«Считаю себя украинкой в нулевом поколении»

175 тысяч рос­си­ян, по дан­ным Госу­дар­ствен­ной мигра­ци­он­ной служ­бы, оста­ют­ся в Укра­ине даже во вре­мя вой­ны. Неко­то­рые из них с 24 фев­ра­ля ста­ли волон­тё­ра­ми и помо­га­ют укра­ин­цам пре­одо­ле­вать послед­ствия бое­вых дей­ствий. «Вёрст­ка» рас­ска­зы­ва­ет, как они, несмот­ря на крас­ные пас­пор­та, варят про­ти­во­тан­ко­вые ежи, ищут тёп­лые спаль­ни­ки для теробо­ро­ны и раз­да­ют гума­ни­тар­ную помощь бежен­цам.

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

«Страшно горжусь, что могу ровную прямую болгаркой обрезать на глаз»

Владимир Жбанков, юрист, 36 лет

С Кие­вом я свя­зан по-семей­но­му, тут живёт моя тётуш­ка. В мар­те 2015 года у меня здесь умер дядя, я при­е­хал на его похо­ро­ны, и прям на помин­ках мне позво­ни­ли из След­ствен­но­го управ­ле­ния ФСБ, пото­му что хоте­ли со мной побе­се­до­вать, а на кафед­ру в Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный юри­ди­че­ский уни­вер­си­те­те име­ни О. Е. Кута­фи­на, в кото­ром я рабо­тал, при­шло пись­мо с тре­бо­ва­ни­ем меня уво­лить. Воз­мож­но, это кто-то из сту­ден­тов, сре­ди кото­рых было мно­го поли­цей­ских, напи­сал донос в ФСБ и пожа­ло­вал­ся на мои выска­зы­ва­ния в рам­ках лек­ции. В любом слу­чае я бесе­до­вать с ФСБ не поехал и остал­ся в Кие­ве.

Пер­вые годы здесь я жил сво­бод­ным худож­ни­ком, писал ста­тьи — моя люби­мая была о фило­со­фии чебу­ре­ка, затем рабо­тал в изда­тель­стве Laurus, а потом пол­но­цен­но ушёл в пра­во­за­щит­ную дея­тель­ность зани­мать­ся про­бле­ма­ми мигра­ции.

24 фев­ра­ля ста­ло для меня ожи­да­е­мой неожи­дан­но­стью. Понят­но было: что-то будет. Но я не думал, что будет имен­но так. Ста­ло ли слож­нее тут жить с рос­сий­ским пас­пор­том? Если не раз­ма­хи­вать им, то раз­ни­цы нет, но было вре­мя, когда при­сталь­но про­ве­ря­ли доку­мен­ты, и допол­ни­тель­ные вопро­сы, конеч­но, все­гда были.

Подол, где я живу в Кие­ве, изве­стен тем, что здесь вели­ко­леп­ная само­ор­га­ни­за­ция. У нас есть сооб­ще­ство «Подо­ля­ноч­ка», кото­рое мно­го чем зна­ме­ни­то, в част­но­сти тем, что отби­ло у рос­сий­ско­го посоль­ства целый уча­сток зем­ли, что­бы они тут не стро­и­лись.

Когда нача­лась вой­на, непо­сред­ствен­но бое­вые дей­ствия про­ис­хо­ди­ли в сосед­нем рай­оне, в Обо­ло­ни. Наши люди помо­га­ли кто чем может. Пер­вый день или два вой­ны я тас­кал меш­ки с пес­ком — заня­тие это не очень при­ят­ное, пото­му что было про­хлад­но и мок­ро, и тас­кать мок­рый песок тяже­ло. А потом выяс­ни­лось, что нуж­ны люди, кото­рые пом­нят, что такое бол­гар­ка, что­бы делать про­ти­во­тан­ко­вые ежи. Я в юно­сти рабо­тал в теат­ре мон­ти­ров­щи­ком и маши­ни­стом сце­ны, поэто­му я встал за бол­гар­ку и каж­дый день ею пилил.

Мате­ри­а­лы бра­ли по дру­зьям и зна­ко­мым — напри­мер, дирек­тор изда­тель­ства Laurus, где вышла моя книж­ка, из сво­их сусе­ков выде­ли­ла нам трид­цать с чем-то мет­ров метал­ли­че­ских труб. Мы из них дела­ли про­ти­во­тан­ко­вые ежи — не боль­шие, как на кар­тин­ках, а малень­кие ёжич­ки про­тив транс­пор­та, у кото­ро­го есть шины. Так как это тру­бы, то ёжич­ки — полез­ная шту­ка: если зло­дей на них нае­дет, то сквозь дыроч­ку в тру­бе воз­дух будет выхо­дить, даже если есть авто­под­кач­ка колёс. Но и боль­ших ежей из тол­сто­го метал­ли­че­ско­го про­фи­ля мы тоже дела­ли.

За тот месяц, пока мы дела­ли ежей, моя ква­ли­фи­ка­ция с бол­гар­кой суще­ствен­но под­рос­ла. Я страш­но гор­жусь, что могу ров­ную пря­мую обре­зать на глаз, ров­но метр.
А потом мы пере­шли на дру­гое пре­крас­ное заня­тие — дела­ли печ­ки для фрон­та. Теперь я немнож­ко ещё и печ­ник.

Сей­час я участ­вую в про­ек­те «Пошук. Полон». Это боль­шу­щая ини­ци­а­ти­ва по поис­ку и спа­се­нию укра­ин­ских воен­но­плен­ных — мы ищем людей, ста­ра­ем­ся им помочь, ока­зы­ва­ем юри­ди­че­скую под­держ­ку. Заявок у нас очень и очень мно­го, рабо­ты хва­та­ет.

«Делаем лотерею для друга, воюющего на восточном фронте»

Анастасия, иллюстратор и проджект-менеджер, 34 года

Я роди­лась и вырос­ла в Москве. В Рос­сии у меня роди­те­ли, бабуш­ка, дяди и тёти со сво­и­ми детьми. Сей­час я зани­ма­юсь прод­жект-менедж­мен­том, в Рос­сии рабо­та­ла в про­да­жах, а когда пере­еха­ла в Киев, то и диджи­тал-иллю­стра­то­ром немно­го рабо­та­ла.

В Киев я пере­еха­ла к люби­мо­му чело­ве­ку, с кото­рым мы позна­ко­ми­лись в Петер­бур­ге. Здесь я быва­ла ещё в дет­стве, мне тут понра­ви­лось. К тому же Москва надо­е­ла, и я всё рав­но хоте­ла пере­ехать в дру­гой город. Вот так всё и сло­жи­лось.

24 фев­ра­ля я была в шоке, не мог­ла есть и спать, мне было очень пло­хо. Мы с мужем сде­ла­ли в под­ва­ле наше­го дома гнёз­дыш­ко. У нас там были рас­кла­душ­ка, тури­сти­че­ские ков­ри­ки, вода, еда, мы спус­ка­лись туда при тре­во­ге. А тре­во­га в пер­вые дни зву­ча­ла посто­ян­но, рос­сий­ские вой­ска сто­я­ли в при­го­ро­де, и было очень страш­но.

Под­вал был обу­стро­ен­ный, хоро­ший, все сосе­ди, кто не выехал в пер­вые часы, там жили. Рядом со мной были муж и кош­ка. Жиль­цы друг дру­га тоже под­дер­жи­ва­ли. А род­ствен­ни­ков у нас здесь нет. Мои все в Рос­сии, а муж — из Кры­ма, и его род­ня там. Сам он живёт в Кие­ве со вре­мён учё­бы в инсти­ту­те, лет десять или боль­ше.

Сна­ча­ла я про­сто боя­лась выхо­дить на ули­цу одна. Муж со мной ходил вез­де, пока вой­ска рос­сий­ские не ото­шли. Мне очень помог спра­вить­ся про­ект «Адри­а­ти­ка» — пси­хо­ло­ги отту­да ста­ли под­дер­жи­вать людей в Укра­ине, мож­но было бес­плат­но прой­ти кри­зис­ный курс тера­пии. Сей­час я пошла на плат­ную пси­хо­те­ра­пию, что­бы быть в поряд­ке, и выбра­ла укра­ин­ско­го пси­хо­те­ра­пев­та, что­бы и таким обра­зом под­дер­жи­вать стра­ну.

Когда мне ста­ло получ­ше, я ста­ла помо­гать дру­гим. Один раз езди­ла как волон­тёр с сооб­ще­ством Repair Together — они помо­га­ют вос­ста­нав­ли­вать раз­ру­шен­ные дома и раз­би­рать зава­лы. Но это доволь­но тяжё­лая физи­че­ская рабо­та, и я не потя­ну­ла. Сей­час ста­ра­юсь помо­гать Укра­ине финан­со­во и кидаю денег на раз­ные бла­го­тво­ри­тель­ные сбо­ры.

У нас есть друг из Льво­ва, он вою­ет на восточ­ном фрон­те, и наша общая подру­га сде­ла­ла бла­го­тво­ри­тель­ную лоте­рею, что­бы собрать сред­ства на авто­мо­би­ли и сна­ря­же­ние для его бри­га­ды. За каж­дые 100 гри­вен, вло­жен­ные в этот сбор, участ­ник полу­ча­ет лоте­рей­ный номер, кото­рый может обме­нять на услу­ги дру­гих людей. Это могут быть какие-то краф­то­вые шту­ки, кон­суль­та­ции по инте­рье­ру. Я туда вло­жи­лась сво­им лотом — гадаю на таро.

Поче­му имен­но таро? Я была под­пи­са­на на одно­го бло­ге­ра, кото­рый сна­ча­ла был про­грам­ми­стом, потом увлёк­ся таро и йогой, стал экзи­стен­ци­аль­ным тера­пев­том. Я заин­те­ре­со­ва­лась и купи­ла у него курс «Таро как пси­хо­те­ра­пев­ти­че­ская прак­ти­ка». Я вооб­ще не про эзо­те­ри­ку, я мате­ри­а­ли­стич­ный чело­век. Таро — это про­сто кар­ты, а основ­ная магия про­ис­хо­дит в кон­так­те меж­ду людь­ми. Это про­сто инстру­мент, что­бы разо­брать­ся в себе и помочь дру­зьям. Коло­да у меня дол­го лежа­ла без дела, а потом сов­па­ло, что подру­га орга­ни­зо­ва­ла эту лоте­рею, и я нача­ла дру­гим рас­кла­ды делать. Цель лоте­реи — собрать 700 тысяч гри­вен. Сей­час собра­ли 650 тысяч и дела­ем послед­ний рывок.

С роди­те­ля­ми я пере­ста­ла общать­ся в июле или авгу­сте, пото­му что мама все­гда была за так назы­ва­е­мые ЛДНР, чита­ет про Ново­рос­сию. Я с ней руга­лась сна­ча­ла, пото­му что счи­та­ла, что и Крым укра­ин­ский, потом реши­ла про­сто вооб­ще не гово­рить с ней про это.

Конеч­но, когда я пере­ез­жа­ла в Укра­и­ну в 2017 году, мама очень силь­но вол­но­ва­лась, поэто­му я пере­ста­ла с ней и это обсуж­дать и позво­ни­ла уже из аэро­пор­та. Потом она успо­ко­и­лась немнож­ко. Но когда нача­лось пол­но­мас­штаб­ное втор­же­ние, мама нача­ла мне сно­ва капать на мозг. Одна­жды я её посла­ла, поло­жи­ла труб­ку, и она потом боль­ше не пере­зва­ни­ва­ла. Я тоже не зво­ни­ла ей боль­ше. У меня в Рос­сии оста­лось мно­го дру­зей, кото­рые не под­дер­жи­ва­ют вой­ну, мно­гие выеха­ли за гра­ни­цу. Они, конеч­но, мораль­но со мной.

Про­блем с укра­ин­ца­ми у меня тоже не было нико­гда, я и язык пони­ма­ла, хотя не гово­ри­ла на нём. Этим летом я пошла на язы­ко­вой мара­фон к пре­по­да­ва­те­лю из Льво­ва. Этот мара­фон убрал мой стыд за то, что я как-то не так гово­рю по-укра­ин­ски, и теперь я гово­рю на нём вез­де, где есть воз­мож­ность. У меня появи­лись укра­и­но­языч­ные дру­зья, кото­рые вос­хи­ща­ют­ся тем, как мно­го я делаю для инте­гра­ции в куль­ту­ру и кон­текст.

Я счи­таю себя укра­ин­кой в нуле­вом поко­ле­нии, очень хочу полу­чить граж­дан­ство, хотя до кон­ца вой­ны это вряд ли полу­чит­ся. Поэто­му жду, когда вой­на закон­чит­ся, хочу здесь жить, вос­ста­нав­ли­вать стра­ну, помо­гать Укра­ине, пото­му что чув­ствую ответ­ствен­ность за то, что про­ис­хо­дит. Я ста­ра­юсь свя­зать свою жизнь с Укра­и­ной, пла­ни­рую раз­ви­вать тут куль­ту­ру и искус­ство. Настрой такой: ми пере­мо­же­мо.

«На блокпосту мне сказали: „Спасибо, что вы так помогаете, берегите себя“»

Алиса (имя изменено), преподавательница йоги, 43 года

Мои дру­зья назы­ва­ют меня «пере­ка­ти-поле» — я путе­ше­ствую с само­го рож­де­ния, когда маму уго­раз­ди­ло родить меня в Австра­лии. Во мне наме­ша­но мно­го кро­вей — осе­тин­ских, еврей­ских, татар­ских. Но вырос­ла и полу­чи­ла обра­зо­ва­ние я в Москве. Фор­маль­но я моск­вич­ка в каком-то там поко­ле­нии, мой папа жил на Арба­те рядом с Була­том Шал­во­ви­чем Окуд­жа­вой, и они — два муд­рых и доб­рых осе­ти­на — очень дру­жи­ли.

Вся моя семья — гума­ни­та­рии-интел­ли­ген­ты, осуж­дав­шие власть ещё со вре­мён Ста­ли­на. У нас дома соби­ра­лись инте­рес­ные люди, обсуж­да­ли Сол­же­ни­цы­на и про­чую «запре­щён­ку». Во вре­мя пут­ча папа был на бар­ри­ка­дах. Я рос­ла в атмо­сфе­ре дис­си­дент­ства. Мама — исто­рик, и со шко­лы она при­уча­ла меня видеть при­чин­но-след­ствен­ные свя­зи и думать сво­ей голо­вой. Когда слу­чил­ся «крым­наш», она пере­жи­ва­ла и гово­ри­ла, что ниче­го хоро­ше­го из это­го не будет. С тех пор в люби­мый Крым я не езди­ла — было внут­рен­нее ощу­ще­ние, что это неко­миль­фо.

Вооб­ще Укра­и­ну я люб­лю и пом­ню с дет­ства. Но я нико­гда не дума­ла о том, что­бы жить там. Я бро­ди­ла по Евро­пе и Юго-Восточ­ной Азии, обо­жа­ла Индию и Бал­ка­ны. Потом меня занес­ло в Сибирь, я влю­би­лась в Бай­кал и оста­лась там жить на 13 лет. Жила в тай­ге, рабо­та­ла гидом, насла­жда­лась дикой при­ро­дой, и нико­гда у меня не было так мно­го дру­зей, как сре­ди сиби­ря­ков. По двум обра­зо­ва­ни­ям я пре­по­да­ва­тель англий­ско­го и пре­по­да­ва­тель йоги, но после Сиби­ри у меня сот­ня самых раз­ных спе­ци­аль­но­стей.

В 2019 году в одной из поез­док со мной слу­чи­лась любовь с пер­во­го взгля­да. Он был из Кие­ва и не мог при­ез­жать ко мне на Бай­кал, хотя и очень хотел. Я ста­ла ездить в Киев, жила там по несколь­ко меся­цев и два года раз­ры­ва­лась на две стра­ны. Но осе­нью 2021–го пере­еха­ла насо­всем и ста­ла вить новое гнез­до.

Про вой­ну мне лич­но было понят­но, что гной­ник зре­ет и дол­жен как-то про­рвать­ся. Но я моли­лась, что­бы всё про­шло локаль­но и с мини­маль­ным коли­че­ством жертв. 24 фев­ра­ля я была одна дома, муж был у роди­те­лей в дру­гом горо­де. Просну­лась от того, что дом вздра­ги­ва­ет от глу­хих уда­ров. Спро­со­нья поду­ма­ла, что кто-то лезет в дом, вызва­ла охра­ну. Они при­е­ха­ли через 20 минут и ска­за­ли: «Вой­на нача­лась».

У меня огром­ный опыт меди­та­ций и вооб­ще креп­кая пси­хи­ка. Я вер­ну­лась в тёп­лую кро­вать, ещё 4 часа про­ве­ла в тихом состо­я­нии меж­ду сном и меди­та­ци­ей. Утром ста­ла думать, что делать. Муж уже ехал домой, ска­зал: «Я собе­русь и сра­зу уйду вое­вать». Попро­сил, что­бы я уеха­ла в без­опас­ное место, но для меня реше­ние было оче­вид­ным: я нику­да не поеду, буду помо­гать. Я мно­гое умею, есть опыт выжи­ва­ния под огнём, в холо­де, в голо­де, есть огром­ный опыт рабо­ты с людь­ми.

Всё село и выез­ды на трас­су были запру­же­ны маши­на­ми, проб­ки, люди в исте­ри­ке. Я про­ка­ти­лась до даль­них мага­зин­чи­ков, заку­пи­лась водой и кру­па­ми и села дома. С того дня я обру­би­ла все эко­но­ми­че­ские свя­зи с Рос­си­ей, пере­ста­ла пла­тить свой кро­шеч­ный налог на само­за­ня­тость, бро­си­ла вто­рое выс­шее обра­зо­ва­ние в Москве и отка­за­лась от услуг помощ­ни­цы по рекла­ме — пото­му что все они пла­тят там нало­ги, кото­рые идут на убий­ство чужих детей, а не на их бла­го­по­луч­ную жизнь.

Посколь­ку у меня был толь­ко вре­мен­ный вид на житель­ство и крас­ный пас­порт, я пони­ма­ла, что выез­жать к блок­по­стам пока нель­зя, и боль­ше меся­ца сиде­ла в сво­ём город­ке. Пер­вые неде­ли сре­ди моих дру­зей шла сти­хий­ная орга­ни­за­ция волон­тёр­ских групп и чатов, я коор­ди­ни­ро­ва­ла из дома, иска­ла день­ги для помо­щи теробо­роне и про­стым людям, мы раз­во­зи­ли по селу про­дук­ты ста­ри­кам, мамам с дет­ка­ми. Мест­ный ресто­ран отдал нам кух­ню — мы гото­ви­ли еду для теробо­ро­ны и ЗСУ, соби­ра­ли и раз­да­ва­ли вещи. Рабо­ты хва­та­ло, а рук и денег — не очень.

Я про­дол­жа­ла рабо­тать из дома и тра­ти­ла все день­ги на волон­тёр­ство. Зачем? Я все­гда так жила и живу. Могу — зна­чит буду помо­гать тем, кому реаль­но нуж­но.

Вся моя семья в Рос­сии адски пере­жи­ва­ла за меня. Сла­ва богу, сре­ди моих род­ных нет зом­би­ро­ван­ных людей, и все пони­ма­ли, что про­ис­хо­дит. Сре­ди дру­зей неко­то­рых при­шлось уда­лить, но боль­шин­ство — к моей радо­сти — так­же силь­но пере­жи­ва­ли, пере­во­ди­ли день­ги, под­дер­жи­ва­ли как мог­ли. Мно­гие нача­ли высту­пать, писать посты, попа­да­ли под арест, мно­гим при­шлось экс­трен­но уле­тать. Сей­час они про­дол­жа­ют помо­гать из раз­ных стран.

Весь март я забы­ва­ла есть, спать и хоть что-то делать для себя. Впер­вые воз­ник вопрос незна­ния язы­ка: все рез­ко пере­шли на мову, и я почти ниче­го не пони­ма­ла. При­шлось за месяц выучить язык, гово­рить я дол­го ещё не мог­ла, но, как соба­ка, всё пони­ма­ла.

Муж был сна­ча­ла в теробо­роне в самых опас­ных местах Киев­щи­ны, а бли­же к лету добил­ся зачис­ле­ния в ЗСУ и уехал на «ноль» (на линию фрон­та. — Прим. «Вёрст­ки»). Мы с ним не были офи­ци­аль­но рас­пи­са­ны, кому уже нуж­ны эти штам­пы после соро­ка лет. Но перед отъ­ез­дом он пораз­мыс­лил, встал на коле­но и ска­зал: «Давай-ка быст­рень­ко иди за меня замуж, что­бы тебя тут не оби­жа­ли». Этот квест занял три меся­ца, за нас про­си­ла вся его бри­га­да и коман­ди­ры, пото­му что муж сра­зу заслу­жил ува­же­ние сво­им харак­те­ром, а я помо­га­ла раз­до­быть тёп­лые спаль­ни­ки, вся­кую аму­ни­цию хоро­ше­го каче­ства. Нас таки рас­пи­са­ли, и мне дей­стви­тель­но ста­ло про­ще.

Ни до вой­ны, ни за вре­мя вой­ны я ни разу не столк­ну­лась с агрес­си­ей при лич­ном обще­нии с людь­ми. Люди здесь — неимо­вер­ные, силь­ные, воль­ные. И спра­вед­ли­вые. Одна­жды меня оста­но­ви­ли на блок­по­сту, посмот­ре­ли доку­мен­ты и попро­си­ли теле­фон. Быст­ро про­ли­ста­ли чаты и ска­за­ли: «Спа­си­бо, что вы так помо­га­е­те, бере­ги­те себя».

Вооб­ще сей­час глав­ная про­бле­ма для рус­ских в Укра­ине — это не люди, с людь­ми всё в поряд­ке, если толь­ко ты сам не дебил. Глав­ная про­бле­ма — как все­гда и вез­де — это бюро­кра­тия. Нам сра­зу же забло­ки­ро­ва­ли все наши сче­та и кар­ты, и по бума­гам у нас нет ника­ких прав, хотя здесь живут тыся­чи «фор­маль­но рус­ских», у кото­рых тут ПМЖ, семьи, дети, дом и вся жизнь. Но если ты про­дол­жа­ешь жить для людей и помо­гать, доб­ро воз­вра­ща­ет­ся и твои вопро­сы тоже как-то реша­ют­ся. А может быть, я про­сто искренне верю в чуде­са, поэто­му они про­ис­хо­дят. Так что все буде Украї­на!

Что­бы не про­пу­стить новые тек­сты «Вёрст­ки», под­пи­сы­вай­тесь на наш теле­грам-канал

«Человек просил коляску или кроватку для ребёнка, и я это искал»

Никита Волгин, 39 лет

Моя жена родом из Кро­пив­ниц­ко­гоi  (город в цен­траль­ной части Укра­и­ны, адми­ни­стра­тив­ный центр Киро­во­град­ской обла­сти. — Прим. «Вёрст­ки»)×. Мы с ней жили сна­ча­ла в Рос­сии, у нас родил­ся сын, но когда ему при­шла пора идти в садик, в 2011—2012 году, мы реши­ли, что в Кро­пив­ниц­ком всё бли­же и удоб­нее по срав­не­нию с Пите­ром.

В Питер я пери­о­ди­че­ски всё-таки ездил, у меня там оста­вал­ся биз­нес: изда­ние «Нев­ский спорт» о спор­те в Петер­бур­ге и онлайн-мага­зин фанат­ской атри­бу­ти­ки. В 2014 году я насо­всем уехал из Рос­сии, пото­му что нача­лась исто­рия с Кры­мом, с Дон­бас­сом. Я выхо­дил на анти­во­ен­ные митин­ги, меня там задер­жи­ва­ли, я сидел под аре­стом и сут­ка­ми ждал судов, у меня флаг Укра­и­ны висел на бал­коне, ко мне поли­ция при­хо­ди­ла — сосе­ди, гово­ри­ли, жалу­ют­ся, вдруг у меня тут фаши­сты.

В Укра­и­ну меня не пусти­ли, пото­му что у меня не было ВНЖ. И мы с семьёй поеха­ли в Нор­ве­гию, пото­му что это един­ствен­ная стра­на, где у нас было жильё — мы в 2013 году купи­ли там домик, что­бы при­ез­жать в отпуск.

В 2020 году я отту­да уехал, про­сто Нор­ве­гия — не моя стра­на. С женой мы в хоро­ших отно­ше­ни­ях, но боль­ше не пара. Она там до сих пор живёт, рабо­та­ет в ком­муне, учит укра­ин­ских пере­се­лен­цев язы­ку. Я при­е­хал в Укра­и­ну, пла­ни­руя под­го­то­вить­ся к поступ­ле­нию в бака­лаври­ат в Гер­ма­нии. Уже и место полу­чил в инсти­ту­те, но тут начал­ся ковид, и я остал­ся. Посту­пил в маги­стра­ту­ру в Дне­пре, снял там жильё, а в Кро­пив­ниц­ком у меня оста­ва­лась пустая квар­ти­ра. И я решил её сдать. 20 фев­ра­ля 2022 года я при­е­хал в Кро­пив­ниц­кий, что­бы осво­бо­дить свою квар­ти­ру для новых жиль­цов. 24 фев­ра­ля я соби­рал­ся обрат­но. Но в день нача­ла вой­ны понял, что в Днепр уже, види­мо, не поеду.

В Кро­пив­ниц­кий от вой­ны при­е­ха­ло очень мно­го пере­се­лен­цев из Донец­кой обла­сти, Харь­ко­ва, Хер­со­на, и их сели­ли в том чис­ле в сту­ден­че­ские обще­жи­тия. Я в это сра­зу погру­зил­ся, при­ез­жал туда, что­бы помочь, узна­вал, что людям надо, и ста­рал­ся это им достать. Орга­ни­зо­ван­но­го волон­тёр­ско­го дви­же­ния ещё не было, про­сто один возил про­дук­ты, вто­рой — мебель, тре­тий — ещё что-то.

Потом я начал волон­тё­рить в гума­ни­тар­ном цен­тре «Тер­ри­то­рия успе­ха». Волон­тё­ра­ми у нас были в основ­ном пере­се­лен­цы, и у всех кто-то был в тех реги­о­нах, где идут актив­ные бое­вые дей­ствия, или на окку­пи­ро­ван­ных тер­ри­то­ри­ях. Иду я как-то по кори­до­ру, а волон­тёр­ка по теле­фо­ну раз­го­ва­ри­ва­ет и по стен­ке спол­за­ет, и крик сто­ит на всё зда­ние. Ей по теле­фо­ну ска­за­ли, что у неё брат погиб. У нашей руко­во­ди­тель­ни­цы погиб­ла дочь вме­сте с мужем в Севе­ро­до­нец­ке.

И хотя я с огром­ным коли­че­ством людей, кото­рые были ров­но в таких же ситу­а­ци­ях, общал­ся за эти меся­цы, нико­гда лич­но к себе ника­ко­го нега­ти­ва не чув­ство­вал как к рус­ско­му. Я и не скры­вал нико­гда, отку­да я.

По срав­не­нию с дру­ги­ми реги­о­на­ми, к нам при­ле­та­ло мало бомб. Может быть, ещё и поэто­му при­е­ха­ло сюда так мно­го пере­се­лен­цев. Тут до вой­ны жило 250 тысяч чело­век. Сей­час толь­ко офи­ци­аль­но заре­ги­стри­ро­ван­ных пере­се­лен­цев — око­ло 30 тысяч в горо­де и 100 тысяч во всей обла­сти. Есть рай­он­ные цен­тры, где на каж­до­го мест­но­го — по пере­се­лен­цу. Их селят и в сади­ки, и в шко­лы, и в дет­ские лаге­ря. Кто-то живёт в поме­ще­ни­ях вооб­ще без отоп­ле­ния. И одно дело — летом, а как будет зимой, непо­нят­но.

В пер­вой поло­вине мар­та я понял, что прак­ти­че­ски каж­дый день бываю в гума­ни­тар­ном цен­тре. Рабо­та при­бав­ля­лась как снеж­ный ком — чем боль­ше у тебя помо­щи, тем боль­ше людей к тебе при­хо­дит. Если сна­ча­ла мы выда­ва­ли про­дук­ты и одеж­ду, то потом у нас нача­ли появ­лять­ся и постель­ные при­над­леж­но­сти, и посу­да, вся­кие спаль­ные меш­ки.

Я вырос до руко­во­ди­те­ля отде­ла спе­ци­аль­ных потреб­но­стей — это так у нас назы­ва­лось. Чело­век ко мне под­хо­дил и гово­рил, что ему нужен холо­диль­ник или коляс­ка и кро­ват­ка для ребён­ка, или пли­та, что­бы ребён­ку гото­вить. И я это искал. У меня сей­час есть база дан­ных на три тыся­чи чело­век, где напи­са­но, кому и что мы дали.

Я сде­лал в гугл-кар­тах спе­ци­аль­ную кар­ту пере­се­лен­ца. Там отме­че­ны все лока­ции горо­да, где мож­но взять еду или одеж­ду, где пере­но­че­вать бес­плат­но, где полу­чить меди­цин­скую и юри­ди­че­скую помощь. Пла­ка­ты с QR-кода­ми и ссыл­кой на эту кар­ту раз­ме­ще­ны по всем лока­ци­ям, куда люди обра­ща­ют­ся за помо­щью. Я зала­ми­ни­ро­вал эти пла­ка­ты, у кар­ты уже под 200 тысяч про­смот­ров.

Нам помо­га­ли меж­ду­на­род­ные фон­ды, но мы кра­уд­фанди­ли и сами как мог­ли. Одна дев­чон­ка-волон­тёр­ка вер­ну­лась из Аме­ри­ки, она там пять лет учи­лась и при­е­ха­ла в Кро­пив­ниц­кий бук­валь­но в про­шлом году. У неё мно­го дру­зей в Шта­тах оста­лось, она кида­ла сре­ди них клич, люди ски­ды­ва­лись, и она поку­па­ла нуж­ные вещи. Нор­веж­цы в нача­ле вой­ны актив­но ски­ды­ва­лись или сла­ли что-то по почте. Но посте­пен­но ста­ла участ­во­вать толь­ко укра­ин­ская диас­по­ра.

У волон­те­ров силы закан­чи­ва­ют­ся. В самом нача­ле я не чув­ство­вал выго­ра­ния. Помо­гать дру­гим быст­ро ста­ло рути­ной. Но в таком деле про свои потреб­но­сти забы­ва­ешь и не пом­нишь, когда ел в послед­ний раз, когда спал. К кон­цу вес­ны насту­пи­ло кон­крет­ное выго­ра­ние, и не у меня одно­го. Мы при­гла­си­ли пси­хо­ло­га, зани­ма­лись с ним в выход­ные, она объ­яс­ня­ла, как с этим бороть­ся, как попол­нять свой пси­хо­ло­ги­че­ский баланс, что­бы не пол­но­стью остав­лять все силы на рабо­те. В какой-то момент моё состо­я­ние нор­ма­ли­зо­ва­лось, но осе­нью опять ста­ло тяже­ло­ва­то.

Сей­час я, мож­но ска­зать, ушёл в сво­бод­ное пла­ва­ние. Мне до сих пор шлют из Нор­ве­гии помощь, я стрем­люсь раз­да­вать её более адрес­но. Я сфо­ку­си­ро­вал­ся на гума­ни­тар­ной помо­щи моло­дым мамам с груд­ны­ми детьми. На мой взгляд, они — наи­бо­лее уяз­ви­мая груп­па сре­ди пере­се­лен­цев.

У меня был посто­ян­ный пас­сив­ный доход с веб-сай­тов, кото­рые были созда­ны ещё до вой­ны, и все эти 8 меся­цев я волон­тё­рил на голом энту­зи­аз­ме. К сожа­ле­нию, сей­час мой пас­сив­ный доход пол­но­стью исчер­пал­ся. Теперь пере­до мной сто­ит дилем­ма: либо закон­чить гума­ни­тар­ную мис­сию и вер­нуть­ся к обыч­ной рабо­те, либо про­дол­жить волон­тё­рить — но для это­го необ­хо­ди­мо хотя бы мини­маль­ное финан­си­ро­ва­ние.

Воз­мож­но, в Укра­ине или за гра­ни­цей най­дёт­ся ком­па­ния, орга­ни­за­ция или фонд, кото­рый захо­чет взять под кры­ло этот пол­но­стью сфор­ми­ро­ван­ный гума­ни­тар­ный мини-центр в Кро­пив­ниц­ком. Поэто­му сего­дня я про­шу помо­щи.

Мне совсем не хочет­ся остав­лять эту мис­сию. Я полу­чаю огром­ное удо­воль­ствие и удо­вле­тво­ре­ние помо­гая людям, вижу боль­шой смысл в том, что я делаю. Тем более, что сде­ла­но очень мно­го, по сути — гото­во целое под­раз­де­ле­ние с нала­жен­ны­ми про­цес­са­ми логи­сти­ки.

Фото на облож­ке: Brandon Morales / Unsplash

Редак­ция «Вёрст­ки»