«Батюшка, помолитесь, чтобы мой автомат никогда не стрелял»
Как на войне устроены православные богослужения для российских солдат
Десятки священников РПЦ уже почти два года проводят православные обряды на войне. Они крестят и исповедуют российских солдат на передовой, освящают оружие и иногда спускаются в окопы с воспитательными беседами о патриотизме, дисциплине и победе. «Вёрстка» поговорила со священниками, которые ездят на фронт, и рассказывает, как российская армия служит там Богу.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«У вас сегодня нет ни одного греха, вы знаете?»
Ночью в середине ноября 2023 года ставропольский священник Пётр Гриценко крестил в блиндаже четырёх танкистов, которые воюют на Запорожском направлении.
Перед обрядом протоиерей объяснил бойцам, что Россия — единственная страна, которая «развивалась в лоне всех народов», а православный человек даёт всем народам жить в своей культуре, «прекрасно себя чувствовать».
«На лоб, на живот, направо… Нет, направо, а теперь налево», — наставлял он одного из солдат. Видео этого крещения опубликовано в православной ВК-группе «Молимся вместе о воинах».
После завершения обряда священник поздравил бойцов со «вторым рождением».
«Сегодня вы святые люди, вот честно. С точки зрения духовной жизни, четыре святых брата, — сказал он и похлопал каждого по плечу. — У вас сегодня нет ни одного греха, вы знаете? Ваша жизнь началась сегодня заново, и вы должны теперь её беречь».
Наставление протоиерея слушали солдаты, которых на следующий день, по его словам, послали в бой.
Пётр Гриценко — один из нескольких десятков священников РПЦ, которые приезжают к российским солдатам на фронт и проводят для них православные богослужения. Каждую неделю он публикует видео своей работы в зоне боевых действий и заодно отчитывается, сколько бойцов, в том числе из национальных республик, причастились и приняли православие.
«Там, где раньше на молебне стояли двое или трое, уже целая рота»
Большинство военных священников приезжают на фронт с гуманитарной помощью, которую к каждой поездке собирают прихожане их храмов и волонтёры: от крестиков и шевронов с иконами до пауэрбанков и коптеров.
«Подъезжаем к КПП, и знакомые солдаты уже машут нашей буханке, спрашивают: “Батюшка, что привёз? А я говорю: “Сначала помолимся, а потом “что привёз”. Давайте Бога поблагодарим пять минут», — рассказывает руководитель отдела по взаимодействию с вооружёнными силами Самарской епархии Никита Степанов.
На войне Степанов провёл два месяца — с августа по октябрь 2023 года. Каждый день из Луганска в 7 утра ездил на позиции к солдатам. Между подразделениями священник перемещался на уазике с надписью «Передвижной православный храм», с изображениями Богородицы и Христа на задних дверях. «Буханка» военного духовенства в день проезжала, по его словам, около 300 км. Подразделений в графике Никиты было так много, что редко удавалось пересечься дважды с одними и теми же воюющими.
Молебны, литургии и причастия могут проходит в самых разных местах: «Бывает, в поле, бывает, в лесу, бывает, в блиндажах, бывает, в храме», — рассказывает крымский иерей Александр Мешков
Поначалу солдаты неохотно шли на молебны и отношение к представителям РПЦ у них было «не очень», вспоминает он первые свои поездки на фронт.
«Могли усмехаться, улыбаться. Но со временем увидели, что мы приезжаем к ним на опасные точки и не с пустыми руками. В итоге, там, где раньше на молебне стояли двое или трое, уже целая рота стоит. И не только православные».
«Будучи сам иудеем, принял православие». Крещение
«На войне жизнь человека вообще ничего не стоит, не ценится, висит всегда на волоске. Раз — и всё. Так что правду говорят, что в окопах не бывает атеистов», — говорит «Вёрстке» мобилизованный из Санкт-Петербурга Александр.
До войны он не считал себя верующим, но на фронте надел крестик, который ему дала с собой родственница. Оказавшись на передовой, мужчина понял, что хотел бы покреститься, но за год на войне не встретил ни одного священника. Сослуживцам мобилизованного предлагали выехать в город и пройти обряд крещения в храме.
«Как обычно это там бывает, вроде собрали народ, запланировали выезд, а потом всё отменили», — говорит Александр.
При этом некоторые медийные представители РПЦ, которые ведут свои блоги и участвуют в эфирах государственных телеканалов, показывают, как крестят десятки воинов за раз перед отправкой на передовую и перед штурмом.
В телеграм-канале «Крест русского солдата», где протоиерей Пётр Гриценко публикует видео о жизни военных священников на фронте, появляются съёмки причастий и крещений. В завершении обряда Гриценко становится на фоне «принявших Отца, сына и святого духа» солдат и иногда называет точное число новых «братьев во Христе».
«Валерий, будучи сам иудеем, в свои 40 лет принял православие. Вместе с многими братьями своими, в количестве 36 человек», — написал он 28 марта.
«Шалом», — приветствует священника Валерий на видео.
«24 якута покрестилось», — объявил Гриценко 5 декабря, когда навестил штурмовиков 127 бригады.
«Бывало, что священник крестил строй, в котором были и мусульмане. Но никто не возмущался» (некоторые подразделения, где служат много мусульман, навещают и имамы. — Прим. «Вёрстки), — рассказывает военнослужащий Андрей, который представился «Вёрстке» верующим замполитом. Он говорит, что несколько раз наблюдал, как люди, не похожие на верующих, тянулись к иконам и крестикам. Особенно его впечатлило богослужение для воюющих в составе «Шторм Z».
«Ну, это же не просто штурмовики, а зеки. Подходили, просили благословить. Батюшка раздавал крестики, иконки — и люди поплыли. Весьма трогательное зрелище», — говорит Александр.
Максим Серпицкий, священник из Москвы, с удивлением слушает истории о массовых крещениях и не понимает, где его коллеги находят «сто человек желающих за раз».
«Мое чистое время пребывания на фронте — 4,5 месяца, и я окрестил всего 10 человек, — рассказывает Серпицкий. — Я дежурил на самом большом мобилизационном пункте, в Новой Москве, через меня прошло несколько тысяч. И всего три окрестились. Сейчас не 90‑е, и много церквей открыто».
Протоиерей вспоминает о двух покрестившихся мобилизованных, которые уже через две недели подготовки должны были отправиться в бой и осознавали, что в любой момент «могут предстать». Ещё Серпицкий рассказывает про воюющего язычника. Солдат Даня с позывным Мухомор стал Даней Пересветом, который, по словам священника, теперь искренне проповедует православие.
«Люди бегут под покров Божий. Выхода у них нет другого», — делает вывод Серпицкий.
«Ради страха смерти»
Под «покров Божий» священники сопровождают бойцов быстро. Ритуалы на передовой редуцируются, и для крещения достаточно 10 – 15 минут.
«Конечно, бывали такие случаи на линии фронта, — рассказывает священник Александр Мешков. — Чтобы душа солдата была спокойна, ради страха смерти. Никто не знает, вернётся человек или нет. И в такой ситуации для крещения достаточно и кружки воды. Солдаты в броне стоят, голову наклонили — и всё. Крестик им надели, миром помазали».
Уфимский священник Виктор Иванов осенью 2022 года во время крещения военнослужащих вместо таза для святой воды использовал чёрные пакеты для двухсотых, которые в тот момент «оказались под рукой». А руки бойцы опускали в ящики из-под боеприпасов.
Крымский иерей Александр Мешков говорит, что во время крещения пытается произносить молитвы «более чётко, делать остановки и расставлять акценты», чтобы воюющие успевали почувствовать, что над ними совершается таинство.
«Когда это всё закончится?» Проповеди
На фронте разговоры со священниками — не всегда о вере. Некоторые представители РПЦ, оказавшись перед военнослужащими разных религий, выступают с эмоциональными проповедями о войне и патриотизме. Кроме того, что «с русскими Бог», они объясняют солдатам, за что они воюют, чем отличаются от остальных россиян и как им выжить.
«Уставшие, замученные. Но кто, если не вы, ребята? Вы все, как один кулак, должны объединиться и бить врага. Потому что это бесы, никак иначе. Посмотрите, какую культуру они несут, ЛГБТ-парады… Семейные устои хотят разрушить», — проповедует для сотни солдат, в том числе мусульман, священник из Якутии Василий Марченко. Видео этой речи опубликовал во Вконтакте другой священник, Вячеслав Андреев.
«Поверьте, ещё неизвестно, кому тяжелее выживать. Бабе с детьми, когда мужика рядом нет, или здесь вам. Ты семье помоги, помолись за них. Даже за врагов молиться можно. Чтобы снайперу глаз замылил Господь. А почему бы и нет?» — говорит солдатам Дмитрий Василенков, которого назначили главным военным священником «СВО».
Московский протоиерей Максим Серпицкий, который провёл на фронте четыре месяца, рассказал «Вёрстке», что солдаты часто приходят к нему с философскими вопросами. И добавляет, что это логично: командование, в отличие от военного духовенства, «душу солдатам раскрывать не станет».
«Самый частый вопрос: „Когда это всё закончится“? Я отвечаю: когда вся страна объединится. Ещё вот что у меня недавно спросили: „Сколько из нас вернётся из боевого задания?“ Совершенно неправильный вопрос. Надо иначе. „Что сделать, чтобы вернулись все?“» — рассуждает иерей и приводит пример.
200 солдатам, которые должны были отправиться «на очень серьёзную точку», Серпицкий сказал молиться и помнить, что они выполняют «волю Божью». Колонна вышла на «боевое задание», но вскоре её развернули назад.
«Оказалось, уже не нужно подкрепление, — говорит Серпицкий. — Пообещал парням, что все вернутся, если будут молиться, вот и вернулись. Целое чудо. Авторитет священника возрос».
Самарский иерей Никита Степанов рассказывает, что чаще всего воюющие спрашивали его о том, что с людьми происходит после смерти. Говорят: «Ну я же понимаю, что завтра могу не вернуться. Какой во всём этом был смысл?»
«Чтобы здесь была большая-большая любовь». Венчание
В августе 2023 года Ирина Тучина, жительница Петрозаводска, приехала в зону боевых действий, чтобы обвенчаться со своим супругом — Евгением Тучиным, который год назад оставил свой пост главврача Республиканского перинатального центра и добровольцем ушёл на фронт.
Пару обвенчали в одном из храмов, который обустроили прямо в блиндаже на Херсонском направлении. В храм ведёт лестница вниз, под землю. Наверху — насыпь, покрытая маскировочной сетью. Внутри храма, как описывает один из священников, алтарь, престол, царские врата и даже место для певчих.
«Супруга приехала прямо на расположение. В одном блиндаже переоделась в белое платье, как настоящая невеста, а потом уже спустилась в храм, — рассказывает священник Александр Мешков, который участвовал в обряде. — Они с мужем давно хотели, но не доходили руки. А здесь… Все понимают, что война не игрушки и может настать и последний день…».
Венчание отметили обедом — соком и двадцатью пирогами.
Через три месяца после первого венчания на фронте в другой блиндажный храм, в Донецкой области, пришли ещё три пары. Одна из невест, как выяснила «Вёрстка», работает оператором беспилотников и постоянно находится на фронте, в окопах.
После обряда два жениха — бойцы с позывными «Куница» и «Медведь» — рассказали местному корреспонденту, что «вспоминают о Боге всегда, когда страшно» и что «на войне от него нельзя отворачиваться». А священник Пётр Гриценко, присутствовавший на церемонии, внезапно заявил, что именно за любовь идут сражения в Украине. «Чтобы здесь не было ни ненависти, ни злости, чтобы здесь была большая-большая любовь», — сказал он.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
«Я говорю: освящается колесница сия». Окропление оружия
Одно из главных правил работы священника на войне — нельзя пользоваться оружием даже для самозащиты. Об этом каноне говорил и патриарх Кирилл, отмечая, что военное духовенство больше всех рискует жизнью в зоне боевых действий.
При этом представители РПЦ на фронте фотографируются с рядом с оружием и боевыми машинами, освящают танки и снимают видео вместе с солдатами, которые кричат «Христос с нами, победа за нами!» и синхронно стреляют в воздух из автомата.
Некоторые священники понимают, что освящение оружия выглядит спорно, и формируют для себя правила. «Я не говорю: «Освящается танк сей, чтобы он стрелял метко, ехал быстро, не горел. Я говорю: освящается колесница сия. Ну, они ж на ней ездят? Значит, колесница. Если просят: батюшка, освяти автомат, я говорю бойцу, что освящу его самого. И если у него руки прямые, то они нормально отработают», — объясняет иерей Никита Степнов из Самары.
Но есть и другой подход. Максим Серпицкий — военный священник из Москвы — говорит, что освящать оружие «не можно, а нужно». Он видит, что смысл этого ритуала, наоборот, в сохранении жизней.
«Когда освящаю стрелковое оружие, молюсь, чтобы никто из мирных не пострадал и чтобы никто не самоубился из него. То же самое с миномётами».
Священник Александр Мешков говорит, что не стремится освящать оружие, но относится к нему как к рабочему инструменту.
«Оружие — то, что даёт военному делать свою работу. Я не настаиваю, но когда сами просят, почему нет? Просто окропляю. Чтобы оно работало исправно и помогло ему сохранить жизнь, вернуться домой. В мирное время ведь они не стреляют, не убивают. А сейчас под присягой выполняют приказы, которые нужны на этой миссии, миссии СВО».
Он вспоминает, как некоторые бойцы просили его окропить автомат и говорили: «Батюшка, помолитесь, чтобы он никогда не стрелял». Но не потому, что считают войну несправедливой. Священник поясняет, что воюющие болезненно переживают сам факт того, что «славяне отдались американцам» и теперь «ездят на фашистских танках», предав честь своих прадедов. Поэтому российским солдатам важно, как считает священник, помочь противнику быстрее обрести свободу.
«Только под нашим флагом», — говорит иерей.
«Сейчас тебе господь простит. Вот и всё». Исповедь
Навещая солдат на фронте, священники предлагают желающим исповедоваться. Времени на то, чтобы рассказать о своих грехах, на фронте гораздо меньше, чем в мирной жизни. Но представители военного духовенства говорят, что краткость не мешает: человек, который оказывается близок к гибели, по их мнению, кается более искренне.
Когда к самарскому иерею Никите Степанову на фронте подходили военные с просьбой об исповеди, он призывал сократить свои откровения до самой сути.
«Я говорил: «Давай сразу без обстоятельств, имена и фамилии мне не интересны. Рассказывай, что это за грех. Блудил? Убил?» Но бывает, что людей, которые уходят в штурм, буквально с детства мучит какой-то вопрос. Они просят отойти вместе в сторону, и прямо слеза наворачивается. Рассказывают о грехе, просят «простить». Я отвечаю: «Сейчас тебе господь простит. Вот и всё». Солдат переспрашивает: «Неужели всё?»»
Для священника Романа Колеснёва из Крыма исповеди воюющих стали поводом для размышлений. Он говорит, что на исповеди в миру не услышишь от тех, кто не воевал, серьёзных вопросов о смерти и убийствах. Поэтому на фронте ему пришлось «рассуждать по-христиански» и объяснять солдатам, что даже в зоне боевых действий проявлять жестокость и, например, издеваться над пленными — грех.
«Бойцы интересовались, как быть, если в их руки попали именно такие, действительно жестокие бойцы c украинской стороны, — поясняет он. — Для военнослужащих это очень тонкая грань. Потому что, естественно, на фронте человек ярость испытывает. А гнев нужно смирять».
При этом Колеснёв добавляет, что убийство в мирной жизни и на войне — не одно и то же. «Считается это грехом или нет, зависит от мотивации, которая находится в душе человека. Солдат не только идёт убивать, но и сам рискует быть раненым или убитым. То есть он полагает душу своих за други своя».
Священники рассказывают, что чаще всего во время исповеди солдаты говорят о поступках, которые они совершали ещё до своего участия в войне. Иерей Александр Мешков вспоминает наёмников ЧВК, которые каялись, что уехали на фронт в тайне от жён.
«Кто-то маму обидел, кто-то жену, — рассказывает протоиерей Максим Серпицкий. — Здесь на гражданке прихожане порой не грехи исповедуют, а внимание к себе хотят привлечь. Бывает, одинокие женщины свободные уши ищут, какой-то бытовухой у них голова забита. А на войне всё чисто, всё понятно».
Серпицкий добавляет, что ему «ни разу не пришлось тратить свои силы» на разговоры о насилии на войне. Он говорит, что российские солдаты «совершенно не жестокие», и из тысячи воюющих он только один раз встретил на фронте человека, который хотел «резать врага».
«У солдата нет желания кого-то убить. Он ликвидирует противника по необходимости, — рассуждает протоиерей. — Его задача — защитить своих близких. А ранил врага — стараешься сохранить ему жизнь. Поэтому настоящий воин никогда не грешит. Искушения на войне плохо заканчиваются. Например, кража — грех. Но кому придёт в голову мародёрить? Вещь, оставленная на виду, легко может быть заминирована».
Священник Никита Степанов говорит, что несколько раз воюющие всё-таки спрашивали у него о грехах на войне, «особенно молодые». Со временем, пока солдат служит, его «перестают мучить» эти темы, по наблюдению священника, и он к ним возвращаются уже на гражданке.
«Там либо ты давишь живую силу противника, либо она тебя, выбор маленький, — говорит Степанов. — Как-то ко мне подошёл штурмовик лет за 40, дядя матёрый. Говорит: „Батюшка, мне вот во время зачистки окопов аптечка понравилась, я её забрал у противника. Это я не своровал?“. Я ответил: „Не могу сказать, но военные такое называют трофей. Ну, а он на тебя не в обиде?“. Пришлось пошутить. Штурмовик отвечает: „Да я не спрашивал, он как бы лежал“. Значит, забирай, пользуйся».
Константин — учитель истории из Ярославской области — ушёл воевать добровольцем в составе Имперского легиона, «православного воинского объединения». До войны мужчина не часто посещал церковь, в отличие от его «светлых и добрых» сослуживцев, и вспоминает, что на первой исповеди растерялся.
«Священник мне: „Говори“. А я: „Что говорить?“. Нужно было перечислить грехи, — говорит доброволец. — Наверное, меня волновала гордыня больше всего. Когда выполняешь какую-то задачу и понимаешь, что всё успешно произошло благодаря тебе, чувствуешь какую-то исключительность, что тоже не есть хорошо. Но кто-то говорил про чревоугодие, про лень».
Константин рассказывает, что во время беседы с бойцами священник назвал войну священной.
«Вы воины, поэтому вы тут, это, благословлены, несмотря на то, что кого-то можете убить или ещё чего-то», — Константин пытается воспроизвести его слова.
«Он говорил… не могу дословно вспомнить. Но посыл был такой, что есть „не убей“ в заповеди. Но вы за правое дело, ребят. И типа вам простят, потому что вы защищаете интересы родины», — вспоминает слова другого священника контрактник Павел.
Контрактник признаётся, что хотя ему было приятно это слышать, он не верит, что грехи могут быть прощены так быстро, во время исповеди, на войне.
«Побыстрее бы меня ранили». Молитва
«Каждый день молюсь: блин, побыстрее бы меня ранило, чтобы никого не успел убить. И поехал бы я инвалидом домой. Так что я пацифист», — говорит доброволец Никита из Самары.
С «Вёрсткой» он разговаривает из военного госпиталя, где лечит пневмонию. В начале осени Никита пообещал пойти на войну при своей девушки и родственниках, «по пьяни», а утром не смог взять свои слова обратно.
Мужчина говорит, что на гражданке регулярно ходил в церковь, но причащался в своей жизни дважды — в тюрьме и на войне. Перед причастием в колонии, где Никита отбывал наказание за разбой, заранее выписывал на бумагу свои грехи, чтобы ни один не забыть.
«А здесь у нас такого нет. Священник объяснил: „Мы на войне, можно и так“. Маленькая поблажка».
Причастие проходило в кухне частного дома, в котором базируется рота. В ней служит много мусульман, поэтому на обряд пришли двое.
«Какие успел грехи вспомнить, те и назвал, — вспоминает доброволец. — Наверное, больше всего я сожалел, что много плохого сделал своим родным, но только они за меня переживают и поддерживают меня»
Никита не понимает, как исповедуют воюющих на передовой, потому что считает, что грех убийства отмаливают всю жизнь. Сам он пока не участвовал в боях и говорит, что оказался в госпитале, возможно, благодаря своим ежедневным молитвам.
«На таких, как вы, у нас молитвы нету». Беседы о дисциплине
Алкоголь, мат и нежелание воевать из-за усталости — такие «грехи» армии волнуют некоторых командиров. Священники в разговоре с «Вёрсткой» признались, что на войне им доводилось беседовать с солдатами о том, как правильно себя вести — по просьбе замполитов или по собственной инициативе.
Священник Никита Степанов говорит воюющим, которые «допускают что-то употреблять на передовой», что не станет их отпевать.
«Объясняю им: если идёте на задание и выпили пару банок, предположим, пива или решили в соседнее село пойти покуражиться, а вас там ДРГ схватили и расстреляли, вы самоубийцы. Конечно, вас похоронят как героев, но я бы — за оградкой храма. Если хочешь умереть быстро, можешь выпить».
Другой священник говорит, что «с радостью вмешивается», если узнаёт, что в подразделении «разлилось винопитие». Солдатам он объясняет, что по концепции РПЦ, это добровольно накликанный бес, который пытается «погубить, нагадить». Эту мысль священник доносит до выпивших воюющих «достаточно жёстко», потому что алкоголь может поставить под угрозу жизнь других бойцов:
«Один случай у меня был, когда люди из очень жёсткого места вернулись. И у них был шанс кого-то послать за водкой. Надо было им внушение моральное сделать. У них был вариант, либо нажраться, либо исповедоваться и причаститься. Выбрали второе — лица даже поменялись».
Рассказав об этом, священник предупреждает, что истории об алкоголе журналистам нужно научиться «держать при себе», потому что это порочит армию: «Попадёте под уголовную статью».
Иерей Александр Мешков говорит более снисходительно: «Подбухивают немного, у всех бывает». Один солдат признался ему, что трезвым никогда бы не решился на исповедь. Вместе с другими священниками Мешков иногда приглашает воюющих на спокойную беседу за столом — объяснить, чем вредят сквернословие и алкоголь.
Священник Александр Василенков жалуется, что солдаты «придумывают тысячи причин», чтобы оправдать своё сквернословие.
«Основная проблема нашей армии — мат», — говорит он в эфире ВГТРК.
Если после молитвы солдаты начинают материться, они тратят всю благодать, которую приняли от бога, считает священник Никита Степанов.
«Им пытаешься объяснить, они смотрят на тебя, как на павлина в пустыне. Мол, батюшка, мы здесь так не общаемся», — говорит он. Но некоторые офицеры категорически запрещают материться при них, и солдаты к этому привыкают.
Тяжелее всего наладить контакт с теми, кто «не хочу, не буду». Степанов имеет в виду солдат, не желающих выполнять боевые задания, но уточняет, что это редкость.
«В одном подразделении встретили троих таких контрактников, и замполит, естественно, говорит: «Батюшка, давай прочитай для них какую-нибудь молитву». Наш старший священник на них так посмотрел… Говорит: «Нет, отцы, у нас есть только одна молитва, на победу. На таких, как вы, у нас молитвы нету. Пишите свои рапорта и езжайте домой. Вот мы здесь останемся, возможно, погибнем. Ваши сослуживцы тоже останутся — неизвестно, доживут ли. Мы приедем домой героями, а вы что своим детям скажете? Что слиняли с войны? Мир-то узкий. Вы своих сослуживцев потом где-то встретите на гулянке, и они скажут: „А вот он“».
Степанов вспоминает, что на контрактников этот разговор подействовал, и даже не пришлось ничего про закон Божий рассказывать. Рапорты они не подали.
Обложка: Редакция «Вёрстки»
Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →