В среду заместитель главы так называемой военно-гражданской администрации Херсонской области Кирилл Стремоусов заявил, что власти планируют обратиться к России с просьбой включить регион в её состав. «Вёрстка» поговорила с местными жителями — теми, кто ещё остается в Херсонской области или её покинули — о том, как они относятся к пророссийской администрации, что изменилось в городе с момента оккупации и что они думают о перспективе стать россиянами.
Чтобы не пропустить другие материалы «Вёрстки», подпишитесь на наш телеграм-канал
«Мне пообещали, что бить не будут»
Алексей, 24 года, хозяин кафе
24 февраля в шесть утра мне позвонил отец и сказал: «Лёша, война. Ты знаешь, что делать». Я пошел запасаться продуктами, на рынке и в магазинах уже чувствовалась паника, все скупали всё.
Херсон — город с населением около 300 тысяч человек. От Херсона через Днепр идёт большой мост, который соединяет его с областью. В первые дни бои велись как раз на этом мосту. Задачей украинцев было задержать оккупантов на подходе к городу — так мне рассказывали потом знакомые военные.
Возле моста есть жилые дома, и уже на третий день боевых действий я поселил несколько человек из этих домов в свое кафе, они спали на полу и рассказывали мне, что видели из своих окон, как горит вода.
Когда русские военные прошли мост, они собрались в колонну, как на 9 мая, и пошли по городу с БТР и боевыми машинами. Это «шествие» длилось несколько часов. По дороге они убили несколько гражданских людей — их трупы потом ещё несколько дней лежали на тротуарах. В городе как будто вымерло всё, даже собаки не бегали. Большинство людей успели запастись продуктами, и можно было не выходить из дома и притаиться. Русские заходили в ТЦ, грабили, выносили золото. Заняли государственные здания, сели в Белом доме, поставили военных и технику вокруг.
У меня в городе своя бургерная под названием «Сочный», и на складе оставались продукты — мясо, сыры, заморозка. Мы с друзьями организовали штаб помощи, и стали раздавать еду нуждающимся. К нам присоединились рестораторы, которые тоже поделились своими запасами.
В середине марта в мое заведение пришли силовики — из разговоров стало понятно, что это ФСБ. Они искали офис Правого сектора. Примерно шесть лет назад он действительно был у нас за стеной, но теперь давно закрыт.
Мы в тот момент работали вместе с волонтерами. Силовики положили нескольких ребят лицом в пол, сначала угрожали, а потом стали бить одного из парней — Серёжу — долго и сильно. С ними пришёл оператор с камерой, и стало понятно, что бьют напоказ. Серёжа понял это и, лёжа на полу, предложил: «Давайте я скажу вам всё, что надо сказать, только не бейте». Его подняли и стали снимать. Записали два видео. На первом он признается, что состоит в Правом секторе, которого уже шесть лет нет в Херсоне. При этом он говорит, что осуждает «свою» организацию. А на втором видео он рассказывает, как он рад русским солдатам и как всё стало лучше в городе с их приходом.
После этого меня и Сережу вызвали на допрос в здание СБУ. Там при входе на глаза каждому надевают шапку, чтобы не видно было, что происходит внутри. Мне так и сказали: «Надевай шапку-невидимку и пошли». Веселые ребята. Пока я ждал своей очереди, из здания кого-то вывели с такой же шапкой на голове, а после меня — кого-то завели.
Мне пообещали, что бить не будут, но после этой фразы не стало спокойнее. Они спрашивали меня о моих постах в инстаграме и о сценарии «присоединения», который меня бы устроил. Я думал о том, как выжить, поэтому сказал, что мне нравится Крымский сценарий — без жертв. Они сказали: «Мы тоже думали, что будет Крымский». Спросили меня: «Сколько людей здесь поддерживает Россию? Процентов 80?». Я ответил, что в разы меньше — мне не поверили…
Сережу на следующий день допрашивал тот же ФСБшник, который его бил. Он рассказывал мне, как все происходило. В какой-то момент начальник силовиков, который присутствовал на допросе, отложил рацию и сказал: «Нас сейчас никто не слушает. Расскажи мне, что происходило в Херсоне до нашего приезда».
Сережа рассказал, что украинцы счастливо жили, летали в Европу без визы, сами проголосовали за Зеленского. Рассказал, как у нас решаются проблемы, связанные с коррупцией. ФСБшник ответил: «Не может такого быть. Это у вас коррупция на высшем уровне, а у нас в России не так».
Ещё, по словам Серёжи, ФСБшник удивился, когда увидел в городе памятник танку Т‑34 — символ победы во Второй мировой войне. «Нам сказали, что здесь на каждом шагу памятник Бандере и мы едем освобождать людей от бандеровцев», — признался он.
Вообще есть ощущение, что силовикам реально не с кем поговорить о том, что происходит — они не понимают, что они делают здесь. После этих допросов они ещё регулярно приезжали ко мне в кафе «поговорить», попить кофе. Ни одного конструктивного диалога не было, они просто сидели с автоматами и задавали мне вопросы о жизни в Херсоне. Я просил их впустить в город машину с инсулином, который привезли волонтёры. Обещали помочь, но машину так и не впустили.
Я покинул город три недели назад, в том числе потому, что устал общаться с ФСБшниками каждые два дня, меня стало напрягать их присутствие в моей жизни. Все мои близкие и друзья тоже уехали. Я понял, что на неоккупированной территории я смогу быть более полезным для города. В Херсоне на улицах останавливают людей и проверяют телефоны. Если в твоем телефоне найдут сообщение: «Амуницию нашли, куда её передавать?», — могут быть проблемы.
Чтобы не пропустить другие материалы «Вёрстки», подпишитесь на наш телеграм-канал
«Большинство людей ждут прихода ВСУ»
Светлана (имя изменено)
В городе творится беспредел, и с каждым днём становится только хуже. Светофоры не работают, мусор толком не вывозят, за порядком никто не следит. Российские военные гоняют по дорогам, не соблюдая правила, выезжают на встречную полосу, создают аварийные ситуации. Причём многие ездят на машинах, которые они украли у местных — как правило, это хорошие иномарки с украинскими номерами.
Приход так называемой новой администрации случился очень внезапно. Мы надеялись, что с нами останется наш мэр — при нём город только-только встал на ноги, начал развиваться. А теперь всё это пропало.
Нынешняя администрация мне совсем не нравится. Везде драки, беспорядки, воровство. В городе висят советские флаги и русские билборды, и каждый из них охраняют военные и БТР. Люди пытались выходить на митинги, но их разгоняют слезоточивым газом и светошумовыми гранатами.
Людей, которые публично выступают против администрации, похищают. Это не слухи, среди моих знакомых тоже есть те, кто бесследно исчез. Забирают тех, кто ездил по городу с украинскими флагами, кто выходил на митинги. Никто не знает, где они и что с ними. Кто-то даже пытался дать денег военным, чтобы те сказали, где держат их знакомых, помогли передать продукты. Но те не согласились. Это все очень страшно. Я перестала что-либо выкладывать в соцсети — боюсь и за себя, и за родных. Но когда не можешь высказаться, не можешь даже пост написать о том, что ты думаешь, — морально становится очень тяжело. Я думаю, многие чувствуют себя как в плену, не только я.
Помимо российских военных, здесь есть ещё так называемые ДНР-овцы. Они очень агрессивные, обозлённые. Говорят: «Мы ждали этого восемь лет». Ведут себя как животные, с ними лучше даже не пытаться разговаривать.
Когда я прочитала новости о том, что Херсон хотят присоединить к России, я была в шоке. Нашего мнения, конечно, никто не спрашивал. Я уверена, что этого никто не хочет. Большинство людей ждут прихода ВСУ и надеются, что русские уйдут. Мы с семьёй решили, что если регион действительно присоединят к РФ, мы соберем вещи и уедем, потому что мы хотим жить в Украине.
Конечно, есть люди, которые сотрудничают с администрацией. Они возят бензин и продукты из Крыма. Думаю, кто-то делает это из страха, другие — потому что это возможность заработать. Привезти русских продуктов и открыть кафе на улице. У нас тут как будто 90‑е — открываются какие-то шашлычные на набережной, а кругом бардак.
Администрация пытается вести пропаганду. На 9‑е мая прошел парад. Правда, из жителей Херсона на него мало кто пришел. У нас город маленький, все друг друга знают, а тут были какие-то посторонние люди — не знаю, откуда их привезли. И все равно, даже с ними, людей было мало.
В пабликах постят новости о том, что мы якобы хотим присоединиться к России. А зачем нам это? Мы нормально жили, а теперь — ни поработать нормально, ни съездить отдохнуть. Ещё пишут, что русские пришли защищать Херсон от ВСУ, которые его обстреливают. Да, бывают обстрелы. Но разве украинские войска стали бы это делать, если бы русские не заняли город? Они бьют не по нам, а по российским войскам. Честно говоря, я даже надеюсь, что украинская ракета попадет по какой-то точке, которую заняли россияне. Мы уж как-нибудь потерпим.
Ещё пишут, что Украина нас бросила. А я в это не верю. Только не с нынешним президентом. Он не допустит того же, что было с Донецком и Крымом. Про нас не забыли, просто нужно терпение. Так быстро регион не освободить. А вот пенсионеры, возможно, верят нынешней администрации. У нас заработали российские телеканалы, и они их смотрят. Других источников информации у них нет.
На сегодняшний день я против того, чтобы уезжать из города. У нас и так осталось процентов 50 населения. А чем меньше тут херсонцев, тем проще русским творить беспредел. Воровать машины, занимать пустующие квартиры. Я считаю, пока что надо оставаться, чтобы у этого беспорядка были свидетели.
«Русские пришли в дом моих родителей»
Марина (имя изменено)
Сейчас я живу в Одессе, но вся моя семья — родители, младший брат, бабушка и дедушка — в Херсоне. Это город, где я выросла. С начала войны я уговаривала родных из него уехать, но каждый раз во время телефонных разговоров они меня успокаивали и уверяли, что всё будет хорошо. Они и сейчас бодро держатся, хотя в городе очень много гуманитарных проблем.
С приходом российских войск в начале марта в Херсоне начались уличные беспорядки. Люди были готовы отстаивать каждый сантиметр своей земли и свободы. В основном против вооружённых русских выходили участники территориальной обороны с коктейлями Молотова — простые горожане, среди них и мой отец. В результате погибло очень много людей. Сиреневый парк, где я провела всё детство, был завален трупами. Тела погибших не получалось забрать несколько дней, так как столкновения не прекращались.
По городу ездило много техники с маркировками Z и V. Военные, проезжая мимо мирных жителей, направляли оружие прямо на них, чтобы посеять страх.
4 марта в городе отключили связь, судя по всему, чтобы оказать психологическое давление на людей и помешать организовывать митинги. В тот же день впервые привезли русскую гуманитарную помощь, которую никто не брал, кроме парочки подставных людей. Для херсонцев это было делом принципа. Никто из них и не нуждался бы в помощи, если бы русские военные не разворовали все магазины в первые дни оккупации. Выносили всё: продукты, алкоголь, деньги из касс, бытовую технику, мобильные телефоны, сим-карты, ничем не пренебрегали.
Жители Херсона, несмотря ни на что, выходили на митинги — собирались на Площади независимости. Это очень не нравилось русским. Вскоре стали пропадать активисты и волонтёры, остальных разгоняли светошумовыми гранатами и стрельбой, били прикладами всех, кто под руку попадётся.
В начале мая русские пришли и в дом моих родителей. Видимо, им кто-то слил данные участников теробороны. В 8 утра постучали прикладом в дверь квартиры, вошли, забрали телефоны. Папе сказали одеваться потеплее, потому что «там» будет холодно. Добавили, что он поедет с ними надолго.
Его посадили в машину с символом Z, там было ещё четверо мужчин. Он говорит, что их привезли в неизвестное место, и там некоторых избивали и пытали. В том числе и моего папу. Его, слава богу, отпустили, но многие люди, которые пропали в те же дни, ещё не вернулись домой. Они в плену уже не одну неделю.
Простые мирные жители пытаются приспособиться, жить привычной жизнью. Но это всё равно совершенно другая реальность: элементарно выпить чашку кофе с утра сложно, потому что почти месяц нигде невозможно было найти молоко — все заводы закрылись, поставки прекратились. На полках в магазинах — только остатки продуктов. На рынках ситуация лучше, но там принимают только наличные. А чтобы их снять, нужно два-три часа простоять в очереди в банкомат, причём занимать её нужно с самого утра, так как деньги быстро заканчиваются.
Много людей осталось без работы. Молодёжь занимается волонтерской деятельностью, развозят продукты и медикаменты, которые удаётся найти для нуждающихся. После месяца оккупации заработал малый бизнес. Многие предприниматели часть заработка отдают волонтёрам или жертвуют ВСУ. В основном жизнь в городе продолжается не благодаря российской администрации, а вопреки.
Никто из местных не рассматривает всерьёз вариант присоединения Херсонской области к РФ. Мы знаем, что Херсон — это Украина. Сколько триколоров не вешайте, нам Россией не быть. Мы привыкли к свободе во всех её проявлениях.
Есть, конечно, любители «русского мира», но их единицы, из этого ХНР (Херсонскую народную республику — прим.«Вёрстки») не построишь. Адекватных людей в разы больше. Мы верим в ВСУ и готовы им всячески помогать. Понимаем, что деоккупация — это кропотливый, длительный процесс, но свобода стоит дорого. Мы уже немало за неё заплатили.
«Никто не встречал армию РФ с цветами»
Константин (имя изменено)
2‑го марта русские военные входили в Херсон так же, как и в другие города Украины — жёстко. Были расстрелы мирных жителей на дорогах, удары из танков и артиллерии по жилым домам, жуткая гибель участников херсонской теробороны от рук оккупантов. В результате боевой атаки сгорел торговый центр «Фабрика». И это — только некоторые, самые основные события, которые произошли в первый день оккупации. Дальше в Херсонской области всё становилось только хуже.
Лично для меня произошедшее стало шоком. Конечно, ещё с момента аннексии Крыма я ожидал, что рано или поздно Херсон станет очагом боевых действий. Здесь же и Северо-Крымский канал, и Каховская ГЭС. Но одно дело — всё это представлять себе гипотетически, а другое — столкнуться на практике.
В Херсоне никто не встречал армию РФ с цветами. И я думаю, что сейчас в регионе многие ждут ВСУ и освобождения. Все прекрасно видят, что творится в городе, области и сёлах. Эти обстрелы домов и школ, вывоз зерна и овощей на территорию Крыма. Похищения активистов и обычных гражданских, нулевой уровень безопасности.
С приходом оккупантов в Херсоне начался не столько даже продовольственный кризис, сколько лекарственный. Это аграрный регион, и в первый месяц ему хватало собственных запасов. А вот проблемы с лекарствами возникли почти сразу.
Любые гуманитарные грузы в Херсон сейчас попадают или с огромным риском, или не попадают вообще. Никаких официальных зелёных коридоров не открывается. Выживайте как хотите, выезжайте как хотите — на свой страх и риск.
Привычная жизнь в Херсоне стала исчезать ещё с первого дня войны, и во время оккупации этот процесс продолжился. Сейчас в городе не работает ни один супермаркет. За две недели всё откатилось к каким-то 90‑м. Ни работы, ни нормально функционирующих банков. Чтобы снять наличные, люди выстраиваются в очереди на сто человек. Школы не работают, а нарушение комендантского часа может стоить жизни.
Ещё с начала оккупации журналистов, военных, активистов, культурных деятелей — всех, кто так или иначе имеет чёткую проукраинскую позицию — стали отправлять «на подвал» (имеются в виду похищения и пытки — прим. «Вёрстки»)
Я пробыл в оккупации 45 дней. За это время у меня сбился режим сна, развилась паранойя. Я не чувствовал себя в безопасности. Все правоохранительные органы в городе перестали работать, и выходить из дома ближе к вечеру стало рискованно. Прожив в такой обстановке около месяца, я понял, что не выдерживаю и надо искать возможности эвакуации, чего бы это ни стоило.
У меня была большая привилегия — деньги. Но и без них выехать было реально. И всё-таки некоторые мои близкие не захотели покидать город. Я не осуждаю их решение. Мне понятно их чувство привязанности к дому и имуществу.
Конечно, в городе нашлось немало коллаборантов. В этом плане особенно отличились города Каховка и Новая Каховка. К моему ужасу, там много людей, для которых оккупация оказалась благом. И всё же я думаю, что большинство херсонцев ни за что в жизни не будут согласны ни на ХНР, ни на присоединение к временно оккупированному Крыму, ни на другие варианты.
Фото обложки: предоставлено героем материала
Записали журналисты «Вёрстки»