«Это один из видов мародёрства: у кого-то стиральную машинку забрали, а у кого-то — ребёнка»

Международный уголовный суд обвинил президента России Владимира Путина и уполномоченную по правам ребёнка Марию Львову-Белову в депортации украинских детей. Сама Львова-Белова заявила, что ей неизвестно, о чём идёт речь, а подозрения суда «не имеют под собой никакого основания». Почему «спасать» вывезенных из Украины детей, отдавая их в российские семьи, — незаконно и как нужно было организовать эвакуацию, «Вёрстка» разобралась вместе с экспертами по международному праву.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

В чём состоит преступление

Депортация гражданского населения, в том числе детей, запрещена несколькими международными актами. Действия Владимира Путина и Марии Львовой-Беловой МУС квалифицировал по статье 8 Римского статута — «Военные преступления».

Путина и Львову-Белову обвиняют в «незаконной депортации, перемещении или незаконном лишении свободы» и «депортации или перемещении части населения оккупируемой территории в пределах границ или за пределы этой территории». Согласно статьям 8 (2)(a)(vii) и 8 (2)(b)(viii) Римского статута это — военные преступления, нарушающие Женевские конвенции от 12 августа 1949 года.

По мнению адвоката Ольги Гнездиловой, депортацию детей нельзя оправдать никакими «благими целями», в том числе спасением детей из опасного места: «Вы эту опасность сами создали, а теперь говорите, что спасаете этих детей? — рассуждает Гнездилова. — Поэтому международное право говорит: мы не будем разбираться в целях перемещения, депортация запрещена — и всё».

Специалист по международному праву Сергей Голубок напоминает — МУС занимается ответственностью не государств, а физических лиц. Адвокат отмечает, что согласно статье 31 Римского статута, человек не может привлекаться к уголовной ответственности, если защищал себя или кого-то другого от насилия. «Для этого и существует суд, чтобы во всём этом разбираться. Защита вполне может заявлять соответствующие аргументы, — пояснил Голубок. — Другое дело, что российские власти абсолютно не оспаривают факты вывоза детей с оккупированных территорий. Более того — они их подтверждают».

Обвинения в депортации детей не позволят суду обойти самый главный вопрос — легально ли территории присоединены к России, с которых вывозили детей, уверен Голубок. «Путин и Львова-Белова считают, что это не оккупированные, а присоединённые территории. Значит, это не депортация, а эвакуация. Но с точки зрения международного права [территории] не присоединены к России легально, это оккупированная территория Украины», — объясняет адвокат.

Как следует из доклада Независимой международной комиссии по расследованию нарушений на Украине при Совете ООН по правам человека, перемещения детей в Россию «не были оправданы соображениями безопасности или здоровья». МУС может использовать материалы этого доклада во время расследования, говорит Ольга Гнездилова.

Комиссия ООН утверждает, что российские власти не пытались установить контакт с родственниками детей или с украинскими официальными лицами. Напротив, родители и опекуны «столкнулись со множеством препятствий в установлении контакта, воссоединении семьи и возвращении детей в Украину». Адвокат Нина Боер подтверждает — все известные ей случаи воссоединения детей с украинскими родственниками или опекунами требовали колоссальных временных и денежных затрат и стали возможны благодаря личным усилиям и упорству семей.

Отдельно в докладе отмечается, что перемещения должны были быть временными, но «по разным причинам большинство из них стали затяжными». Нина Боер поясняет: «временный характер» предполагает, что при первой же возможности необходимо связаться с украинскими властями. «Можно говорить, конечно, что вторая сторона не выходит на контакт и перенаправить детей невозможно, — говорит адвокат. — Но об этом должны были публично объявлять и предоставлять доказательства».

Комиссия ООН также указывала, что смена гражданства и имён детей и их семейное устройство в России — это меры, которые могут иметь серьёзные последствия для личности ребёнка, нарушают права ребёнка на сохранение своей личности.

По словам Нины Боер, публичные заявления российских властей, в том числе Львовой-Беловой, говорят о том, что Россия в принципе не инициировала переговоры о возвращении детей, не рассматривала возможность их возвращения и что целью перемещения этих детей было их «перевоспитание».

Как нужно было спасать детей

Комиссия ООН рекомендовала российским властям предоставлять Украине достоверную и исчерпывающую информацию о количестве и местонахождении всех перемещённых детей, способствовать общению детей с их семьями и инициировать их возвращение в Украину.

Ольга Гнездилова объясняет: чтобы избежать обвинений в депортации и перемещении детей с оккупированных территорий, российским властям необходимо было изначально обеспечить гуманитарные коридоры для выезда мирного населения вглубь Украины или в третьи страны.

«Когда стало понятно, что вглубь Украины эвакуацию детей организовать не получится, Турция предлагала свои суда, чтобы эвакуировать мирное население по морю, — говорит Гнездилова. — Потом бы эти люди сами решали, хотят они уехать на Западную Украину или остаться где-то ещё. Но им в этом было отказано».

С этим соглашается адвокат Сергей Голубок: «Как надо было действовать, если дети были под бомбёжками? Разбираться индивидуально, искать украинских родственников этих детей, перевозить их в Украину, подальше от линии фронта, — перечисляет Голубок. — Но точно не отдавать на усыновление в российские семьи. Международное право запрещает менять демографический состав на оккупированной территории».

Конечно, Россия «исходила из того, что это её территории», говорит Голубок. Но это не имеет значения, подчёркивает Гнездилова, поскольку в юридическом смысле оккупированные территории — это не только те, которые провозгласили «присоединёнными», но и вообще все, на которых был установлен военный контроль страны-агрессора.

Украинских детей из детдомов и домов-интернатов — то есть находящихся под опекой государства — следовало вывозить на территории, подконтрольные Киеву. «Внутреннее законодательство любой страны не даёт полномочия никакому директору детского дома принимать решения о перемещении детей на территорию страны-агрессора. Это входит в конфликт с правами ребёнка», — говорит Гнездилова.

По словам Нины Боер, не имеет значения, находились вывезенные дети в государственном учреждении или в семье, имели родственников в Украине или нет, поскольку «вся система была направлена на то, чтобы переместить гражданских лиц на территорию Российской Федерации». У всех людей, в том числе у детей, подчёркивает Боер, есть право на свободу передвижения. Но Россия проводила военную операцию таким образом, что реальной возможности свободно решать, куда уехать, у людей на оккупированных территориях просто не оставалось.

Раненых гражданских, включая детей, оккупационным властям также необходимо было доставлять в медицинские учреждения на территории Украины.

«Это делается по взаимной договорённости воюющих сторон, обеспечиваются дорога, время проезда, маркируются специальным образом машины, на них пишется „Дети“, — говорит Ольга Гнездилова. — Если это раненые, то на машинах или автобусах должен быть видный красный крест. И так люди перевозятся на безопасную территорию, которой для людей является территория их страны, а не территория страны-агрессора».

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

Будущее детей

«Перемещение детей — серьёзное преступление именно потому, что в Россию фактически забрали несколько тысяч граждан Украины, — говорит Ольга Гнездилова. — Дети — это тоже ресурс. И [когда] их сейчас активно усыновляют — это просто один из видов мародёрства. Только у кого-то стиральную машинку забрали, а у кого-то ребёнка».

«Спасать детей — это не перевозить их на территорию государства-оккупанта, усыновлять и удочерять там», — соглашается Сергей Голубок.

На вопрос, какой будет судьба украинских детей, перевезённых в Россию, если Путина и Львову-Белову осудят, Голубок отвечает, что дети в этом процессе — потерпевшие, и они будут иметь право на компенсацию и сатисфакцию.

Для помощи пострадавшим детям ордер — это скорее символический жест, восстановить их права можно и без решения МУС, говорят опрошенные «Вёрсткой» эксперты. «Суд занимается уголовной ответственностью физических лиц, а не семейными делами. Судьбой детей должны заниматься компетентные органы России и Украины, — объясняет Голубок. — Есть Конвенция о правах ребёнка, в которой участвуют и Россия, и Украина. Надо поступать в соответствии с ней».

Ольга Гнездилова считает, что прежде всего необходимо действовать в интересах детей, но здесь есть важная проблема — просто изъять их из российских семей уже нельзя: «В России действует тайна усыновления, и если дети будут усыновлены или удочерены и им поменяют имена, документы, даты рождения, никто уже не узнает, где они находятся. Если их родная мать в Украине найдётся, она не найдёт такого ребёнка в России, даже если российские власти захотят ей помочь».

Если после устройства в российскую семью пройдёт достаточно много времени и ребёнок привыкнет к новым родителям, разлука с ними будет для него травматична. Если перемещённого украинского ребёнка не усыновят в России, вернуть его на родину будет проще с точки зрения его психологической безопасности, но опрошенные «Вёрсткой» эксперты говорят, что сейчас «никакого учёта украинских детей не ведётся» и разыскать их для возвращения домой будет сложно.

«В любом случае, преступление будет считаться совершённым, потому что оно начинается в момент депортации, — подчёркивает Гнездилова. — Возвращение может стать смягчающим обстоятельством, но не будет означать, что ничего не произошло».

К тому же сейчас российские власти фактически русифицируют вывезенных украинских детей и детей на оккупированных территориях — и в будущем это может осложнить их возвращение домой. «На этих территориях сразу меняется учебная программа, если мы говорим о школьниках, — говорит адвокат. — У нас с первого класса детям преподают уроки о смысле этой войны. То есть дети подвергаются ещё и идеологической обработке».

Лишение национальной идентичности — это преступление, которое может быть квалифицировано как геноцид, отмечает Нина Боер, поскольку в Конвенции о предупреждении преступления геноцида отдельно прописано, что под геноцидом понимается в том числе насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую.

«Российские пропагандисты и чиновники неоднократно формулировали, что цель „специальной военной операции“ — денацификация, то есть лишение национальной идентичности, — говорит Боер. — И мне кажется, что состав преступления геноцида здесь есть. Возможно, это будет российским чиновникам предъявлено».

Боер приводит в пример программы в национал-социалистической Германии, когда детей изымали из семей, чтобы воспитать из них «истинных арийцев», австралийскую программу по принудительному изъятию детей у местных народов и британскую программу «Дети-мигранты» — в её в рамках детей из неблагополучных семей принудительно отправляли в бывшие британские колонии, в том числе в Австралию.

Адвокат подчёркивает, что в оценке подобных программ важна не столько юридическая сторона вопроса, сколько этическая и психологическая: «Будущее ребёнка в этом смысле не должно определяться юристами. Сейчас его туда переместили, потом сюда… Это недопустимое отношение к ребёнку. Исследования показывают — лишение идентичности приводит к трагическим изменениям в судьбе человека».

Иллюстрация на обложке: Дмитрий Осинников

Редакция «Вёрстки»