Медицина в оккупации
Что случилось со здравоохранением в оккупированных регионах за два года войны
За два года войны на оккупированных территориях Украины были разрушены сотни больниц, многие медики бежали на подконтрольную Киеву часть страны. Оставшиеся врачи и медсёстры продолжали работу в условиях постоянных обстрелов. На помощь им российские власти отправили тысячи медработников со всей страны, а на восстановление инфраструктуры выделили больше восьми миллиардов рублей. Тем не менее, как говорят сами врачи и назначенные пророссийские чиновники, победить кадровый голод, проблемы с коррупцией, нехваткой медикаментов и низкими выплатами так и не удалось. «Вёрстка» выяснила, как сегодня работает сфера здравоохранения в оккупированных Россией украинских регионах и что о ней говорят сами врачи и пациенты.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Имена героев публикации изменены.
Первые дни: «В глаза смотреть было тяжело»
«Когда я приехал, сразу испытал такое неоднозначное чувство: было уже не страшно, но я всё равно испытывал ужас, — так описывает свою первую поездку в зону оккупации Михаил, врач из Сибири. — У всех людей там в глазах боль, отпечаток пережитого. У всех: и у маленьких, и больших. Только взрослый человек соображает, а детки…».
По специальности Михаил — детский хирург. Впервые он отправился в мариупольскую больницу интенсивного лечения волонтёром в сентябре 2022 года. После этого ездил в зону оккупации ещё три раза: снова в Мариуполь и в Херсонскую область.
«В первый же день мне сказали обратить внимание на глаза людей. В глаза смотреть было тяжело. У многих сохранялся страх, — вспоминает свою единственную поездку в Мариуполь другой врач, Алексей. — Те, кто в горячую фазу там были, описывали происходившее в нелитературных выражениях. Так и говорили, была “жуть-жуть-жуть”, “пиздец-пиздец-пиздец”».
Алексей уехал из Санкт-Петербурга в Мариуполь волонтёром в августе 2022 года. На месте он поселился в одной из палат больницы и начал работать по специальности — терапевтом в приёмном покое. После завершения поездки в Мариуполь он уже не возвращался.
«Общая картина была достаточно плачевная, потому что многие люди… Знаете, к ним неожиданно эти события спустились. Бои были очень страшными… ситуации были ужасными», — вспоминает Елена, медицинский психолог из Москвы.
Впервые Елена отправилась в Мариуполь в октябре 2022-го — вместе с 11 коллегами из «Ассоциации волонтёрских центров». Она успела поработать в отделениях терапии, неврологии и хирургии, а спустя несколько месяцев поехала в Луганскую область.
«Даже когда мы [в Мариуполе] жили, отопления не было, не было света и воды, многие продолжали жить в подвалах, — говорит она. — Знаете, самое удручающее, шокирующее то, что вы видите чёрный дом, где дыры в стенах, обугленные жилища; и рядом вы можете увидеть светящееся окно, в котором до сих пор живут люди».
«Такое ощущение поначалу, как будто в другое государство попал: кругом блокпосты, военная техника, куча солдат, как бы… непривычно», — так эндокринолог из Мордовии описывает свою поездку в Запорожскую область в марте 2023 года. Он поехал в зону оккупации в организованную региональными властями командировку и проработал месяц в местной поликлинике.
Все собеседники «Вёрстки» отмечают, что отправились в разрушенный от обстрелов город «по зову сердца», чтобы «лечить, спасать и помогать коллегам».
От волонтёрства к командировкам: «За деньгами ехать туда не надо»
По подсчётам «Вёрстки», не менее 2,5 тысячи врачей из 50 российских регионов за два года войны побывали в оккупированных частях в Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей: о них писали местные СМИ и телеграм-каналы, отчитывались пророссийские власти. В реальности эта цифра может быть намного выше.i
Опрошенные «Вёрсткой» врачи рассказывают, что не были готовы к тому, с чем им пришлось столкнуться.
«Ты видишь, что в палате, где практически невозможно пройти, лежат вот эти бедные старики, — рассказывает Елена, психолог из Москвы, о первом дне работы. — У многих либо уехали дети, либо кто-то погиб, кого-то бросили. Представьте, что всё, вот конец жизни — и он таков».
Михаил, детский хирург из Сибири, вспоминает, что чаще всего к нему обращались дети и родители — после укусов бездомных собак. «На тот момент собаки уже в течение полугода ходили беспризорные и добывали себе пропитание, как могли, — рассказывает Михаил. — То есть, это не щенки, именно собаки, которые были там ещё до начала войны, домашние. Но они остались одни и питались всем подряд, в том числе и трупами. И поэтому бросались на людей, на маленьких детей».
Когда заканчивался поток детей, говорит Михаил, на операционный стол привозили раненых солдат. «Это было непривычно, так скажем, я же привык с маленькими общаться, — рассказывает он. — А здесь экстремальные условия — регион, где шли боевые действия. Ну, потом адаптировался».
В приёмном покое, по словам Алексея из Санкт-Петербурга, к концу лета 2022 года чаще встречались не огнестрельные или осколочные ранения, а рожистые воспаленияi. «Это последствия того, что люди провели большое количество времени в подвалах. Это даже не эхо войны, это ещё её раскаты», — говорит он.
В первые месяцы войны медики ездили в зону оккупации в качестве волонтёров под патронажем российских политиков и военных. Как правило, на основном месте работы они оформляли отпуск, а в оккупацию отправлялись за собственный счёт. Елена из Москвы рассказывает, что потратила за две такие поездки порядка 200 тысяч рублей. «Я не жалуюсь, но так же не должно быть? Даже питание там не месте не всегда предоставляли», — говорит она.
Ко второй половине 2022 года такие поездки уже стали частью благотворительной госполитики: врачей отправляли подведомственные Минздраву институты, больницы и поликлиники, госкорпорации и различные прогосударственные фонды и движения.
Например, «Росатом» организовал проведение медосмотра для детей, зампреда Госдумы Анна Кузнецова от имени своего проекта инициировала медпомощь сиротам, движение «Народный фронт «За Россию» отправил в зону оккупации свой «Поезд здоровья» — мобильный медкомплекс.
К концу 2022 года врачей начали оформлять уже в официальные командировки от региональных Минздравов и нанимать внештатными сотрудниками в учреждения Минздрава РФ — например, в Федеральный Центр медицины катастроф или Федеральный научно-клинический центр. Если до этого врачи ездили в зоны оккупации волонтёрами за свой счёт, то теперь за такие поездки стали платить. После аннексии территорий правительство направило более миллиарда рублей на финансирование «врачебных десантов». Медикам назначили специальные выплаты за работу в зоне боевых действий и за помощь военнослужащим: от 20 до 100 тысяч рублей в месяц, в зависимости от выполняемых обязанностей и количества отработанного времени.
Иван, эндокринолог из Мордовии, говорит, что отправился в Запорожскую область как раз по предложению регионального Минздрава. Одним из тех, кто впоследствии устроился внештатным сотрудником федерального медцентра, стал Михал из Сибири. На вопрос, сколько составили выплаты таким категориям врачей, собеседники «Вёрстки» не ответили.
«За деньгами ехать туда не надо, не стоит, — говорит Михаил. — Когда многие узнают [о выплатах], едут, а там на месте понимают, что территории обстреливают и начинается… За одними деньгами ехать — нет».
К концу 2022 года подобные «врачебные десанты» уже сменяли друг друга по расписанию, а вернувшиеся из поездок медики получали награды: медали, грамоты, благодарственные письма от губернаторов и депутатов Госдумы.
Гуманитарная помощь: «Всё, что привезла с собой, я оставила»
C начала войны в Украине ВОЗ подтвердила не менее 1616 атак на объекты медицинской инфраструктуры. В не менее чем 242 случаях под ударами оказывался медицинский транспорт. Минимум в 134 случаях нападениям подвергался медперсонал. За два года от атак скончались не менее 118 медиков, не менее 253 получили ранения.
После завершения активной фазы боёв на оккупационных территориях местные пророссийские власти объявили о восстановительных работах. Регулярно с середины 2022 года в сводках пропагандистких медиа встречаются заметки о ремонте и строительстве зданий, благоустройстве территорий, поставках различного оборудования для социальных учреждений.
По словам врачей, побывавших в зоне оккупации в 2022 году, тогда большая часть необходимых лекарств, медицинских расходников и оборудования привозилась за счёт гуманитарной помощи. Её закупали и сами врачи-россияне.
«Когда я была в Мариуполе [в октябре 2022 года], конечно, были времена сложные, чего-то не хватало, и мы сами ходили, покупали и привозили, кто что мог, оставляли, — говорит Елена, психолог из Москвы. — Например, я всё, что привезла с собой, оставила — вплоть до чайника».
Примечательно, что уже в тот период пророссийские власти оккупированных регионов заявляли о покупках за счёт бюджетных средств, выплатах зарплат и пенсий в рублях, хотя официально до аннексии они не могли распоряжаться российскими бюджетными деньгами. Как деньги на подобные расходы перечислялись в регионы, доподлинно неизвестно. Один из собеседников «Вёрстки» утверждает, что представители пророссийской власти привозили в регион наличные деньги, но найти этому доказанные подтверждения не удалосьi.
Частично финансирование сферы здравоохранения, вероятно, шло и через федеральные центры Минздрава. Например, в октябре 2022 года НМИЦ здоровья детей получил от правительства 353,2 млн рублей на проведение углубленных профилактических медицинских осмотров детей в «ЛДНР», Запорожской и Херсонской областях. В декабре правительство России направило ещё 435 млн рублей на продолжение медосмотров.
Бюджетные расходы: 8 млрд за год
В 2023 году ситуация несколько изменилась: деньги, в том числе на сферу здравоохранения, стали выделять через официальные каналы. Как выяснила «Вёрстка», в течение 2023 года правительство направило на здравоохранение в новоаннексированных регионах более 8 млрд рублей. Данные об этом отражены в межбюджетных трансфертах. Большая часть этих денег — более 80% — полагалась на обеспечение органов власти, контролирующих учреждений и систем обязательного медстрахованияi.
В 2024 году на сферу здравоохранения в новоаннексированных регионах российские власти планируют потратить уже 8,8 млрд рублей.
«Вёрстка» изучила данные госзакупок 178 зарегистрированных учреждений здравоохранения в новоаннексированных регионах. В сумме за 2023 год они потратили более 788 млн рублей. Большая часть этих денег ушла на отопление — порядка 303,6 млн рублей. На расходы, связанные с электричеством, газом и водой, ушло более 187,5 млн. Более 153,1 млн учреждения потратили на закупку медицинских расходников, обслуживание и ремонт медтехники. Ещё 71,1 млн рублей потратили на строительные и ремонтные работы в больницах.
Самыми крупными поставщиками для медучреждений на оккупированных территориях стали государственные унитарные предприятия, поставляющие коммунальные услуги, в том числе дочерние компании «Росатома», поставляющие в больницы электроэнергию. В списке более мелких поставщиков встречаются юрлица из аннексированного десять лет назад Крыма или российских регионов.
Челябинский вор, семья украинского волонтёра и местные бизнесмены: какие фирмы получали тендеры от больниц
Среди поставщиков есть, например, крымское ООО «Стандарт Девелопмент», владелец которого, Николай Строкач, согласно данным утечек, был судим по статьям о краже и хулиганстве в нулевые. «Вёрстке» не удалось найти данные об уголовных делах против Строкача и материалы судов в открытом доступе. Тем не менее, в 2018 году человека с такой же фамилией и инициалами в Челябинске судили за употребление наркотиков и отказ от медосвидетельствования. ООО «Стандарт Девелопмент» несколько лет получало многомиллионные подряды на строительство и ремонт объектов здравоохранения в аннексированном десять лет назад Крыму, а в прошлом году выиграло тендер на капитальный ремонт Мелитопольского онкодиспансера за 32,7 млн рублей.
Другой пример — фармкомпания «Миафарм» из Кабардино-Балкарии. Фирма получила тендер на поставках медикаментов в больницы на 14,5 млн рублей. Она принадлежит местному бизнесмену Амиру Небежеву. Его родственник Ренат Небежев, записаный в телефонных книгах других пользователей как представитель компании «Миафарм», живёт в Днепре, а с началом российского вторжения в Украину вместе с волонтёрами фонда «Стражи Днепра» собирает гуманитарную помощь для солдат ВСУ. На опубликованных снимках, где отмечен Ренат Небежев, среди такой помощи есть и медикаменты.
Ещё несколько юрлиц и индивидуальных предпринимателей, которые получили подряды на крупные суммы от компаний, ранее жили и работали в тех же оккупированных регионах. Например, владелец новосозданного ООО «Вианна» Андрей Милокостов, выигравший тендер на поставку отопления в больницы почти на 14 млн рублей, при украинской власти возглавлял фирму «Луганскпромресурс» и занимался торговлей оборудованием и топливом. Уроженец Запорожья Антон Никитин через своё российское ООО «Тайвест» получил почти 10 млн рублей на ремонт Днепрорудненской горбольницы, хотя до начала войны работал в администрации села Балки Запорожской области.
Вместе с этим, за два месяца 2024 года больницы уже потратили более 25 млн рублей: в основном на коммунальные услуги и обновление компьютерного ПО.
Закупка техники: «Показывали нашу технику и говорили, что это они её купили»
«Вёрстка» не обнаружила на сайте госзакупок информацию о поставках новой медтехники в больницы на оккупированных территориях — таких данных нет и в расходах новосозданных там отделений Минздравов.
Хотя, например, осенью 2022 года официально сообщалось, что херсонский Минздрав якобы закупил новое оборудование для Генической центральной районной больницы. Эту поставку провёл бизнесмен из Санкт-Петербурга Евгений Кузьмин, и уже через год он стал депутатом от «Единой России» в «Херсонской облдуме», где вошёл в комитет по социальным вопросам и здравоохранению.i
В августе 2023 года телеканал «ЗаТВ» опубликовал сюжет о закупках нового медоборудования в бердянскую горбольницу и отметил, что медучреждения региона «обеспечивают оборудованием и лекарствами при поддержке министерства здравоохранения». В этом сюжете показали установленный в городской больнице Бердянска ангиограф и компьютерный томограф.
«Вёрстка» обратила внимание, что аппараты таких же фирм закупали в больницу украинские власти ещё до начала вторжения. Так, томограф марки Neusoft бердянские власти купили в 2018 году за 18,5 млн гривен, а в начале 2019 — запустили в работу. Ангиограф марки Shimadzu бердянские власти купили в 2019 году за 22,9 млн гривен. В сети остались публикации журналистов об установке аппарата в горбольнице. При этом доподлинно установить конкретные модели аппаратов, показанные в сюжетах пророссийских медиа, затруднительно.
«Вёрстка» связалась с одним из чиновников бердянской администрации, курировашим закупку техники для больниц. После начала вторжения он остался жить в оккупации.
«Мы в последние годы закупали много всего, обновляли технику как могли, выбивали её для больниц, — говорит собеседник “Вёрстки”. — Закупили ангиограф, рентген аппараты, ИВЛ, КТ. Тот же инструмент для фиброгастроскопии. А они в своих новостях показывали эту нашу технику и говорили, будто это они её купили и новую привезли! Хотя на деле это всё было в больницах!»
«Вёрстка» обнаружила ещё несколько довоенных закупок, связанных с рентген аппаратами и ИВЛ, но сравнить их с теми, что упоминали пророссийские медиа, невозможно. В части публикаций нет кадров с аппаратурой либо её нельзя идентифицировать.
Вместе с этим, проблемы с поставками медоборудования наблюдаются не только в оккупированных регионах, но и в субъектах России
По словам собеседника «Вёрстки» в одной из региональных администраций ЦФО, чиновники повсеместно столкнулись «с проблемой закупки и обновления высокотехнологичного оборудования».
«Строится большой медицинский центр, главный в регионе. Стены сделают, даже персонал с горем пополам найдут. Но уровень лечения в итоге может не соответствовать тому, зачем его вообще строили, — говорит собеседник “Вёрстки”. — В таких учреждениях, по замыслу Минздрава, да и по обычной логике, должна оказываться помощь, которая невозможна в ФАПе или районной больнице — сложная диагностика с применением томографов, операции повышенной сложности, которыми потом, в случае успеха, гордятся всем регионом и рассказывают на федеральных симпозиумах. Но оборудования для них — сплошь “недружественное”. Немецкое, японское. И с его закупками две беды — с “той стороны” не продают, а с нашей — “импортозамещают”».
По словам источника «Вёрстки», в большинстве случаев, когда необходимое оборудование не находится или его невозможно закупить, медучреждения вынужденно простаивают без него в ожидании, когда закупку удастся завершить.
Чаще всего «имортозамещают» оборудование силами компаний из дружественных стран. К примеру, в этом году в Ставропольском крае закупили шесть компьютерных томографов VENTUM 32S, произведённых в Беларуси. Вместе с этим Калужская областная клиническая больница закупила оптический томограф, произведенный в «недружественной» Южной Кореи. Речь о модели Huvitz HOCT‑1/1F 2023 года выпуска. Хотя Южная Корея в рамках санкций и запретила экспорт 1159 видов товаров в Россию, товаров медицинского назначения среди них нет.
Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал
Медицина на местах: «С трудом можно найти что-то, кроме парацетамола или активированного угля»
По словам жителей новоаннексированных территорий, сегодня ситуация в сфере здравоохранения несравнима с довоенными условиями. Одно из отличий — в отношении некоторых врачей к пациентам.
«Врачи [на местах] те же самые, украинцы, — говорит Михаил, житель села в Херсонской области. — Отношение нормальное, только немного свысока. Когда РФ пришла, они как будто почувствовали свою значимость: вот этому даем лекарства, а другому уже нет. Такие маленькие боги. Пожаловаться некуда, всем все равно. Тут либо ты с ними дружишь, либо будешь забыт и никто тебе не поможет».
Разницу в качестве оказываемых услуг и доступности медицины он объяснил на примере своей мамы. Уже несколько лет пожилая женщина болеет и нуждается в постоянном лечении.
«Мама должна постоянно принимать лекарства, сдавать кровь, — рассказывает Михаил. — Кровь нужно сдавать каждые шесть месяцев, но сейчас берут только раз в год. Врач сказала, если нам так нужны анализы [чаще раза в год], то нам самим нужно ехать в Симферополь и там сдавать. Для моей мамы — это уже как подняться на Говерлуi».
По словам Михаила, ещё одно отличие — в ассортименте лекарств. Житель Херсонской области говорит, что после начала вторжения в местных аптеках не осталось лекарств украинского производства, которые ранее принимала его мама.
«Мама пошла в аптеку, это было где-то к концу весны, — вспоминает Михаил. — Говорит, видит каких-то военных, которые прямо перед аптекой бьют палками коробки с какими-то капсулами, таблетками. Она спрашивает, что они делают. Они говорят, что это лекарства украинского производства и что вы их тут больше не увидите. Эта карательная акция военных по отношению к ящикам с медикаментами была замечена только один раз. Но результат очевиден — никаких медикаментов украинского производства нет».
Михаил отмечает, что по сей день в области люди перепродают друг другу оставшиеся упаковки привычных препаратов украинского производства. Для этого в Facebook организовали целую группу. Стоимость российских лекарств, по его словам, в среднем в два раза выше довоенных украинских цен. Их люди покупают вынуждено, говорит Михаил, но жизненно необходимые получают бесплатно по рецепту врача.
«Мама покупала шоколадку врачу, чтобы та дала лекарств не на 1 месяц, а на 2, ну такая местная коррупция, до РФ такого не было, что-то не нравится — говоришь это вслух, и все потом бегают, чтобы боже упаси не было конфликта», — вспоминает Михаил.
О коррупции на местах рассказал также и бывший сотрудник бердянской администрации. По словам собеседника «Вёрстки», в одной из больниц города врачи «перепродают» медикаменты — предположительно, в аптеки. Опрошенные «Вёрсткой» врачи также отметили, что им известно о подобных случаях.
«Ходили слухи, что многие аптеки торгуют здесь по регионам гуманитаркой, но лично я не видел. Ну, вы знаете, есть такая пословица: кому война, кому мать родна», — говорит Михаил, хирург из Сибири.
В «ЛНР» один из местных телеграм-каналов рассказывал о перепродаже справок об инвалидности, взяточничестве в больницах за проведение операций и лечения, недоплатах сотрудникам.
«До начала СВО медицина в ЛНР существовала за счет гуманитарной помощи, — говорит администратор канала, попросивший не упоминать его имя. — Не было такого скудного ассортимента лекарств, потому что много чего привозили с Украины. Можно было достать практически любые лекарства, в том числе западные. Так было до начала СВО. С 2022 начался хаос и эпоха перемен. Из Украины препараты возить перестали, импортозамещение делалось на скорую руку. Большая часть Республики, которую удалось освободить, вообще осталась в средневековье: там и сейчас с трудом по селам можно найти что-то, кроме парацетамола или активированного угля».
Кадровый голод: «На постоянку желающих нет, пока идут военные действия»
Одной из основных проблем региона помимо коррупции собеседник «Вёрстки» называет нехватку медицинских кадров. «Сюда из остальной России медики (да и вообще любые люди в здравом уме) переезжают неохотно, поэтому другим регионам приходится посылать врачей в командировки как на вахту. На 5 врачебных мест 3 вакантных», — говорит администратор луганского телеграм-канала.
Елена, психолог из Москвы, побывавшая в Луганской области в 2023 году, отвечая на вопрос о нехватке врачей, говорит: «Не было такого, что некому завтра на работу выйти». Но признаёт, что врачам приходилось работать в несколько смен без отдыха.
В Запорожской области наиболее остро нехватка медперсонала заметна в небольших селах и деревнях, отмечает Иван, эндокринолог из Мордовии.
«На “постоянку” желающих нет, пока идут военные действия, — говорит Иван. — Там, они конечно, пытаются нормализовать ситуацию, вакансии выкладывают, Минздрав работает, но особо желающих нет. В Мелитополь как в областной центр Запорожской области сейчас, может быть, и удаётся привлечь [кадры], но в провинциальные городки не особо едут».
В последние два года уровень обеспеченности врачебными кадрами падает практически во всех российских регионах. На 2022 год в сфере не хватало как минимум 75 тысяч сотрудников. Из-за нехватки нужных специалистов в том же году более 44% россиян не получили помощи в поликлиниках, а на станциях скорой помощи продолжалось сокращение числа врачей. В Минздраве нехватку сотрудников на местах объясняют диспропорцией в распределении специалистов между территориями и оттоком кадров в частные клиники.
В начале 2023 года медучреждения в оккупированных частях Запорожской, Херонсонской, Донецкой и Луганской областей не были даже наполовину укомплектованы врачами и медперсоналом. Представители властей же заверяли, что в регионы «хорошими темпами приезжают новые медики и возвращаются старые».
Как подсчитала «Вёрстка», к февралю 2024 года в 178 зарегистрированных больницах и поликлиниках оккупированных областей открыто 824 вакансии. Еще 1250 размещены в архиве. Медучреждения ищут персонал, начиная от уборщиков и тех сотрудников, заканчивая менеджментом.
Для привлечения сотрудников российское правительство в том числе распространило на новоаннексированные земли программы «Земский доктор» и «Земский фельдшер». Они подразумевают дополнительные выплаты медработникам при переселении: до последнего времени выплаты составляли до одного миллиона рублей, а при переселении в удалённые и труднодоступные города и села — до 1,5 млн. По условиям контракта, после получения выплаты медработники обязуются отработать на месте не менее пяти лет. Правда, многие не дожидаются окончания контракта; а основными претензиями к программе называют низкие зарплаты, отсутствие социальной инфраструктуры для проживания и проблемы с обустройством больниц.
В 2023 году на такие выплаты выделили 190 млн рублей. Для того, чтобы покрыть расходы на новоаннексированные территории, власти урезали выплаты врачам в 21 российском регионе, где и до этого наблюдалась нехватка специалистов.
Судя по всему, жертвы оказались напрасны: значительного роста кадров в так называемых ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областях не произошло. Уже в конце 2023 года главврач онкологической больницы Мелитополя Константин Лакунин на прямой линии с Путиным попросил поднять уровень выплат для стимулирования медработников переезжать. Путин в ответ предложил увеличить так называемые «подъёмные» в два разаi.
Впрочем, небольшое число российских врачей всё же переезжают в оккупированные регионы. Так поступил, к примеру, и автор вопроса Путину Константин Лакунин, занявший пост главы мелитопольской онкобольницы. Будучи уроженцем Московской области, он около 20 лет возглавлял центральную больницу в Реутове, в перерывах занимая должности то в Минздраве Московской области, то в медакадемии им. И. М. Сеченова.
В период работы в Реутове Лакунина судили по делу о клевете. Заявление на него подала Татьяна Амелина, пациентка родильного отделения, ребенок которой, по её словам, пострадал от действий врачей и впоследствии умер от нанесенных травм, а сама женщина после родов получила инвалидность. Лакунин тогда заявил, что цель женщины, которая подавала жалобы и требовала наказать врачей, в личном обогащении. Суд оправдал главврача больницы.
«Вы знаете, я их всех простила, — говорит Татьяна Амелина корреспонденту “Вёрстки”. — Это было почти 20 лет назад. Я решила их простить. По Лакунину я хотела задать только один вопрос — а каким боком он руководит онкобольницей, когда он сам по специальности не онколог, а нейрохирург?»
В Запорожскую область Лакунин перебрался из Реутова после войны. Онкобольницу в Мелитополе он официально возглавил в феврале 2023 года, а в декабре 2023 стал главой профсоюза медиков.
«Формы нашего взаимодействия будут совершенно разные. Помимо общественной работы по защите прав работников отрасли, мы будем проводить и спортивные праздники, соревнования, конкурс на лучшую медсестру, КВН и много интересного», — комментировал он своё назначение главой профсоюза.
«Вёрстка» обнаружила, что в конце февраля Лакунин обновил резюме на одном из сайтов поиска работы. Он отметил, что ищет работу главврачом снова в Реутове с желаемой зарплатой в $2500 или 229 тысяч рублей. При этом опыт работы в оккупированных регионах в резюме он не указал.
Разница в зарплатах: «Нам ваши деньги не нужны»
Как говорят собеседники «Вёрстки» из числа жителей регионов, проблема не только в привлечении новых сотрудников, но и в удержании старых. В первые месяцы оккупации пророссийские власти вводили в регионах специальные выплаты для местных медиков: по 15 тысяч рублей сверх зарплаты. Один из собеседников «Вёрстки», экс-чиновник из Запорожской области рассказал, что в начале оккупации люди неохотно шли на сотрудничество, но вскоре стало ясно, что российская армия не планирует уходить с украинских территорий.
«Когда банки открылись, они начали работать через Крым, а все украинские счета были закрыты. Люди в городе остались без денег, — говорит источник. — Они [представители пророссийской власти] приезжали с “камазами” налички и раздавали за работу. Изначально 80% местных сказали: “Нам ваши деньги не нужны”. Но время шло, запасы еды, воды у людей заканчивались. И, конечно, люди пошли искать работу, чтобы хоть как-то выживать в этих условиях».
Экс-сотрудник одного из госпиталей в Донецкой области рассказывает, что частая причина для недовольства — разница в зарплатах обычных медработников и их руководства. Об аналогичных проблемах говорят медики из «ЛНР», а также сотрудники бердянского медколледжа.
«Например, ты, работая на несколько ставок получаешь, условно 30 тысяч рублей со всеми возможными надбавками, а твой начальник, который появляется на работе на 3 – 4 часа, выписывает сам себе премии и получает по 100 тысяч. Смотришь на это, сначала терпишь, а потом думаешь, да идите вы все в жопу», — говорит собеседник издания.
Официально на 1 июля 2023 года в «ДНР» средняя зарплата врача составила 59 276 рублей, а у медперсонала — 42 868. В декабре, по отчётам властей, зарплаты врачей выросли до 64 тысяч рублей, среднего медперсонала — до 44 тысяч, младшего медперсонала — до 28 тысяч.
Собеседник «Вёрстки» отмечает, что суммы завышены: «Они же вычисляют среднюю зарплату, складывая при этом зарплату начальства. А там, вы понимаете, у кого фантазии на какие цифры хватит».
В объявлениях о свободных вакансиях медсотрудников в «ДНР», которые удалось обнаружить «Вёрстке», администрации медучреждений также указывали зарплаты куда ниже официальных. К примеру, в Макеевке врачам предлагали 24 – 28 тысяч рублей в месяц, в Енакиево среднему медперсоналу обещали 25 тысяч рублей в месяц, а техническим специалистам (уборщики, сантехники, дворники) в Горловке — 18 – 19 тысяч рублей в месяц.
В больницах «ЛНР» тем временем врачам предлагают в среднем 19 – 36 тысяч рублей, медперсоналу — 16 – 25 тысяч рублей, а техническим сотрудникам — 16 – 20 тысяч. В оккупированной части Херсонской области «Вёрстке» удалось найти вакансии лишь в одной больнице — Каховской ЦРБ. Там врачам предлагали порядка 80 тысяч рублей, среднему медперсоналу — 50 – 60 тысяч, а уборщику — 30 тысяч рублей.
Самые высокие зарплаты в больницах на оккупированных частях Запорожской области. Так, к примеру, врачам в Мелитопольской больнице готовы предложить до 50 – 100 тысяч рублей в месяц, в зависимости от квалификации, а в Приморской ЦРБ зарплатная вилка составляет 25 – 120 тысяч, также в зависимости от квалификации специалиста.
Страх преследования: «Я не знаю, можно ли здесь кого-то считать коллаборантом»
«Очень большой аспект моей работы в Мариуполе был связан с оказанием психологической помощи самим медработникам, которые там живут, — вспоминает психолог Елена. — Мало того, что они сами страдают, они же ещё должны и помогать».
Десятки медиков, проживающих в зоне оккупации, отказались говорить с «Вёрсткой». Одни ссылались на то, что им нечего сказать. Другие говорили про страх преследования и деанонимизации. «Никто не может ничего мне гарантировать», — ответила «Вёрстке» одна из медсестер через посредника: лишь на таких условиях девушка согласилась пояснить причины отказа.
«Они сейчас стараются не светиться, да», — сказал один из российских врачей, рассуждая об украинских коллегах.
Несколько собеседников «Вёрстки», выступавшие посредниками при связях с врачами на местах, объяснили, что часть медиков опасается преследования со стороны пророссийских властей. Экс-чиновник из горадминистрации в Запорожской области рассказал «Вёрстке», как сам в начале вторжения пострадал от такого преследования. Он пережил пытки и провел в заключении несколько месяцев. Об условиях своего освобождения собеседник «Вёрстки» говорить публично отказался.
«Мне они предлагали пост в администрации. Я отказался, — вспоминает он. — Это было еще в первую неделю оккупации. После этого меня вывезли куда-то в их помещения, держали там и избивали. Так происходило с людьми до тех пор, пока не находился тот, кто согласится. А [учитывая], что тебя ждет за отказ, очень сложно не согласиться. У меня семьи не было в городе на тот момент, мне нечего было терять. А у тех, у кого родные оставались — было что. Поэтому я не знаю, можно ли здесь кого-то считать коллаборантом».
Еще одна причина, по которой медики отказываются от интервью — страх возбуждения дел о коллаборационизме в Украине. Это преступление, по которому украинские власти судят тех, кто пошел на сотрудничество с оккупационными администрациями. Тем не менее, по разъяснениям суда, обвиняемыми в коллаборационизме могут стать лишь медики, которые заняли руководящие посты, публично поддержали пророссийскую власть и всячески способствовали её деятельности.
Украинские СМИ регулярно публикуют материалы с разоблачением тех, кто пошел на сотрудничество с оккупационными властями. Героиней одного из материалов оказалась главврач Приморской ЦРБ Наталья Бровченко, которая, по данным СМИ, участвовала в организации референдума в 2022 году и передавала пророссийской власти списки врачей, подлежащих мобилизации. Также журналисты писали, что главврач Мариупольской больницы скорой помощи Сергей Орлеанский после вторжения и оккупации сохранил пост, а в сюжете «Первого канала» рассказал об обстрелах города военными полка «Азов». Сейчас жена главврача больницы Галина Орлеанская ведёт программу о медицине на пророссийском телеканале «Мариуполь 24», а сын — работает в той же больнице, что и его отец.
В «ЛНР» подобные публикации касались главврача больницы города Счастье Олега Супруна. В 2015 году медик получил звание «Заслуженного врача Украины», но в 2022 поддержал оккупационную власть. «Супрун — человек старой закалки и будет хвалить любую власть и любого министра здравоохранения», — говорит редактор местного телеграм-канала.
«Люди привыкли переобуваться в нужное время: поверьте, вчерашние врачи, которые лечили российских военных, после прихода ВСУ будут петь гимн Украины в вышиванке», — говорит Михаил, житель Херсонской области.
Вместе с этим, украинское законодательство предусматривает ответственность за получение российского паспорта в оккупации. В январе этого года Владимир Зеленский внёс проект закона об изъятии имущества тех, кто добровольно сменил гражданство.
Пророссийские СМИ на оккупированных территориях регулярно публикуют сообщения о том, сколько человек получили российский паспорт. Михаил из Херсонской области объясняет, что простые жители часто идут на это вынужденно, чтобы получить полис медстрахования и бесплатную медпомощь: «Постоянно медики говорили [маме], что в будущем без паспорта РФ вам лекарства бесплатно не дадут, нужно брать паспорт. Ну мама и взяла паспорт». В то же время, судя по постановлению российского правительства, украинцы в оккупированных регионах продолжают получать медицинскую помощь в рамках базовой программы обязательного медицинского страхования. Она не требует смены гражданства и получения полиса.
Собеседники «Вёрстки» отмечают, что их знакомые медики тоже были вынуждены сменить гражданство для того, чтобы беспрепятственно получать зарплату. Тем не менее, как рассказывает собеседник «Вёрстки» из Запорожской области, часть врачей остались в оккупации и продолжают работу ради собственных пациентов — без притязаний на руководящие посты и желания стать российскими гражданами.
«Я знаю врачей, которые оставались тупо потому, что не могли бросить пациентов. Одна моя знакомая кардиолог так и сказала: “Я не поеду, на кого я их оставлю, их тут просто убьют”, — вспоминает он. — А у нее в пациентах в основном пожилые люди. Так она осталась и хоть присматривает за ними, лекарства добывает, которые реально могут помочь. Повезло этим бабушкам и дедушкам».
Идейные различия: «У них не было войны до начала СВО, понимаете?»
«Я видел людей, которые занимались тем делом, на которое они не подписывались, — говорит терапевт Алексей. — Например, молодой коллега, который был единственным врачом на сотни человек. Обычный, тихий, улыбчивый парень, а он тем временем провел в этой больнице под обстрелами много времени, видел гибель своих коллег. В жизни я бы по нему не сказал, что он пережил такое, а он пережил, справился».
Михаил вспоминает историю коллег по больнице, которые фактически поселились в ней с первых обстрелов. «Когда началась… когда начались боевые действия, там на смену как раз пришла хирург, великолепная доктор, и был еще заведующий, — говорит Михаил. — Они друг друга сменяли и так до лета в больнице оставались жить и работать».
Российские врачи, с которыми побеседовала «Вёрстка», говорят, что не знают случаев, чтобы местные медики были бы чем-то недовольны или высказывали им претензии. Но в ответах на вопрос о негативе со стороны пациентов собеседники «Вёрстки» разделились.
Алексей, терапевт из Санкт-Петербурга, говорит, что «очень удивился бы, если бы столкнулся с массовыми случаями хейта в свой адрес».
«Потому что я приехал и лечил. Это же больные люди, которым нужна помощь. И я не видел я ни одного случая хейта в свой адрес. Я не помню такого от слова совсем, — говорит Алексей. — Пришел пациент, я его проконсультировал, какую-то первичную помощь оказал, где-то скорректировал терапию, где-то назначил новую, отправил домой. Все люди так или иначе понимали, что с медицинской помощью трудно. А тут я приехал, все сделал. Если вдруг у кого-то там даже и были какие-то мысли… то, что ему помогли, не давало этим мыслям всплыть».
Михаил из Сибири, отвечая на вопрос о негативном отношении, говорит: «Вы же понимаете — либо “ДНР/ЛНР”, которые, восемь лет оказывали сопротивление, либо Запорожье/Херсон, у которых все это время другая ситуация была?» При просьбе пояснить, он уточняет, что «в “ДНР” и “ЛНР” восемь лет шла война», в то время как в Херсонской и Запорожской областях её не было.
«Люди, естественно, все разные. Я не хочу в политику вдаваться. Такие понятия, как “ждуны” не хочу говорить, — рассуждает Михаил. — Мы в ДНР когда шли, они нас действительно ждали. В Донецке люди ждали. В Мариуполе, это тоже ДНР, хотя город был под контролем Украины, но, тем не менее, тоже ждали. А Херсонская область… У них не было войны до начала СВО, понимаете? Даже донецкие говорят, что они там бандеровцы».
Большинство опрошенных «Вёрсткой» врачей в ходе разговоров говорили, что поддерживают действия российской армии на территории Украины и находили этому разные объяснения: от историй про жестокость солдат ВСУ до историй героизма российских военных. При этом все собеседники «Вёрстки» утверждают, что ехали лечить мирных жителей, пострадавших физически и морально, потерявших свои дома и близких.
«Помните, был такой вопрос: “Где вы были восемь лет?” Все эти восемь лет я представлял чуть лучше, чем в среднем по стране, что происходит в народных республиках, что там зачастую гуманитарный коллапс, что там нет врачей и так далее, — говорит терапевт из Санкт-Петербурга Алексей. — Я понимал, что всё то же самое, только в острой фазе будет в зоне боевых действий или в зоне, где боевые действия были только что. Поэтому я понял, что если до этого я не ездил [туда] как волонтер, то сейчас уж точно самое время. Люди страдают — надо поехать и помочь, чем могу».
Инфографика: Эль
Иллюстрации: Дмитрий Осинников
Поддержать «Вёрстку» можно из любой страны мира — это всё ещё безопасно и очень важно. Нам очень нужна ваша поддержка сейчас. Как нам помочь →