российским властям.
К родителям вышел другой сотрудник прокуратуры. По нашивке на форме они узнали его звание и фамилию: майор Терехов. Он выслушал их и, как показалось Василию, совсем не удивился тому, что в Брянке организовали лагерь для «перевоспитания» контрактников. Майор посоветовал им составить обращение, которое должны будут рассмотреть в течение 30 дней.
На следующий день родители контрактников вновь приехали в прокуратуру и подали обращение. К нему они приложили список всех военных, содержащихся в центре отказников, — сыновья заблаговременно отправили им фамилии.
Встретившись с Тереховым, Василий стал настаивать, чтобы ему дали поговорить с Сашей по телефону. «Они что, заключённые какие-то, что их держат в изоляции и без связи?» — говорил он. В конце концов Терехов дал ему номер майора Туманова. Тот ответил на звонок и позвал к телефону Сашу.
«Сын только повторял: „Всё нормально, всё нормально“, — вспоминает Василий. — Я спросил: „Что там, стоят и слушают?“ И он дал мне понять, что так и есть».
Несмотря на то, что разговор получился формальным и сын не смог рассказать, что с ним происходит на самом деле, Василию стало спокойнее. По его словам, ему было важно, чтобы командование увидело: за отказников есть кому постоять — родители приехали.
4. Вторая группа родителей
Пока Василий и его спутники занимались вызволением близких, формировались и другие группы родителей, которые тоже хотели помочь своим детям. Некоторым военнослужащим, которых привезли в Брянку, удалось спрятать и пронести в подвал мобильные телефоны. Так они смогли сохранить контакт со своими близкими и связать их друг с другом. Стали появляться чаты в WhatsApp, где родители и другие родственники контрактников обсуждали планы по их спасению.
В одном из таких чатов состоял и Василий: его добавили туда незадолго до того, как он отправился в путь. Приехав в Луганск, он написал товарищам по чату: рассказал о поездке и добавил, что обращения в органы полезны, ведь они показывают властям, что детей есть кому защитить.
«Сын рассказывал потом, что, когда отказники узнали, что мы приехали в Луганск, они все в ладоши захлопали и закричали: „Ура!“ — вспоминает Василий. — Понимаете, какая ситуация? Другим родителям, которые сомневались, нужно ли ехать в Брянку, я потом говорил: ваши дети вас ждут, а я не могу ходить в прокуратуру и говорить там за ваших сыновей. Они [руководство центра для отказников] же смотрят, что ими никто не интересуется. Значит, они никому не нужны. А если дети никому не нужны, с ними можно делать всё, что хочешь».
После рассказа Василия еще около десяти родителей из чата решили тоже ехать в Луганск за сыновьями. Вместе они арендовали там дом и договорились действовать сообща. Так образовалась вторая «группа спасения».
Но в её коллективе быстро начались разногласия. Участники этой группы рассказали «Вёрстке», что в команде появились негласные лидеры. Они вели себя более уверенно, чем остальные, и принимали решения за других. Например, стали настаивать на том, чтобы никто из группы не общался с журналистами. Интервью и публичные высказывания они приравнивали к «работе на врага».
В итоге коллектив раскололся на две части. Одна действовала публично, обращаясь к СМИ и правозащитникам, а вторая — ходила в разные ведомства и вела переговоры с военнослужащими. Члены последней считали, что публичность может навредить их близким.
5. Саша пропадает
Несмотря на старания некоторых родителей сохранить всё в секрете, в СМИ заговорили о центре отказников. Из-за этого в конце июля в Брянке начались волнения. Когда в медиа появилась информация о том, что контрактников держат в здании бывшей школы, их перевезли в новое место — на территорию колонии № 15 в Перевальске, в получасе езды от Брянки.
«В СМИ писали, что мы были в Красном Луче, а не в Перевальске, — говорит Дмитрий (имя изменено) — отказник, которому удалось выбраться из лагеря в конце июля. — Потому что нас дезинформировали. Когда мы переезжали, мы спросили, куда нас везут. Нам сказали: „Красный Луч“. Уже позже мы начали проверять геолокации и поняли, что это колония в Перевальске. Они понимали, что кто-то из солдат на связи с родителями и СМИ и всё сливает».
Вскоре после того, как контрактники оказались на территории колонии, Сашу — сына Василия — увезли в неизвестном направлении. Об этом отцу написали другие отказники.
Василий в это время был уже на полпути в родной город. Он думал, что после подачи обращения и телефонного разговора с сыном того должны вскоре отпустить. Получив сообщение о том, что Саша пропал, Василий резко поменял планы и поехал в Москву — на встречу с адвокатом.
Через день от сына пришло сообщение: «Я в [селе] Троицком. Я не соглашался воевать и соглашаться не буду». После этого он время от времени писал с разных номеров: сообщал, что жив и находится в тылу. Больше ничего о том, что происходит с сыном, Василий не знал. В Москве он по совету знакомых правозащитников встретился с Максимом Гребенюком — создателем проекта «Военный омбудсмен», адвокатом и экс-сотрудником военной прокуратуры. Вместе они составили заявление о том, что его сына незаконно лишили свободы, и подали документ в Главную военную прокуратуру.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
6. Сбежавший контрактник
Почти одновременно с пропажей Саши произошло другое событие. Дмитрию — одному из отказников, находящихся в Брянке, — удалось выбраться. Он получил травму в лагере, и его отправили в госпиталь. Медики не знали, что молодой человек — отказник, и никакого специального наблюдения за ним не устанавливали. Дмитрий смог уйти из госпиталя.
Он тоже поехал в Москву за юридической защитой и 31 июля тоже обратился к Гребенюку. Адвокат помог Дмитрию подать заявление в Главное военное следственное управление. В документе контрактник подробно рассказал обо всём, что с ним произошло, и сообщил, что российская армия незаконно удерживает порядка 140 солдат, пожелавших прекратить участие в войне.
Пятого августа (через четыре дня после того, как Дмитрий подал заявление в ГВСУ) отказников, находившихся в Брянке, одного за другим начали отправлять в отпуск или в госпитали. СМИ сообщили: центр отказников расформирован.
Сашу отправили в отпуск только через десять дней — 13 августа. Вскоре он оказался дома и наконец-то смог рассказать родителям, что с ним произошло.
Оказалось, в центре для отказников ему, как и другим контрактникам, предлагали вернуться на фронт. Он отказался. Тогда начальство заявило: «У нас был приказ от Министерства обороны обнулить тебя, если ты не согласишься». После этого Сашу вывели на расстрел и положили в землю — «чтобы мозги не разлетелись». Военнослужащему приказали считать до десяти и ждать выстрела.
«А Саша отказался считать и ответил им: „Если хотите стрелять — стреляйте сразу“, — рассказывает Василий. — Он Наталье [матери] говорил потом, что думал в тот момент, что больше не увидит свою жену, с которой они обручились всего полтора года назад, и что она выйдет замуж во второй раз».
Выстрел так и не прозвучал. Сашу ударили по голове рукояткой пистолета, и кровь залила ему глаза. После этого один из военных назвал его «нормальным парнем» и сказал, что заберёт его в свою бригаду, чтобы работать в тылу. Так и произошло: несколько недель Саша выполнял разные поручения вне зоны боевых действий, а потом ему позволили наконец оставить службу и вернуться домой.
7. Что происходило в Брянке
Саша — далеко не единственный, кто подвергся жестокому обращению в Брянке. Пока родные занимались вызволением военнослужащих, они лишь очень смутно представляли себе, что происходит в лагере: сообщения от тех, кто там оказался, были лаконичными и обрывистыми. Более подробная информация стала появляться позже, по мере того, как контрактники оказывались на свободе.
Дмитрий — контрактник, сбежавший из госпиталя, — рассказывает, что центр по структуре напоминал воинскую часть. «Есть командир — Туманов, есть замполит — это Нечипоренко, — вспоминает он. — Есть зам по материально-техническому обеспечению, начальник штаба, старший помощник начальника штаба, два-три писаря и медик».
По словам Дмитрия, всех военнослужащих, которые попадали в центр, предупреждали: просто так уехать домой им не дадут. Нечипоренко во время личных бесед ставил солдат перед выбором: вернуться в свою бригаду или поехать на передовую в составе другой, 57‑й, бригады. Дмитрий утверждает, что эта бригада связана с ЧВК, и, по сути, контрактникам предлагали записаться в наёмники.
Что касается порядков, принятых в центре, то, по словам Дмитрия, военнослужащие там проходили через разные «стадии жестокости». На первой стадии контрактников держали в подвале и по одному выводили на беседы, во время которых убеждали «по-хорошему» вернуться на войну. Те, кто не соглашался, через пару дней переходили на «вторую стадию».
«Вторая стадия — это вывоз в лес в районе Первомайска, — говорит военнослужащий. — Там сажают в подвал без воды, без еды, но дают возможность её купить за свои деньги. Потом увозят в лес и угрожают насилием. И третья стадия — для упрямых. Их из леса сажают в „Урал“, завязывают руки, заматывают глаза скотчем и везут неизвестно куда. Там заводят в подвальное помещение, где их п****т. Там люди лежат связанными по 27 часов. Кто-то соглашается — просто чтобы развязали. Кто-то не соглашается — их бьют. Там человеку приставляли пистолет к коленям и говорили, что прострелят их, если он не согласится вернуться на фронт. Там соглашаются все. Лиц никто не показывает, все работают в масках. Оттуда люди уходят уже только в 57‑ю бригаду. Работают на передке вместе с представителями „Вагнера“ и обитателями мест не столь отдалённых».
Самого Дмитрия этим пыткам не подвергали. Но он поддерживает контакт со многими отказниками, в том числе с теми, кого убедили вернуться на передовую. Именно они рассказали ему о том, что происходит с несогласными.
Помимо замполита Нечипоренко, как рассказывает Дмитрий, «беседы» с контрактниками вёл ещё один военный — 36-летний замкомандира бригады по воспитательной работе из 57‑й отдельной мотострелковой бригады Игорь Горюшкин.
Если отказник соглашался вернуться на фронт, Горюшкин записывал для его близких показательное видео: военный на камеру должен был рассказать, что у него всё хорошо, попросить родителей не волноваться и не предпринимать мер по его вызволению. Несколько человек подтвердили «Вёрстке», что получали такие ролики от родных-контрактников.
8. Как спасли остальных контрактников из Брянки
После того как центр расформировали, не все военнослужащие смогли спокойно вернуться домой. Часть из них всё же убедили вернуться на фронт, а кого-то отправили работать на Углегорской ТЭС в городе Светлодарске. Покинуть службу не удалось примерно тридцати контрактникам.
Их вызволением продолжала заниматься вторая родительская группа, которая жила в арендованном доме в Луганске. Правда, все, кто хотел сотрудничать со СМИ и действовать публично, отделились от коллектива, и их удалили из общего чата.
Среди оставшихся роль лидера взяла на себя Марина (имя изменено) — сестра одного из военнослужащих. Она общалась с разными инстанциями и официальными лицами: например, с уполномоченной по правам человека так называемой ЛНР Викторией Сердюковой и с главой «ЛНР» Леонидом Пасечником. Также она была на связи с Игорем Горюшкиным — тем самым военным, который записывал показательные видео с контрактниками. Горюшкин обещал Марине, что посодействует с освобождением её брата и других военных.
«Вёрстка» связалась с Мариной и попросила рассказать о том, как она занималась вызволением солдат. Но та сказала, что готова дать интервью лишь в обмен на «взаимовыгодное сотрудничество». Когда редакция уточнила, о чем идёт речь, Марина спросила, может ли издание предоставить ей списки российских солдат, попавших в плен в Украине. «Вёрстка» подобными списками не располагает. Почему Марина подумала, что у журналистов может быть такая информация, неизвестно. После её «предложения о сотрудничестве» диалог прекратился.
Как рассказали родственники отказников и сами военнослужащие, Марине нравилось чувствовать себя лидером группы спасения, и она убеждала окружающих, что именно благодаря её договорённостям контрактников стали отпускать домой. Некоторые родители верили в это и даже подозревали, что Марина сама устанавливала «очередь» и просила об освобождении сначала тех военнослужащих, с чьими родными она больше дружила.
Когда Сашу — сына Василия — отправили в отпуск, забирать его из города Алчевска поехала Марина. С ней был ещё один родитель, с которым она больше всего подружилась. Позже, как говорит Василий, этот родитель связался с ним и предложил «подкинуть» Марине что-нибудь за помощь.
О таких предложениях рассказывали и другие родители. Товарищ Марины предлагал им «скинуться по червонцу», чтобы отблагодарить женщину за «спасение» близких. Многих это удивило: они считали, что освобождение контрактников — коллективная победа, а не только Маринина, даже если она решила взять на себя менеджерские обязанности. «В конце нам поставили таксу, — говорит один из родственников военнослужащих. — В общем, не на хорошей ноте мы расстались».
У других участников истории тоже есть сомнения, что солдат освободили благодаря Марине. Дмитрий, например, уверен, что контрактников стали отпускать, когда он, а затем и несколько его товарищей, вернувшись из лагеря, раскрыли свои имена и обратились в прокуратуру.
На сегодняшний день центр отказников в Брянке не действует. Большинство родителей из «группы спасения» вернулись к обычной жизни. По данным одного из родителей, к концу августа не менее семнадцати контрактников, которым не удалось отправиться домой сразу, все же смогли вернуться на родину. Ещё несколько человек сбежали с линий базирования и пересекли границу самостоятельно. Многие из тех, кто добрался до территории России, сейчас пытаются разорвать контракт с Минобороны, находясь в своих войсковых частях.
Неизвестной по-прежнему остаётся судьба как минимум трех отказников, которых отправили на фронт. Они не вернулись из Украины и не выходят на связь с близкими. Жене одного из офицеров-отказников в конце июля сообщили, что её муж погиб в бою — она всё ещё дожидается результатов ДНК.
Что касается контрактников, которых удалось вызволить, то споры о том, кто их спас, ведутся до сих пор.
Фото на обложке: Администрация города Брянки
Анна Рыжкова, Регина Гималова