«Работать надо тихо»: кто и зачем помогает украинцам в России

Тысячи человек в России помогают вывезенным на территорию страны украинцам: собирают деньги, покупают продукты и одежду, способствуют в поиске работы и организуют переезды за границу. Их деятельность не контролируется государством или какими-либо структурами.

Эти люди никак не связаны друг с другом: они не состоят в одной организации, не живут в одном городе, многие из них не были знакомы друг с другом до начала войны. Их объединяет лишь помощь людям, вынужденным бежать из-под обстрелов, и внимание со стороны российских силовиков, недовольных их активностью. «Вёрстка» вместе с каналом «Можем объяснить» рассказывает, как живут независимые волонтёры в России и с какими трудностями они сталкиваются. 

Чтобы не пропустить другие материалы «Вёрстки», подпишитесь на наш телеграм-канал

«Мы хотели просто помочь людям, пострадавшим от агрессии»

В России с 24 февраля усилилось давление на тех, кто не согласен с решениями властей. Одни за другими появляются уголовные и административные дела о дискредитации армии. Но преследуют не только политических активистов. Параллельно стали появляться и сообщения о давлении на так называемых «неофициальных» волонтёров. 

Это люди, которые оказывают помощь перевезённым в Россию украинцам из оккупированных территорий: собирают для них одежду, еду, телефоны, ищут деньги на жизнь и билеты в более безопасные страны. 

В некоторых случаях внимание силовиков ограничивалось беседой, а в других полиция переходила к более конкретным действиям, и волонтёры вынуждены были свернуть работу. Иногда давление происходило со стороны не только силовиков, но и неизвестных «активистов».

Например, в Пензе кто-то изрисовал двери пенсионерке Ирине Гурской и юристу Игорю Жулимову, которые помогали перевезённым гражданам Украины. Неизвестные оставили надписи, в которых волонтёры назывались «пособниками нацистов». Также двери испортили двум журналистам, которые делали материал про Гурскую и Жулимова — Екатерине и Евгению Малышевым.

Вслед за инцидентом Гурскую вызвали на «беседу» в полицию. А после этого, в конце апреля, она перестала выходить на связь. На фоне этих событий другие независимые волонтёры в Пензе, которые вместе с ней занимались помощью украинцам, объявили о прекращении работы и заблокировали счета для пожертвований. Сама Ирина Гурская не выходит на связь до сих пор.

В мае из-за давления полиции работу также пришлось прекратить волонтёрам в Твери. Одна из них, Вероника Тимакина, рассказала «Вёрстке», что силовики расспрашивали украинцев, которым она помогала, не занималась ли Тимакина агитационной деятельностью, не фотографировала ли она их и не предлагала ли вступить в какую-либо партию. Незадолго до этого в её доме прошёл обыск по уголовному делу о распространении фейков про российскую армию. Его возбудили из-за публикаций в анонимном телеграм-канале. Тимакина проходит по этому делу свидетелем: она говорит, что никаких публикаций в канале не делала и лишь читала его. Из-за вмешательства силовиков ей пришлось не только свернуть волонтёрскую деятельность, но и покинуть страну. 

По её словам, никакой политической подоплёки в её волонтёрской работе не было. «Мы хотели просто помочь людям, пострадавшим от агрессии, организовать им какой-то минимальный комфорт, — объясняет Тимакина. — Эти люди лишились всего, у очень многих погибли близкие. Ты можешь сделать хоть что-то: принести лекарства, одежду, найти компьютерное кресло, чтобы человеку было удобно работать, привезти еду, телефоны. Всё это важно. Мы старались это делать, пока была возможность». 

Теперь, после её отъезда, украинцам в Твери помогают москвичи. Добровольцы собирают список того, что нужно привезти в ПВР (пункт временного размещения для «беженцев». — Прим. «Вёрстки»), и организуют общую доставку. Такая же ситуация сложилась и в Пензе: с момента исчезновения Гурской помощь для украинцев, оказавшихся в городе, собирают волонтёры из других городов по адресным запросам.

Формальных поводов преследовать волонтёров у силовиков нет, и почему они это делают — в точности неизвестно. Московский мундеп Елена Русакова, также помогающая перевезённым в Россию украинцам, считает, что всё дело в том, что российская власть боится появления военного сопротивления. 

«Сейчас вся жизнь в России устроена так, что официальные структуры должны противодействовать любой активной деятельности граждан, — говорит Русакова. — Преследуются и кажутся подозрительными абсолютно любые телодвижения, которые не продиктованы государством. Хотя всем понятно, что делают волонтёры, но даже их всё равно боятся». 

Чтобы не пропустить другие материалы «Вёрстки», подпишитесь на наш телеграм-канал

«Каждый помогает в меру своих сил и возможностей»

С начала войны в Россию депортировали как минимум 1,5 миллиона граждан Украины, преимущественно из Мариуполя. У многих из них не было времени и возможности собрать вещи, документы, деньги. Украинские банковские карты и приложения государственных услуг на территории России оказались заблокированы.

Власти анонсировали открытие пунктов приёма гуманитарной помощи и развернули ПВР в зданиях хостелов, гостиниц, санаториев в разных регионах страны, включая отдалённые. Параллельно «Единая Россия» перепрофилировала свои волонтёрские движения для работы с так называемыми беженцами. 

Но независимые волонтёры говорят, что меры, принятые государством, не обеспечивают перевезённым украинцам даже минимального комфорта. «Эта система работает по принципу равнодушия, — говорит Алёна, независимая волонтёрка из Москвы. — В большинстве ПВР людям не предоставляют предметы личной гигиены, бельё, одежду, а многие ведь приехали в зимних вещах, в которых сидели в подвале. Им не выплачивают обещанные 10 тысяч рублей, украинские карточки не работают. Когда будут готовы их документы — неизвестно. Оформить их — длительный процесс, который тоже требует денег на переводы имеющихся документов. Снять квартиру сложно: украинцам сдают неохотно, власти в этом ничем не помогают. Устроиться на работу без оформления временного убежища тоже тяжело, да и с ним не все вакансии доступны для иностранцев». 

Именно поэтому Алёна и тысячи других россиян с начала войны объединились в так называемые «неофициальные» волонтёрские движения. Они берут на себя обязательства, которые не выполняют органы власти и «официальные» волонтёры. Помогают людям и целым семьям решать проблемы, с которыми им не может помочь государство: организуют денежные сборы, собирают нужную информацию и сопровождают в оформлении документов.

Такие волонтёрские движения часто организуются спонтанно. «Если я не путаю, ПВР у нас есть в 80 регионах, — говорит правозащитница Александра Крыленкова. — И в большинстве регионов есть группы людей, которые вместе помогают украинцам. Например, это может быть компания друзей. Им поступил запрос: кому-то из знакомых, у кого родственники в ПВР, позвонили и сказали, что нет памперсов. Ребята организовались, привезли на весь ПВР памперсы и в процессе выяснили, что нужен ещё и стоматолог. Нашли стоматолога, который готов за материалы вылечить зубы, собрали на это денег среди друзей. Как-то так это происходит, на уровне сарафанного радио».

Крыленкова и сама помогает жителям Украины с транспортировкой и выездом из России за рубеж. Всё началось с того, что ей позвонили друзья и попросили довезти украинскую семью из одного места в другое. Дальше помощь понадобилась ещё одним знакомым, а они передали её номер третьим.

Елена Русакова, муниципальный депутат из Москвы, рассказывает, что однажды команда волонтёров спонтанно организовалась после её поста в соцсетях. «Я узнала из какой-то публикации, что привезли более трёхсот человек в посёлок Врангель в Приморском крае, — рассказывает она. — Написала пост, мол, нет ли у кого знакомых в Приморском крае. Другие люди начали делать перепосты. В итоге нашлись добровольцы, готовые помогать, — из Владивостока, из самого Врангеля и соседнего посёлка. Так возникла волонтёрская группа, которая и сейчас работает чрезвычайно успешно и эффективно». 

Сама Русакова помогает украинцам во взаимодействии с органами власти в России, пишет обращения на имя уполномоченной по правам человека и в правозащитные организации. 

Сегодня среди «неофициальных» волонтёров тысячи людей разных профессий и возрастов. Как правило, они организуются через общие чаты и соцсети. Там же ведётся взаимодействие с вывезенными украинцами, сбор заявок на помощь и поиск новых волонтёров.

Волонтёрка Мария из Москвы собирает заявки о помощи и мониторит сообщения в одном из таких чатов. Она объясняет, что регламентированных рабочих часов у волонтёров нет, каждый помогает в силу возможностей. «У некоторых есть какая-то подушка безопасности, и они могут позволить себе тратить на волонтёрскую работу чуть больше времени, — рассказывает Мария. — Есть люди, как я, которые работают полный день и тратят на волонтёрство  свободные часы. Правда, у меня ощущение, что помощь беженцам занимает вообще всё моё время, не только свободное. К тебе приходят люди, которые узнали о тебе от знакомых, пишут среди ночи. Мало у кого найдётся сила воли сказать: “Вы знаете, я сейчас занята, я вам не помогу”». 

Правозащитница Александра Крыленкова объясняет, что такое независимое волонтёрство устроено горизонтально — в нём нет лидеров и структуры. «Люди передают контакты из рук в руки, — говорит она. — Кому-то помогли — он рассказал другим. Так по цепочке от одного другому передаётся и помогается». 

«Ты не можешь лечь под танк и прекратить войну этим»

Из-за преследования и давления некоторые волонтёрские группы приостановили работу, но тысячи других продолжают помогать вывезенным украинцам. Собеседники «Вёрстки» говорят, что для них главная причина участвовать в таких движениях — эмпатия и желание хоть чем-то помочь людям, вынужденным бежать от российских бомб. Некоторые на вопросы об их мотивации отвечают: «А как иначе сохранить рассудок?».

«Это такая наша ответственность, задача, — говорит Александра Крыленкова. — Лично мне это даёт ощущение, что я не совсем бесполезна. Это мой внутренний запрос, чтобы, простите за пошлость, мне за себя не было противно. Хотя, если честно, когда мне украинцы говорят спасибо, каждый раз хочется плакать».

Волонтёрка Мария говорит, что для неё помощь другим — это способ хоть что-то делать в ситуации, когда она чувствует себя беспомощной. «Ты не можешь лечь под танк и прекратить войну этим, он тебя просто переедет, — говорит она. — Ты можешь только сидеть и смотреть, как происходят совершенно чудовищные вещи. Помимо помощи людям, лично для меня волонтёрство — это способ хоть как-то противостоять войне. Такая паллиативная мера. Мы не можем ничего сделать с тем, что уже произошло. Но если помогать другим, это снижает градус отчаяния. Мы часто обсуждаем между собой, что не очень понятно, кто кому на самом деле помогает». 

Мария говорит, что сейчас волонтёрством занимаются много непубличных людей, которые раньше никогда не участвовали в подобных проектах помощи. Многие из них вынуждены скрывать свою деятельность от работодателей, коллег и малознакомых людей. Одни боятся увольнений, другие — доносов.

«Есть те, кто поначалу рассуждает в стиле: “А что мне за это будет? Я же просто помогаю”, — говорит Мария. — Действительно, казалось бы, это гуманитарная, совсем не политическая штука. Но на самом деле она ещё какая политическая. Осознание приходит быстро — работать надо тихо».

Фото на обложке: UN Women / Flickr

Регина Гималова